– Бывают и такие случаи: один человек не хочет знакомить своих друзей друг с дружкой, а почему – об этом никому не известно.

– И я не понимаю, о чем нам с вами разговаривать…

Рааб схватил ее за запястье, зажал другой рукой микрофон и отчаянно закивал головой, призывая Диану согласиться на встречу. Затем отпустил руку и чуть отпрянул, продолжая пристально наблюдать за девушкой.

– Ладно, – слегка нахмурившись, сказала она. Ей не нравилось, когда ей что-нибудь приказывали. – Что у нас сегодня, среда? Ладно. Как насчет шести вечера? Что? Вы угостите меня ужином? Ладно, если речь о встрече в шесть часов, то вы угостите меня завтраком. Потому что я работаю по ночам, а вот завтракаю именно в шесть. Где, вы сказали? В кофейне "У Милорда"? Да, я знаю это заведение. Хорошо. Приятно познакомиться со столь щедрым кавалером. – Она повесила трубку и откинулась на спинку дивана. – Шел бы он на хер. Ему хочется поговорить про Кении Гоча, а мне не хочется. Я была там, когда он умер. Он, бедняга, был весь в крови.

Рааб рывком встал с дивана. Диана отвернулась к окну и уставилась на городскую панораму.

– И все же ты с ним встретишься, – сказал Рааб. – Да и мне хочется на него поглядеть.

– Чего ради?

Он пожал плечами.

– Никогда не знаешь заранее. Но ты сегодня вечером встретишься с этим Свистуном. Мне надо на него взглянуть. А что ты делаешь на Хэллоуин?

– Не знаю. Поработаю в гостиничных барах. Мудаки в масках наглеют и вытворяют такое, на что никогда не решились бы. А в чем дело?

– У меня есть для тебя работенка. Если хочешь, конечно. Приватное шоу.

– А какого рода шоу?

– Обряд инициации в церкви Сатаны.

– Значит, полный бардак, групповуха по двадцать человек и на двадцать голых жоп – выбирай любую?

– Нет, это будет серьезное представление. В частном клубе. Понадобится определенное актерское мастерство.

– И мне отводится главная роль? Она недоверчиво посмотрела на него.

– Ну, может быть, не самая главная, но одна из главных.

– А кто еще в труппе?

– Может быть, карлик. Может быть, великанша. Я бы занял и твоих подружек, парочку Бобби. Строго говоря, если тебе не хочется порезвиться, я могу предложить твою роль любой из них.

– Ни та, ни другая не запомнят всей этой хре-номунтии, которая нужна для черной мессы.

– А ты все по-прежнему помнишь?

– Репетиций мне, спасибо, не потребуется, если ты об этом. Слава Богу, чего не нужно, того не нужно.

– Слава Сатане. Тебе надо отвыкать от таких выражений. Ты же не хочешь одним неосторожным словцом все испортить.

– Объясни мне, где и когда.

– В вечер Хэллоуин в шесть часов приготовься, я сам за тобой заеду. А не смогу сам, так попрошу кого-нибудь.

– И куда же?

– К "Люциферу".

– К педерастикам на пляж за колонией Малибу? Он улыбнулся.

– Со странными людьми ты водишься, Рей.

– Только не настраивайся на водевильный лад. Все это достаточно серьезно.

– Не скажешь же ты, что сам начал верить во всю эту херню?

Она насмешливо вскинула голову.

– А ты возьмешься утверждать, что тебе это совершенно не интересно?

– Интересно? А что в этом интересного? Думаешь, я заведусь, когда меня голую положат на холодную мраморную плиту – так ведь и простудиться недолго – и какая-нибудь баба вылижет меня досуха?

Запрокинув голову, Рааб расхохотался. Диана тоже рассмеялась, хотя ей было не совсем ясно, над чем они смеются.

На панели поговаривали о том, что хорошая погода подбивает многоопытных шлюх и не успевших даже как следует устать начинающих устроить себе каникулы. У Свистуна имелись все основания присоединиться к армии пляжников и пляжниц. Или, если уж на то пошло, поехать домой и завалиться спать. Не зря же именно это советовали ему окружающие. Но он уже ухватил зубами мозговую косточку и не собирался выпускать ее. Он купил рассчитанный на двенадцатичасовое действие ингалятор, чтобы как следует продышаться. И все равно дышал как вытащенная на берег рыба. Он купил таблетки от горла, а боль в нем все равно отдавала в уши.

– Я хорошо себя чувствую, – пробормотал он, пытаясь себя успокоить, но с заложенным горлом эти слова прозвучали не слишком убедительно.

Женщина с телом двадцатилетней, лицом тридцатилетней и глазами столетней старухи вошла в кофейню и, пройдя три шага по проходу, остановилась. Начала оборачиваться из стороны в сторону в поисках знакомого лица.

Свистун сразу же распознал в ней одну из редких представительниц древнейшей профессии, которым удается, пройдя сквозь все грязные чуланы и боковые комнаты, выехав бессчетное число раз по вызову и отдавшись на заднем сиденье, изведав содомию, лесбийскую любовь, групповуху и всевозможную акробатику, а не исключено – и скотоложество, сохранить тем не менее нетронутой сердцевину своей натуры – обновляясь каждое утро, сбрасывая старую кожу и обрастая новой, сберегая скептическую честность, с которой смотришь на самое себя и на мир.

Боско, оторвав глаза от книги, уставился на нее взглядом, в котором читались интерес, настороженность, восхищение и, пожалуй, даже похоть.

Боско перевел взгляд на Свистуна, уже поднявшегося на ноги, дожидаясь ее, и увидел, что точно такое же впечатление она произвела и на частного детектива.

Диана подала Свистуну руку – не как домохозяйка, знакомящаяся с посторонним мужчиной, но как равная – равному, готовая сесть с ним за столик и заключить своего рода сделку.

– Подать вам меню? – спросил Свистун.

– Чаю. Мне хотелось бы чаю с травами, если он здесь есть.

Боско был уже тут как тут.

– С мятой? С гвоздикой? С апельсиновыми корочками? Или мой собственный сбор?

Она посмотрела на него, ее взгляд скользнул по пустому рукаву.

– А что такое: "мой собственный сбор"?

– По моему рецепту. Немного валерьяны для успокоения нервов, малость мяты для вкуса, чуток полыни, тридцать зерен колумбийского кофе для эмоционального равновесия…

– А вам известно, что кофе это тоже лекарственная трава?

Она широко раскрыла глаза и едва заметно улыбнулась.

– Я это изучал.

– Ну, хорошо, будь по-вашему. Отвернувшись от Боско, она села за столик. Свистун уселся напротив.

– Вы хотели поговорить о Кении, – начала она.

– Вы дружили? Она пожала плечами.

– Я решил, что вы с ним были близкими друзьями.

– С чего вы взяли?

– Кенни внес в память своего телефона десять номеров личного свойства. Один принадлежал родственнику, другой, должно быть, наркосбытчику. Еще два…

Она покачала головой и предостерегающе помахала рукой.

– Я не хочу ничего слышать о…

– … бывшим любовникам, и…

– … том, чьи имена были у него в телефонном справочнике.

– … еще с двумя мне не удалось связаться… А, собственно говоря, почему? Почему вы ничего не хотите знать о людях, с которыми был знаком Кении?

– Потому что, если вы начнете расспрашивать меня про них, я вам все равно ничего не скажу. Я расскажу вам все, что хотите про себя и про Кении, но других людей я в это вовлекать не стану.

– Понятно. Вот и прекрасно. Я просто хотел объяснить, как я понял, что вы с ним были близкими друзьями.

– Мы дружили по минимуму.

– Объясните, пожалуйста.

– Мы с ним не были лучшими друзьями. Ради лучшего друга, когда у него неприятности, бросаешь все дела и спешишь на помощь. Мы даже не были добрыми друзьями. Добрые друзья одалживают друг другу деньги. Он не был даже моим недавним приятелем, скорее уж давним. Потому что от недавнего приятеля всегда ждешь, что отношения разовьются в нечто более серьезное.

– Значит, просто давний приятель?

Она улыбнулась – и сразу же ее лицо помолодело лет на десять, а то и больше. Особенно юным выглядел сейчас рот. Она была маленькой девочкой, которая с явным удовольствием поддразнивала взрослого дядьку.

– Давний приятель, но не безынтересный.