Отец полюбил Яньань. Люди там казались ему исполненными энтузиазма, оптимизма и целеустремленности. Руководители партии жили скромно, как все, отнюдь не так, как гоминьдановские чиновники. Демократии в городе не было, но по сравнению с местами, откуда пришел отец, здесь царила просто райская честность.
В 1942 году Мао начал кампанию «по исправлению стиля» и призывал выступать с критикой яньанских порядков. Группа молодых слушателей из академии во главе с Ван Шивэем, включающая моего отца, расклеила стенгазеты — дацзыбао («газеты с большими иероглифами») с критикой партийного руководства и требованиями большей свободы и права на самовыражение. Этот поступок вызвал бурю, почитать стенгазеты пришел сам Мао.
Мао не понравилось то, что он увидел, и он превратил свою кампанию в охоту на ведьм. Ван Шивэя обвинили в том, что он троцкист и шпион. Ай Сыци, главный идеолог марксизма в Китае и один из руководителей академии, сказал про отца, своего самого молодого сотрудника, что он «совершил очень наивную ошибку». Раньше Ай Сыци часто хвалил отца за «блестящий, острый ум». Отец и его друзья подверглись жесткой критике и должны были из месяца в месяц критиковать сами себя на собраниях. Им говорили, что они нарушили порядок в Яньани и ослабили единство и дисциплину в партии, а это могло повредить великой задаче спасения Китая от японцев — а также от нищеты и несправедливости. Раз за разом партийные лидеры внушали им абсолютную необходимость беспрекословного повиновения партии ради общего дела.
Академию закрыли, а отца послали преподавать древнекитайскую историю полуграмотным крестьянам — чиновникам в Центральной партийной школе. Но испытание обратило его в веру. Как множество молодых людей, он решил посвятить свою жизнь Яньани. Он не дал себе разочароваться. Он считал жесткое обращение с собой не только оправданным, но и облагораживающим опытом: очищением души ради спасения Китая. Отец верил, что единственный путь к этой цели — суровые, даже крайние меры, полное самопожертвование и самоотречение.
Существовали и менее героические занятия. Он ходил по округе, собирая фольклор и научился изящно танцевать бальные танцы, которые пользовались огромной популярностью в Яньани — их любили многие лидеры, включая будущего премьер — министра Чжоу Эньлая. У подножия сухих, пыльных холмов вилась темно — желтая илистая река Янь, один из множества притоков великой Хуанхэ (Желтой реки). Отец часто в ней купался. Ему нравилось плавать на спине и любоваться на строгую величественную пагоду.
Жизнь в Яньани была тяжелой, но веселой. В 1942 году Чан Кайши стянул кольцо осады. Запасов еды, одежды и других товаров первой необходимости стало катастрофически не хватать. Мао призвал всех взять в руки мотыги и прялки и обеспечить себя самим. Отец стал замечательным прядильщиком.
Он провел в Яньани всю войну. Несмотря на блокаду, коммунисты усилили свое влияние на обширных территориях, особенно в северном Китае, в японском тылу. Мао рассчитал верно: коммунисты получили жизненно важную передышку. К концу войны они в той или иной мере контролировали более девяноста пяти миллионов человек, около двадцати процентов населения, в восемнадцати «базовых районах». Кроме того, они приобрели опыт политического и экономического управления в суровых условиях. Это сослужило им хорошую службу: они создали феноменальную систему организации и контроля.
9 августа 1945 года в северо — восточный Китай вошли советские войска. Через два дня китайские коммунисты предложили военный союз против японцев, но им отказали: Сталин поддерживал Чан Кайши. В тот же день коммунисты стали направлять вооруженные соединения и политических советников в Маньчжурию, судьба которой, как все понимали, будет иметь решающее значение.
Через месяц после поражения японцев отцу приказали отправиться из Яньани в Чаоян, место на юго — западе Маньчжурии, примерно в 1100 километрах от границ Внутренней Монголии.
В ноябре, после двухмесячного похода, отец с небольшим отрядом пришел в Чаоян. Большую часть территории покрывали бесплодные горы и холмы, почти такие же бедные, как в Яньани. Еще три месяца назад Чаоян входил в Маньчжоу — го. Кучка местных коммунистов провозгласила здесь собственное «правительство». Гоминьдановское подполье сделало то же самое. Тогда из Цзиньчжоу, до которого было около восьмидесяти километров, примчались коммунисты и казнили гоминьдановского губернатора за «заговор против коммунистического правительства».
Группа моего отца, наделенная полномочиями из Яньани, пришла к власти и в течение месяца сформировала в Чаояне, население которого тогда составляло 10 000 человек, надлежащую администрацию. Отец стал заместителем ее главы. Одним из первых шагов новой власти стала расклейка листовок, разъясняющих новую политику: освобождение всех заключенных; закрытие всех ссудных лавок — заложенные товары можно было получить бесплатно; закрытие борделей — проститутки получали от своих хозяев пособие на шесть месяцев; раздача бедноте зерна со складов; конфискация всей собственности, принадлежавшей японцам и их пособникам; защита китайской промышленности и торговли.
Эти меры пользовались широкой популярностью. Они были выгодны бедным, то есть подавляющей части населения. В Чаояне никогда не было сколько — нибудь приличного правительства. Во времена правления генералов его грабили всевозможные армии, затем больше десяти лет обескровливали японцы.
Через несколько недель после того, как отец вступил в должность, Мао приказал всем своим силам отступить из уязвимых городов и с основных трасс в сельскую местность — «освободить шоссе и захватить земли по обе стороны от него» и «окружить города из сельской местности». Соединение отца отступило из Чаояна в горы. Здесь почти ничего не росло, только дикие травы, редкие кусты лещины и кустарники с горькими плодами. Температура ночью падала до–35°, нередки были жестокие метели. Человек, оказавшийся ночью на улице, замерзал насмерть. Почти не было пищи. Ликование, вызванное капитуляцией Японии и занятием коммунистами обширных территорий на северо — востоке, всего через несколько недель сменилось чувством полного поражения. Сидя сгорбившись в пещерах и бедных крестьянских хижинах, отец со своими людьми пребывал в мрачном настроении.
Коммунисты и Гоминьдан маневрировали, готовясь к полномасштабной гражданской войне. Чан Кайши перенес столицу обратно в Нанкин и с помощью американцев перебросил крупные военные силы в северный Китай с тайным приказом как можно скорее занять все стратегические позиции. Американцы послали в Китай влиятельного генерала Джорджа Маршалла с целью убедить Чан Кайши создать коалиционное правительство с коммунистическим меньшинством. 10 января 1946 года было подписано перемирие, которое должно было вступить в силу 13 января. 14 января войска Гоминьдана заняли Чаоян, руководство сразу же приступило к созданию крупного полицейского соединения и разведывательной сети, а также к вооружению отрядов местных помещиков (Китайское слово, которое традиционно переводится на русский язык как «помещик», буквально означает «хозяин земли». Так, в сущности, называли любого владельца земельного участка, сдающего его в аренду или нанимающего работников.). Таким образом они сформировали четырехтысячное войско для уничтожения коммунистов. В феврале отряд отца все глубже и глубже отступал в негостеприимные горы. В основном они прятались у сельской бедноты. В апреле бежать стало некуда, и им пришлось разделиться на небольшие группы. Единственным способом выжить была партизанская война. В конце концов отец сделал своей базой деревню Шести дворов у истока реки Сяолин в ста километрах от Цзиньчжоу.
Партизанам не хватало оружия. Они доставали его у местных полицейских или «одалживали» у помещичьих отрядов. Другим важным источником были бывшие солдаты и полицейские Маньчжоу — го, которых коммунисты особенно пытались привлечь на свою сторону как обладателей оружия и боевого опыта. В районе, где воевал отец, политика коммунистов заключалась прежде всего в уменьшении арендной платы и процентов по займам, которые крестьяне платили помещикам. У помещиков конфисковывали зерно и одежду и раздавали их беднякам. Поначалу дело двигалось медленно, но в июле, когда гаолян вырос в полную высоту и в нем стало можно прятаться, несколько партизанских отрядов смогли встретиться в деревне Шести дворов, под большим деревом, росшим у храма. Отец открыл собрание словами из романа о благородных разбойниках «Речные заводи»: «Это наш Зал Справедливости. Мы обсудим, как «избавить народ от зла и именем Неба установить справедливость»».
