Под утро поднялся порывистый сильный ветер, приволок серые пухлые тучки; потухли яркие зимние звезды. Мороз смягчал.
На землю, на темную воду повалил снег. Река перестала парить - пошла шуга... Белая мгла закрыла небо, луга, дальний лес и воду.
Андрей Воронцов сидел с сотенными в палатке. Молчали. Только ветер шелестел войлочным верхом палатки, бросался снегом, да часовой ходил туда-сюда.
Внутри палатки тепло. Спрятавши лица в меховые воротники, делали вид, что дремлют. Иногда кашлял - до рвоты - Аникий...
Вдруг - со стороны реки - топот бегущего... Взволнованный голос часового:
- Стой! Не пущу...
- Буди боярина - лодки!..
Андрей Воронцов вскочил, как будто этого и ждал. Схватил оружие - шагнул в снежную круговерть, бросил на ходу ватаманам:
- Подымай полк!
Побежал к реке. Остановился у края воды, подставил ветру, снегу бороду, прислушался: к шуму вьюги, шелесту шуги о ледяной берег прибавились отчетливые звуки бухающих по воде весел. По реке катились широкие пологие волны - желтая, как каша, шуга не давала разгуляться им. В 10-15 шагах ничего нельзя различить. Шум весел по воде приблизился, и неожиданно появился нос лодки с воем в железной шапке, с непривычно большим луком. Вой привстал и что-то выкрикнул - лодка повернулась против течения, показала всех сидящих в ней: двух гребцов, кормщика, троих с луками на дне лодки, седьмого на носу.
Показались и, так же развернувшись, встали рядом еще две большие четырехвесельные лодки с полутора десятками лучников в каждой.
"Неужто хотели напасти?.. - вспомнился рассказ, как 34 года тому назад сорок вятчан, переколов сторожей, пробрались в лагерь ярославского князя и похитили его с женой... - Меня они и красти-то не будут - прирежут, как борова!.. - холодные мурашки защекотали спину. - А как тогда государево дело?! Погибнет вместе со мной!" - подумал боярин, злясь и восхищаясь вятчанами...
- Кто такие? Кто голова? - спросил голос с двухвесельной лодки.
- Великокняжеское войско - не видишь! - рявкнул подошедший сотенный Аникий: высокий, черноволосый, с нездоровым блеском в горящих темно-карих глазах - сегодня он почувствовал себя плохо: боль в груди, кашель - тело горело, а сам мерз.
Андрей Воронцов оглянулся - стояли его вои: у всех озлобленные лица, некоторые больны. Он с усилием подавил нахлынувшую ярость.
- Эй, люди русские, я воевода - подъезжайте... Поговорим...
- Мы-то русские, а кто вы - не знамо, - ответил ехидный
голос.
- Русские мы...
- Русские - глаза узкие, - смеялись в лодках.
"Нет, не пристанут... Повернут и уйдут... Надо что-то придумать!.." - боярин повернулся к своим.
- Дружина! - мощный голос боярина одолел шум ветра. - Всем отойти от берега на полет стрелы!.. Ефимка, нА мое оружье - сбегай борзо за железной шкотулкой... Я поеду, - обратился к русским сотенным, - берегите Георгия. Как только переправлюсь, - пошлю за вами паром, лодки... Обоз не утопите! Ты, - пальцем на сотенного Федорова, - останешься за главу. А теперь отойдите! - еще раз приказал боярин Андрей Воронцов.
Вернулся десятник, подал боярину железную шкатулку. С лодки с удивлением и интересом ждали, что будет дальше.
- Эй вы, в лодках! Ну-ко, подойдите-ко ко мне, великокняжескому послу, надо к вашему воеводе переехать, - повелительно-грозно крикнул боярин, нахмурил кустистые седые брови. Он не раз был свидетелем, как трепетали и лебезили при имени великого князя не только русские, но и иноземцы. "А эти!.. Распустились, своевольничают вдали от великокняжеской руки!.. Жаль, не поставил покойный государь Василий Васильевич, - боярин перекрестился, - своего наместника - хотел ведь, то-то бы счас было: по-другому сплясывали б при имени московского великого князя вятские лапти..."
С одной четырехвесельной лодки что-то сказали, и двухвесельная развернулась, стала медленно приближаться к берегу.
- Мотри, какая непогодь - утонешь, - усмехнулся, щуря синий глаз, молодой вой с рыжей бородой; уступил боярину место на носовой части лодки.
Два весла, как два бревна - так обледенели - приподнялись и бухнули в воду, пытаясь снять лодку с ледяного берега. Корма страшно осела, и Андрею Воронцову показалось: все, канут они под серо-желтую кашу сальной шуги. "Тут, наверно, сажени три глубины!.. Далеко от матерого берега", - подумал боярин, бледнея скулами и крыльями носа.
Весла еще раз взбуравили воду, и тяжелая обледенелая лодка резко спрыгнула, закачалась на длинных пологих волнах.
Сидящий на корме осторожно развернул лодку, направил на противоположный берег. Зацарапала шуга, зажурчала темная вода, растолканная ледяным носом.
Боярин осмотрелся, железную шкатулку положил на колени. На дне, в такт качающейся лодке, плескалось ледяное месиво: вода, молотый лед. Ветер стихал, снег - реже, но берегов все равно не было видно. "Как они, черти, дорогу чуют? - но тут же догадался боярин: - По ветру..."
- Ну-ко, ребята! Сколупните-ко лед, а то со страху кое-кто на берегу уж крестился, - белозубо заулыбался кормщик.
Гневно глянул на него Андрей Андреевич. Трусом он никогда не был - "что богом предопределено, того не минуешь", - но, если честно, то где-то под сердцем все же холодило: "А вдруг утонуть суждено?!" - но, второй раз глянув на молодое, добродушно улыбающееся мужественное лицо кормчего, с русой подстриженной курчавившейся бородкой, отошел.
Так же, по-хорошему, улыбались и остальные - внешне похожие: крупные, плечистые, с соломенно-золотистыми волосами, в железных шапках, надетых поверх меховых; на плечи свисали кольчужные оплечья. Под короткой дубленой шубой у многих угадывалась кольчуга. "В таком шеломе и одежде легко и надежно в бою, и не холодно".
Лучники, сняв железные шапки, зависнув над водой, ножами - похожими на короткие мечи - стали скалывать с бортов лед. Лодка накренилась, закачалась.
Боярин Андрей Воронцов смотрел на молодых вятских воев, и сердце его совсем оттаяло: "Здесь больше русских, чем в других русских землях!"
Он приметил, что во многих княжествах, землях - особенно в полуденных - все меньше остается белоликих людей. "Испоганили русскую кровь татары: нет-нет, да и появляются среди русских с темным обличьем, низкорослые... Не зря старики говорят: если уж попала татарская кровь в чей-нибудь род - не переборешь... Но хорошо хоть дух-то наш крепче: похожие обличием на нерусских, духом остаются такими же, как и русские с славянским обличием...
А почему татарин с русскоподобным обличьем - ведь немало женщин и малых детей уводят в полон, чтобы улучшить род, - все ж остается татарином? - спросил себя - сам и ответил: - Это потому, что нет у них русской души. Видать, русская душа не может быть поганой - вот и не прививается!.. - но вдруг блаженство сошло с его лица, он растерянно зыркнул и, сунув руку под кожух, перекрестил грудь... - Прости меня, господи, совсем тебя забыл!.. Что я, великогрешный, глаголю - все люди едины, одного рода, Бог создал... Мы же Русь - третий Рим и должны объединить все народы, живущие на русской земле, в единую империю!.. Где все люди равны будут... Не зря же нашими пращурами к нам, с божьей помощью, Византийская вера привезена..."
- Так думал Андрей Андреевич, приближаясь к берегу.
Пристали, где к реке выходил голый, глубокий широкий овраг, по дну которого, разрезав толщу грязного снега, вился черной змейкой ручеек. Пробившись до большой воды, он растекся ледяным озером.
На берегу ждали: горели костры, вокруг которых толпились вооруженные люди. Отдельно расположился небольшой конный отряд.
Подошли и другие лодки. Из одной вышел седобородый муж: боярин, судя по богатой одежде.
"Наверно, сотенный", - решил Андрей Воронцов. И угадал: это действительно был сотенный подвойский24 ватаман, но не из бояр.
- Федот, - позвал подвойский. Вой не спеша, вразвалочку, серьезный, подошел. - Скачи к воеводе, скажи, что московский гость - боярин жалует. Пусть сани шлет.
