«Худой мир лучше доброй ссоры», — подумал Гарц.

«Делиться все-таки придется, — решил Каратов. — Пусть у них останутся квоты, зато у меня будет самый сильный на острове флот. Заключим договор и…»

— Я согласен, — сказал Каратов.

— Согласен, — кивнул Гарц.

Лицо у «разводящего» просветлело.

— Ну вот и чудесно! Посидели, потолковали… Вот и выход нашли. Значит, все, никаких войн на острове. Это мешает вашему же делу. — Он пригладил свои рыжеватые волосы. — Знаете, как у нас под Тюменью говорили? Зуб за зуб зайдет — и святой пропадет, а зуб с зубом расцепится — и дурак не повесится… — Здесь гость поднялся из-за стола. — Все. Кончики! — и неторопливо — ни дать, ни взять, как будто бы случайный проезжий завернул к «Митяю» перекусить, двинулся к выходу.

— Ну что, Игорь, начнем свои проблемы решать? — спросил Гарц у Каратова, собираясь уже садиться в машину.

— Да, конечно. Завтра с утра подъезжайте ко мне в офис вместе с Фалеевым, что ли… или лучше с Кравцовым. Посидим, насчет лососевой путины поговорим. Кета ведь уже через месяц должна пойти, так? — спросил Каратов.

— Вроде бы так… — пожал плечами Гарц. Видимо, его что-то мучило, что-то он хотел спросить… И Каратов это заметил.

— Что-то еще у вас есть? Говорите, — Каратов улыбнулся. — Какие-то проблемы?

— Есть немного, — неопределенно протянул Гарц, и вдруг решился. — Слушай, Игорек, теперь мы вроде бы вместе… Ведь так?

— И что?.

— Лишняя слава, я думаю, тебе не нужна?

— Что-то я не понял… Ты о чем? — спросил Каратов.

— Да Фалеев меня просил… — И подмигнул Каратову, и спросил с какой-то особой интонацией: — Я думаю, тебе журналист уже не нужен?

— Какой журналист? — не сразу понял Каратов.

— Шитов!

— Ах, этот… Да, конечно. Не нужен.

«Развод» прошел двадцать седьмого июня.

Двадцать восьмого вернулся из Вакканая БМРТ «Академик Елистратов». Пришел он в Корсаков уже без капитана Кузнецова.

А первого июля Шитовы сели в самолет и улетели в отпуск на материк.

«Черное море — не Охотское, в нем даже тонуть — и то приятно. Хлебнешь соленой водички, пошлешь последний взгляд оставшимся на берегу — и начинаешь медленно погружаться на дно, заодно уж подбирая себе местечко поудобней. На дне морском лучше лежать на спине. Лежать — и смотреть на просмоленное днище лодки, с которой бросают на воду предназначенный тебе венок…».

Стоп. Мысли путаются, сны мешаются с явью, реальность — с вымыслом. Шитов открывает глаза и вновь их закрывает. И снова глаза — открыты. Нет, сон не кончается. Это опять паром «Сахалин-8», каюта третьего класса. Десять мест в два ряда. Шитов — прямо напротив двери, с краю, у самого борта, под иллюминатором. А напротив — скуластый парень с пустыми, как у рыбы, глазами. Он — ждет.

А до Ванино — семь часов ходу…

Валяясь на ялтинском пляже, Шитов блаженствовал. Денег было много, отпуск — аж до двадцатого августа, вино в погребке — холодное, легкое, терпкое. Ну чем не жизнь? Правда, танцы через дорогу в Доме отдыха не устраивали, да и буфета в нем не было, но зато работал до часу ночи небольшой ресторанчик на набережной — два шага от хозяйки, где Шитовы снимали комнату. Там можно было сидеть весь вечер над бутылкой «Массандры» — и думать… Хотя, признаться, о чем на юге можно думать? На юге можно только отдыхать. И — пить.

В начале августа российские «деревянные» пошли на убыль, а японские иены, которые Шитов прикупил еще там, в Южном, в Ялте почему-то не обменивали.

— Заелись, гады. От нормальной СКВ отказываются! — выругался Шитов. Сел в поезд — и подался в столицу — менять иены на рубли.

Поезд шел с юга, был жарким, распаренным. Пришлось спасаться холодным пивом в вагоне-ресторане. И Шитова понесло.

— Севера — места гиблые, хотя и денежные, — рассказывал он случайному собутыльнику, подвалившему к «богатенькому Буратино» на дармовое пиво. — Ну ничего, народ на северах держится. Годик, другой помучаешься, повкалываешь — глядишь — и на материк можно ехать — «жигуленка», а то и «Волгу» покупать…

Собутыльник поддакивал и жадно глотал «Жигулевское» прямо из горлышка. Он знал о северных зарплатах не меньше Шитова. Какие, к черту, длинные рубли на Севере, когда вся Россия от диких цен на ушах стоит?! Прошли времена, когда северные надбавки затягивали мужиков на Сахалин, в Норильск или Тикси. Чего туда ехать, спрашивается? Сопли морозить?

— У меня братан в Уренгое… Хочет домой приехать, — говорил собутыльник по имени Слава. — Я ему и пишу: брось ты, на хрен, свой Север, да возвращайся. И дома можно деньжат подработать. 0й-ей-ой сколько, ежели с головой!..

На девятой бутылке Шитов похлопал себя по карманам: деньги, взятые на дорогу, кончились. Тотчас же Слава дохлебал пиво, откланялся и пошел отсыпаться в свое купе. А Шитов поехал дальше.

Москва встретила Шитова вывесками, киосками, праздношатающимися толпами… И обилием обменных пунктов, где брали все подряд. Облегчив пиджачный карман от иен, которые в Ялте не котировались, зато в Москве обменивались по восемь с полтиной за штуку, Шитов набил рублями пластиковый пакет, уложил его для сохранности в матерчатую сумку не первой свежести и двинулся прогулочным шагом вверх по улице Горького — к Тверскому бульвару.

Значит, бутылка пива — здесь, бутылка — там… К памятнику Пушкина Шитов подошел в настроении. Перекурив вблизи Александра Сергеевича, отправился на Арбат. Напротив здания бывшего ТАСС, вблизи кинотеатра повторного фильма, Шитов опять тормознулся у киоска. Здесь его и окликнула гораздая на выдумки Судьба.

Судьба окликнула его голосом парня лет двадцати двух, одетого с явным столичным шиком. Фирменные кроссовки, черные джинсы, футболочка «I love beer». Глаза деланно-веселые.

— На пиво не займешь? — спросил парень, заранее улыбаясь отказу. И тут же улыбку погасил, услышав:

— О чем разговор! — Шитов вынул из кармана деньги.

— Ну ты силен!

Тут же, у киоска, и познакомились.

— Женя, — сказал Шитов. — С Сахалина.

— Паша. — ответил парень. — Из Мытищ.

Начали с пива, потом Шитова потянуло на портвейн «три семерки». А еще потом они сели с Пашей в случайную машину и поехали куда-то в сторону Киевского вокзала. Паша искоса поглядывал на провинциала, на его матерчатую сумку и думал, что брать ее он не будет: на хрена она ему сдалась? А вот в карманах у этого Жени поковыряться придется. Ну и по морде надавать, на всякий случай. Чтобы сразу не сообразил, в какую сторону за милицией бежать.

Машина остановилась у какого-то старого дома.

— Здесь моя знакомая живет. С подружкой, — многозначительно сказал Паша. Шитов сунул водителю две синих бумажки и выбрался из машины. — Вон туда идти, — Паша чуть подтолкнул Шитова, как бы давая ему верное направление. И показал на крайний подъезд.

На середине дороги Паша обогнал Шитова и пошел вперед, словно бы показывая ему дорогу. «Странно, почему он так торопится? И почему чуть не бежит? — думал Шитов, в стараясь не отстать от провожатого. — Торопится выпить? Но мы ведь даже не взяли бутылку!». Метров за пять до подъезда Шитов замедлил ход. Парень же, словно не замечая, что Шитов отстал от него, вошел в подъезд — и словно растворился в гулком сумраке. До подъезда оставалось шага четыре… И здесь Шитов остановился.

Он почувствовал опасность. Он понял, что нельзя заходить в подъезд. Ни в коем случае!

Нельзя — и все. Потому что его, Шитова, там будут сейчас убивать. Но сначала — бить, жестоко и страшно.

Шитов повернулся и двинулся прочь от дома, все убыстряя шаг.

— Ну-ка, стой. Остановись! Да стой, тебе говорят! — Но Шитов уже бежал, прижимая сумку к груди. К счастью, улица была близко. Она не таила опасности, кроме одной — угодить сдуру под машину. Но эта опасность казалась Шитову детской забавой по сравнению с той бедою, что бежала у него за спиной.

— Ослеп?! — заорал водитель «Москвича», выскакивая из машины. — Ну какого черта под колеса лезешь? Ну, нажрался, так дома сиди!