Игорь Голубов выхватил меч, подбежал к воям:
- На копья!..
Лес копий впился в людей и, уронив несколько человек на лед, возвратил толпу на место...
Андрей Воронцов повернулся к воеводе - глаза синие - и что-то сказал. Константин Юрьев тряхнул головой:
- Велю отменить! Видит бог, не могу я до конца быть твердым... - последние слова - шепотом; перекрестился, глядя на весеннее небо. Московский боярин облегченно вздохнул...
Конец этого тяжелого дня Константин Юрьев решил провести дома. Позвали и старших детей: Егора и Владимиру - со своими семьями. Сходил с Егором, с зятем и с пятилетним сыном Юриком в мовницу. Женщины с внучатами тоже помылись. И вот сидит он за длинным дубовым столом, рядом жена, дети, внуки - уютно, покойно, хорошо стало на душе!
Красные лучи заходящего солнца, пробившись сквозь слюду квадратных небольших окошечек, заполнили просторную гостиную палату теплым праздничным светом.
Вкусно пахло едой, травами. Пьют горячий сбитень, заваренный на душистых лесных травах, едят рыбий пирог - пост: ни мясо есть, ни мед пить нельзя.
Уля, блестя черными маслянистыми глазами, то и дело вскакивает, бежит на кухню - она сама потчует, и это ей в большую радость.
Константин Юрьев заглянул в темно-бархатные, полные бездонного счастья любимые глаза жены и молча грустно улыбнулся, задумался...
Без предупреждения ввалился боярин Андрей Воронцов с двумя дюжими московитами, поклонился, перекрестился в угол. Лицо взволнованное, озабоченное.
- Я за тобой... Собирайся... великокняжеский воевода приехал. Ждет.
Константин Юрьев привстал. Жена зачем-то метнулась к рундуку45, но на полпути остановилась. Егор с зятем вскочили - горячие, готовые на все...
Вятский воевода наконец овладел собой, спокойно выпрямился, встал во весь рост, взглядом заставил сесть мужчин. Ласково погладил черноголового Юрика и пошел вдоль стола к выходу; улыбнулся - приободрил жену...
В думном доме сидели бояре - некоторые не скрывали злорадных улыбок, глазами говорили: "Так вас!..." Много незнакомых воев.
Прошел в другую, отдельную избу, где сидел московский посланник Образец. Там же был и Игорь Голубов - сникший, с безразличным взглядом...
Воевода Образец - с беломолочным округлым лицом - рыжая борода, коренастый - не встал, не поздоровался.
- Садитесь!.. Я тут нынче хозяйничаю, - грустно, сожалеючи улыбнулся.
Константин Юрьев посмотрел в глаза московского воеводы: "Зачем он здесь?!.. Не обошлось тут без бояр - грозились..." - вслух:
- Вижу... Только скажи прямо: чем провинился?
- Не знаешь!.. В великом гневе государь Иван Васильевич на тебя... на тебя тож, - посмотрел Образец на боярина Андрея Воронцова... - Грамоту хлыновцы государю послали, послы казанские приходили... - воевода Образец вскочил, и раздувая красные ноздри, шагнул к сидящим - те встали навстречу.
- Вы что тут делаете?! Вместо того, чтобы большой полк в тайне готовить, рать обучать, вы блудом занимаетесь; бояр, люд вятский обижаете!.. Мне велено сыск учинить,.. Тебя, Андрей Андреевич, государь отзывает... Сегодня же выезжай...
Остыл, крутнулся на мягких красных сафьяновых сапожках, вернулся на место и, сидя:
- Я уж кое с кем поговорил, кой-кого попытал; подвойский сотейник признался - во всем он виноват... А бояре говорят и на вас, - и вдруг гневно: - Идете у него на поводу - у этого безбожника!..
Игорь Голубов побледнел, затрепетал сухим телом:
- Безбожником не был!..
- Смотри, если лжешь; уведите его!.. Выйдите все! Оставьте нас троих...
Когда остались одни, воевода Образец заговорил поучительно-мирно: - Что ж вы наделали?! Ладно - блуда не было, вятских бояр прижимать нужно; но смотрите, в Казани что творится - все ханство взроилось! - и, жестко взглянув зеленоватыми глазами, спросил: "Ты, Костя, можешь воеводские вожжи держать?!"
- Могу!.. И никому не уступлю, пока Сарай не воюю! - вятский воевода блеснул глазами.
Образец посветлел лицом, и уже - помягче:
- Тебя бы вместе с подвойским повезти в Москву и спросить за грехи, но... воюй, вину искупи в походе. С сегодняшнего дня все будешь делать с моего ведома! А теперь слушай наказ: посошную рать вели распустить - соберем перед тем, как отплыть - эдак незаметно будет начало похода...
В первой неделе июня - не раньше, не позже - должны воевать Сарай! Раньше нельзя - Ахмедка будет там, позже - заберет из Сарая оружие и двинет на Русь, и тогда мы, как плеть комони, - орде прибавим ярости... Да и сам знаешь, с большой водой только можно Сарай взять... А потом на Двину...
Воевода Образец поднялся с лавки, подошел к дорожному сундуку, вынул, развернул исполненную на пергаменте карту города Сарая.
- На вот, великий князь посылает.
Константин Юрьев вмиг ожил: "Верит мне великий князь!.. - обрадовался: - Это же клад!" - повернулся к Образцу, низко поклонился, широко перекрестился:
- Спаси и охрани бог государя нашего за доброту его! - хорошо, светло на сердце стало, и он уверенно потребовал: - А помощника моего - Игоря Голубова - не дам!.. Отпусти его - без его трудно будет... За боярина Ондрея Ондреевича низко кланяюсь государю, - Константин Юрьев еще раз поклонился, - и прошу его идти со мной... Он знает Сарай - бывал там, умен, в житьих и ратных делах горазд...
У боярина Андрея Воронцова слезы закапали на бороду, затряслась нижняя губа...
Гришка Семенов
Гришка очнулся. От холода знобило, слева покалывало в груди, горела голень, ныло правое плечо - боль в спине.
Он лежал на боку. Над головой стукались ветки, сыпля снег. Гришка приподнял голову, открыл залепленные снегом глаза - серая мгла вокруг. Закружились тени кустов, деревьев; закачалась земля... затошнило. Подумал: "Сколько я пролежал? Почему не подобрали?! - затревожился: - А может, убиенным засчитали?.. Надо уйти с этого места, пока не замерз, не наткнулись на меня разбойники..."
Хотел опереться на левую руку, встать, но она даже не шевельнулась - онемела; скрежетнул, сжал зубы, начал с трудом сжимать, разжимать кисть, пытаясь разогреть руку. Повернулся - в ноге скыркнуло, острая боль пронзила голень, бедро; в правом плече вывернуло, заломило сустав, приостановилось дыхание, острыми зубиками кто-то куснул сердце... "И плечо свихнуто!.."
- Что-то липкое, теплое потекло по спине. "Кровь?!" - испугался, часто задышал. Собрал все мужество, чтобы успокоить себя, и работал, работал кистью отходившей руки... Сердце отпустило - теплый родник забил в груди, отогревая тело. "Надо идти, двигаться, а то замерзну!" - он оторвался от своего места - сделал движение вперед, стараясь волочить ногу. Левая рука теперь плохо, но слушалась; правую "тянуло", как будто кто-то ее загнул, вывернул назад и так держал. Пополз.
Он полз, скрипя зубами, постанывая. В темноте не видно было, он старался ползти прямо, - молился и полз. К онемевшей руке вернулась сила, но начали мерзнуть, коченеть пальцы. Правое плечо и руку будто бы сковало, и он старался не беспокоить их - пусть так, лишь бы не мешало...
Дыханием попытался отогреть пальцы - не помогло, и тогда он вытянул рукав шубы - постепенно пальцы отошли.
А вот ноги... Каждое движение - боль; отдавалось в голове, приходилось часто останавливаться, чтобы не потерять сознание. Еще полсажени, и... нога провалилась в яму - прогнулась, - боль огромной стрелой снова пронзила тело, ударила в голову - в глазах красная мгла, - он потерял сознание.
Сколько пролежал - не помнил. Холодом сковало тело, - то ли от пота, то ли от снежной мокрети лицо покрылось ледяной корочкой. Но холод же помог: заморозил боль в ногах - сознание вернулось.
"Эдак не выйти к людям!.. - испугался он. Умирать не хотелось - не погиб в бою, а вот так вот - замерзнуть... - Господи! помоги и спаси - ты ж добрый - помоги выжить, штобы я смог сходить в поход... Лучше уж там лечь..." - зашептал холодными губами молитву...
"Пока сердце стучит, пока кровь не остыла в жилах - нужно ползти!" - закусил не чувствующие боль губы, пополз.
