Огонь разгорался, заревел; усилился ветер. Стало нестерпимо жарко.
Великая ненависть к врагу переполнила душу ватамана, растеклась по членам, наполняя их неимоверной силой...
Враги приблизились. Передний - батыр - взмахнул саблей, русобородое лицо татарина оскалило зубы... "Русский?!" - обожгла мысль Костю. И этого мгновения хватило, чтобы его опередил казанский вой... Щит разлетелся, но спас ватамана - рука с мечом сама сделала дело: опустилась на голову батыра... Наскакивал другой - черненький, в халате. Костя ткнул его, затоптал... "Каждый раз - не привыкну. Сколько среди них русских по крови татар! Не мало ж они русских полонили... Но они такие же враги для нас!.."
...Резкий удар в правый сосок!.. Боль!.. Перехватило дыхание, сдавило грудь; обжигающая боль переползла в правую руку, ослабли ноги, тело...
"Что это?! - одновременно понимая "что это", и в то же время не веря: - О боже! Неужели смерть?!.. А как же враги?.. Не-ет, я еще живой!"
Бросив щит, Костя быстро перехватил в левую руку вдруг ставший очень тяжелым меч, сделал шаг на дрожащих ногах и увидел торчащий в груди обломок копья...
Как ни боролся, сонливая вялость охватила тело. "Душа расстается с телом, - с ужасом подумал, как будто во сне, подставляя под удары кривых татарских сабель свой обоюдоострый меч. - Почему темно?!.. О-о, о!.."
Очнулся он только на третий день, в своей избе, в красном куте16 на лавке.
Перед темноликими образами курилась лампада; на глиняном крашеном желтом подсвечнике горела свеча.
Над ним наклонилась, радостно улыбнулась бархатисто-нежными черными глазами жена.
- Как?.. - он еле разлепил иссохшиеся бескровные губы.
- Все хорошо... Бог помог, - поняв его, ответила жена: - попей-ко, - протянула к губам Кости деревянную ложечку - зеленый отвар травы - в глазах слезы, перекрестилась. - Народ не выдержал - вышел... Из лесу пощекотали татар стрелами... выручили нас... позавчера сняли осаду поганые, ушли...
..."Опять татары!.. Но почему оттуда?.. Нет, не похоже на них; наверно, великоустюжане идут. Но зачем?.. На всякий случай надо сторожных воев послать" - Константин Юрьев повернулся к висящим в углу иконам и, найдя взглядом грозно-таинственный лик Спаса Великого, опустился на колени, вполголоса, напевно, попросил:
- О! Спас Великий!.. Отведи от нас, грешных, беду!.. - двумя перстами закрестился... И сразу, без перехода, не глядя на Афония:
- Беги! Скажи боярину Игнату - товарищу17 моему - пусть соберет борзо бояр и сотенных...
Афоний Пожняк вприпрыжку, подволакивая левую ногу, побежал исполнять повеление воеводы.
Боярин Андрей Воронцов
Налегке, без повозок, шел конный отряд.
У каждого воя по две лошади; у боярина Андрея Воронцова, мурзы и сотенных - по три. Сзади, гуськом, соединенные веревками, месили грязь вьючные кони.
От Ярославля до Великого Устюга всю дорогу моросил холодный осенний дождь - промокали кожухи на боярине, сотенных, - а о легких полушубах на русских воях и кафтанах татар говорить нечего. Девять московских татар и русский остались в Великом Устюге - хворые.
Дни коротки, серы; ночи долги и темны.
От Великого Устюга пошел крупный - в горсть - белый снег. Вмиг все изменилось вокруг: мир посветлел, в первые два дня снег, густо падая на темную вязкую дорожную грязь, таял и лишь на обочине, ложась на коричневую пожухлую траву, на темно-зеленые могучие пихтовые лапы, застывал гривастыми комьями.
Шли и по утрам, и по вечерам, освещая путь смоляными факелами - спешили. Кони храпели, мотали головами, отряхивая снег. Пар шел от них.
Впереди скакала сотня татар - во главе с русским сотенным, мурзой; за ними - русские полутораста воев и вьючный обоз. Русские - с копьями - долгомерами, с саблями в больших ножнах; висели к седлу привязанные кожаные сумки с луками и колчаны со стрелами. У татар - короткие копья, кривые сабли, луки.
Много дорог изъездил боярин Андрей Воронцов - бСльшую часть жизни провел в разъездах и походах. Приходилось сопровождать и великокняжеских послов в Сарай, но по этой дороге ехал впервые.
На Вятской земле не бывал, хотя с вятчанами в 1468 году встречался - в Нижнем Новгороде. Жаль, не познакомился с ними поближе: не думал, что по божьей воле и по повелению великого князя придется ехать в этот глухой край.
Древнего русского рода, он честно служил великим князьям, Вере и Отечеству. Был не богат, имел деревеньки с людьми и с землей. Построил двор в Москве - в Великом посаде; детей народил, которые, не успел заметить, как подросли, оперились, сами стали служивыми, обзавелись семьями.
Дожил до седых волос, но недоволен жизнью: с горечью сознавал, что не добился чего хотел! Не разбогател, не встал на ноги - и виной тому татары: какой урон наносят боярам, его людям своими набегами и поборами!.. Да еще великий князь от имени золотоордынского хана собирает с боярина дань. Легко ли при этом: содержать дом, войско, с которым должен являться на службу?
Некоторые приспосабливались - роднились с татарами. Легче жили, богатели. Получали свободу в торговле, не так притеснялись Ордой. А он не пойдет на это. Смешивать кровь с чужой, иноверной, инородной - никогда!.. Тогда конец всему отчему, родному; не заметишь, как душа будет другая - и кто тогда будет Русь растить, плодить и укреплять?! На таких, как он, держится Русская Земля...
Вот и на такое великое дело едет не кто-нибудь, а он! С освященным самим митрополитом Филиппом стягом с ликом Георгия Победоносца18, с московским полком, с татарами-ведомцами везет великокняжескую тайную грамоту. Прощаясь, государь Иван Васильевич по-русски троекратно обнял, поцеловал его и, пристально вглядываясь своими большими неземными, пронизывающими душу глазами, прошептал:
- Помни!.. На какое дело посылаю. Помогай воеводе и ратуй, как мне...
...До переправы на реке Вятке оставалось два дня пути. Ветер переметнулся - подул с севера - стало примораживать. Захрумкал под копытами снег, воздух посвежел.
Андрей Воронцов отряхнул с шапки снег, оглянулся, вдохнул полной грудью: "Все ж хороша погодушка - русская, скоро можно будет везде проехать, всюду пройти!" Он почувствовал себя по-юношески бодрым и сильным, духом высоким и твердым. Уж и не помнил, когда ему было так покойно и легко.
Развернулся на пол-оборота в седле, приказал рассыльному из личной охраны:
- Скажи ватаману Федорову, что без привалов и ночлега пойдем до переправы. Пусть рысью идет! - боярин торопился: до шуги успеть, а то придется ждать на берегу, пока река не станет...
Пошли еще быстрее, часто меняя коней; и двухдневный путь прошли за одну лунную ночь.
К утру выехали из притихшего лешастого леса, пошли по лугам. Медленно просыпался день. Луна, повторив путь дневного светила - солнца - большая, раскалившаяся красным углем, наполовину ушла за зубчатый темнеющий горизонт. Противоположная сторона небосвода окрасилась слабым клюквенно-оранжевым цветом. Ярко-голубым хрусталем сияла Утренняя звезда.
Погасла Звездная Дорога19 - остались только отдельные звезды, светящие холодным неживым светом.
К реке подошли неожиданно. Впереди идущие издали радостные гортанные крики. Через три сотни шагов кончился ивняк, и Андрей Воронцов тоже выехал на пологий правый берег. Спустился к темной парящей воде - шуги не было. "Слава тебе, Господи! Не дал замерзнуть реке" - перекрестился боярин. Только около берега - местами до двух саженей20 - поблескивал жемчужно-жирным светом лед. Небольшие темно-серебристые волны, накатываясь, лизали, чмокали его. Потускневший было жемчужный цвет льда вновь освежался, сильнее блестел, намерзая округлыми кусками.
Встали на привал, разожгли костры.
Боярин велел из числа русских - "перебьют вятчане татар!" - разослать по обе стороны - вверх, вниз - ведомцев.
- Все, на чем можно переправляться, - волочите сюда, - приказал боярин. - А ты, - обратился к сотенному Ивану Федорову, - поставь вокруг усиленную охрану - лучше татар: они сторожнее.
