– Полагаю, что да. В этом, вероятно, есть какой-то смысл, но я чертовски запуталась. Впрочем, сама нарвалась. Такое впечатление, что ты все тщательно обдумала. Ну, коль скоро ты рвешься обратно в объятия Себастьяна или в его постель, – выбирай сама, что звучит точнее, – стоит ли мне своим присутствием компрометировать тебя?
– Черт возьми, как великодушно с твоей стороны, Стефи, – сказала Кейт со смехом. – Не надо тревожиться за меня, ладно? Клянусь, у меня все отлично! А теперь – молчок! Я хочу капельку вздремнуть.
– Отличная мысль!
Стефания последний раз оглянулась на Кейт, уже растянувшуюся с закрытыми глазами на одеяле, пожала плечами и вернулась к работе.
Себастьян по знаку Пьера въехал на грязный двор, остановил машину и выключил мотор «Ну, а теперь за дело!» Они вылезли из машины и пошли по двору, обходя кур, которые легкомысленно лезли под ноги.
Пьер привел его к старому амбару, ныне использовавшемуся в качестве столярной лавки. Здесь все было загромождено инструментами, заготовками для мебели, частью – полусобранной, частью – готовой и аккуратно составленной в углу. Круглый, краснощекий человек в голубом комбинезоне работал в глубине помещения, куда через широкое окно проливался свет. Человек поднял голову и спокойно посмотрел на гостей, очевидно, он привык к приходу клиентов.
– Добрый день, мсье.
Он вышел на свет и нахмурился.
– Пьер Жюмо, если не ошибаюсь? Внук Анри Жюмо?
– Добрый день, мсье Вийе. Вы не ошиблись, а это мсье Данн, мой друг.
– Чем могу быть полезен? Пьер, малыш, ты прямо как снег на голову. Вы приехали сделать заказ?
– Нет, мсье. Дедушка послал меня к вам по срочному делу.
– Вот как? И оно очень срочное? Что же это за дело, хотел бы я знать.
Столяр явно подшучивал над юношеской горячностью Пьера.
– Мсье Вийе, Пьер сказал правду. Речь идет о вашем сотрудничестве с Жизель Жюмо во время войны, – лицо Себастьяна было очень серьезным.
Столяр немедленно сменил колкий тон.
– И вы гнали в такую даль, чтобы задавать мне вопросы вроде этого?
– Я из британской разведки, мсье. Жизель Жюмо имела отношение к документам, которые были утрачены во время войны, и мы пытаемся отыскать их раньше, чем это сделает герр Карл Эрхардер.
– Как? Этот мерзкий бош? Я-то надеялся, что он подох. Тьфу! – столяр сплюнул на пол, затем оценивающе оглядел Себастьяна с головы до пят. – Британская разведка, говорите? Ладно, тогда все в порядке, мсье, я расскажу все, что знаю, но не здесь. Пойдемте в мой дом, это неподалеку.
Дом столяра располагался на холме, возвышаясь над равниной, где кукурузные поля чередовались с зарослями подсолнуха. Дом был красив в своей простоте. Проведя гостей в дом, хозяин поставил три стакана и налил домашнего вина, молодого и терпкого, отдающего свежим виноградом. Только после этого он заговорил:
– Разговор, сами понимаете, нешуточный. У меня, как у многих других, есть свои причины ненавидеть майора Эрхардера. Он приказал убить моего брата, храброго партизана-маки, без малого за три месяца до окончания войны, и три дня держал тело на улице для устрашения, пока не разрешил нам забрать его и похоронить по-человечески. Я бы с радостью взглянул на труп боша, но об Эрхардере не было ни слуху, ни духу все эти годы. Так чем я могу помочь?
Себастьян кратко изложил суть дела и приготовился ждать. Этот степенный сельский люд, чьи суждения были столь же глубоки, как и его корни, привык тщательно взвешивать каждое слово.
Мсье Вийе долго молчал, затем покачал головой.
– Надо же, сколько лет прошло, а я не знал.
– До сих пор ничего не происходило, мсье, так что и причин для беспокойства не было.
– Я не про это. Видите ли, я видел Жизель в последний раз за два дня до ее смерти. Это было двенадцатого июня. Она пришла ко мне с новорожденным младенцем, чтобы переправить его. По ее словам, это был еврейский сирота, его родителей забрали, но мать ухитрилась спрятать младенца в погребе. Случай был не такой уж и редкий – через нас прошло несколько таких детей. Но Жизель была настойчива в отношении одной вещи. Она сунула мне в руку часы и сказала, что они должны оставаться при ребенке во что бы то ни стало, и мне пришлось обещать это.
– Она сказала что-нибудь о часах или о чем-то еще? – Лицо Себастьяна ожило от волнения. – Что-то, что могло бы навести нас на подсказку.
– Нет, мсье, не припомню. Мне и в голову не приходило искать в этом смысл. Сообщение о смерти малышки Элен пришло одновременно с известием о мученической смерти ее матери. Бедная Жизель, она была отважной девушкой. Они все такие были, эти Жюмо. Гестапо так и не смогло ничего выведать об оставшихся связных.
– Взгляните на эту фотографию, мсье. Это единственная вещь, от которой мы можем отталкиваться. Нет ли в ней чего-нибудь, что вы можете узнать, что дало бы ключ к разрешению загадки?
Потускневшие глаза столяра наполнились слезами при взгляде на лицо юной Жизель, не дожившей до старости вместе с ними, уцелевшими.
– Я ничего не вижу, – сказал он осевшим от волнения голосом.
– Что же, не удивительно, – тихо сказал Себастьян. – Вы можете еще что-то рассказать?..
– Ничего, мсье, разве только, .. В тот самый раз она подготовила группу из четырех человек для переправки через швейцарскую границу возле Лиона. Я отправил связного к Вертейану ночью тринадцатого, но люди так и не появились. Он ждал их с десяти до двух утра, а затем ушел, оставаться дальше было опасно. Это все, мсье.
– Понятно. Это мне мало что говорит. Полагаю, вам неизвестны те люди, которым Жизель могла доверять, кроме вас, разумеется.
– Не знаю таких, мсье, Я могу понять, почему она ничего не рассказала о ребенке, тогда ни на кого нельзя было полностью положиться, и сведения, такого рода важны для ребенка в будущем. Конечно, полковник Фидлер вряд ли был столь беспечен, что спрятал документы, не оставив ключ к их поиску.
– Один к одному – мои мысли, мсье. Вопрос в том, знала ли Жизель о судьбе документов.
– Представления не имею. Вообще-то, я бы скорее дал отрицательный ответ, у нас не было принято обмениваться информацией. Это была железное правило, мы все жили вод угрозой провала, но в данном случае...
– Ведь понимала же Жизель важность того, что часы оставались при ребенке?
– Да, она настаивала, чтобы я твердо выполнил: это условие.
– Вы не знаете еще кого-нибудь, с кем Жизель вступала в контакт в это время?
– Я передал ей важное сообщение, которое следовало переправить агенту в Шарру. Она собиралась прямо от меня отправиться туда. После войны я узнал, что этим агентом была Элиза Мориак. Большинство из нас не знали друг друга. Жизель тоже была лишь промежуточным связным.
Такая предосторожность должна была защитить вас. Но я не помню, чтобы мадам Мориак говорила что-то, что могло дать подсказку.
– Ни за что не поверю, что фон Фидлер не оставил никакой подсказки. Не сомневаюсь, она где-то у нас под носом, но где именно, не знаю. Проклятье, я чувствую, что стою в двух шагах от разгадки, но не вижу ее.
Себастьян судорожно запустил пальцы в волосы.
– Мы поедем в Шарру. Если мадам Мориак услышит эту историю, она, возможно, вспомнит, что говорила Жизель, и что в то время осталось непонятым.
Стефания постучала в дверь Кейт.
– Я пойду куплю открыток, но не для того, чтобы общаться с тобой посредством них, а просто так. Тебе что-нибудь купить?
– Нет, но в любом случае спасибо, Стефи, – откликнулась Кейт. – Все что мне надо было, я отправила почтой на прошлой неделе. Зайди за мной, когда соберешься на обед. Я пока успею принять ванну.
– Отличная мысль. Пока!
Стефания сбежала по ступенькам и через площадь прошла к магазинчику, торговавшему газетами и всякой всячиной. Отобрав в ворохе открыток с нарисованными на них гусями и рыночными торговками несколько штук, она зашагала назад. Свет солнца, становясь все интенсивнее, проливался на фасады каменных стен и горел на листьях, высвечивая тончайшие прожилки.
