А потом произошел великий переворот: египтяне узнали, что все боги на небесах вовсе не похожи на обитающих на земле, в море или воздухе животных, что божества имеют человеческий облик. Старых богов в образе зверей стали изображать с телом человека. Только головы все еще напоминали о древних религиозных представлениях египтян. И, наконец, у богов и богинь лица тоже стали человеческими, лишь на лбу сохранились древние символы.

Таким образом, сложилось так, что готовые к жертве золотой бык, рыба или баран превратились в богочеловека, смерть которого приносила животворную воду, новое время и новую жизнь.

И с тех пор в Египте приносили в жертву людей — множество людей. На его алтарях текла человеческая кровь для того, чтобы поднялся Нил, чтобы земля опять стала плодородной, чтобы люди получили пищу, чтобы жизнь не погасла, а возродилась вновь. Египет сохранил все, не забыв ничего. Он сохранил старое наряду с новым, почитая и то и другое.

И сейчас, после попытки проникнуть в душу народа самой древней (наряду с шумерской) культуры и понять ее,— сейчас стоит прийти в эту страну, которая ничего не забыла, все впитала в себя и которая, в конце концов, в чрезмерной религиозности своего собственного мировоззрения потеряла способность полнокровно жить, но была слишком благочестивой, чтобы умереть.

Когда в середине XVIII века из-под пера путешественников по Африке появились первые описания египетских памятников, они встретили живой интерес на Западе, как раз из-за того ощущения тайны, которая окружала страну на берегах Нила. Это были сведения о пирамидах, переданные смелыми людьми, рассказы, полные романтики приключений. В них упоминалось — не без попытки слегка попугать читателя — и о Долине царей на среднем Ниле, неподалеку от развалин Фив.

Так, англичанин Ричард Покок в своей книге «A Description of the East» («Описание Востока»), вышедшей в 1743 г., рассказал об опасном путешествии верхом через горные пропасти на западе среднего Нила. Слева и справа от дороги он видел вырубленные в скалах какие-то сооружения, часть которых  поддерживали  колонны.

Вообще же по всей этой местности он не встречал следов каких-нибудь поселений. Все вымерло. Не росло никаких деревьев, не было ни одной травинки; даже птицы не пели, нигде не чувствовалось дыхания жизни.

После долгой езды верхом Покок и его спутники прибыли к открытой круглой площадке, напоминавшей амфитеатр. Там они сошли с лошадей и полезли вверх по узкому ступенчатому проходу, который, очевидно, был высечен в скале. Когда путешественники поднялись наверх, они увидели голые, словно покрытые ржавчиной горы и скалы и Долину царей между ними — еще более уединенную и унылую, чем пройденная ими до этого область; безмолвная и неподвижная, без всякой зелени, без дерева и кустика, как кратер вулкана после извержения, застыла она в тревожном одиночестве.

Покок нашел 14 царских могил, составив планы пяти из них. Он набросал также эскизы наружных галерей и камер четырех склепов. Остальные могилы, которые ему удалось определить, он назвал «замкнутыми». Очевидно, Покок не имел возможности спокойно завершить свои исследования. Его спутники торопились. Они якобы боялись нападения разбойников, которые бродили по этой области. Но скорее всего они просто не решались провести ночь в Долине царей. Казалось, что духи прошлого витают в этой долине мертвых фараонов.

Ровно через 25 лет, в 1768 году, свое счастье в Долине царей попытал один шотландец. Это был английский консул в Алжире Джеймс Брук, который страстно любил путешествовать по странам древних культур.

В своем пятитомном сочинении об экспедиции к истокам Нила (Лондон, 1790) Брук рассказал о тех трудностях, которые ему пришлось преодолеть. Его проводники, местные жители, так боялись провести ночь в Долине царей, что просто покинули путешественника, когда он решил остаться в таинственной  долине.

Проводники Брука также говорили о бандах разбойников, делавших пребывание в долине небезопасным. Во всяком случае, предприятие английского консула вскоре было завершено.

Когда Брук остался один среди гробниц фараонов, им неожиданно овладело чувство необъяснимого ужаса. Путешественник опрометью бросился бежать и вздохнул с облегчением, лишь увидев перед собой воды Нила. Однако в наступившей темноте он долго не мог успокоиться. Только когда Брук добрался до своей лодки и оттолкнулся от берега, он почувствовал себя человеком, вернувшимся к жизни.

В 1787 году Рим посетил Гете. Там поэт увидел весьма удививший его рисунок египетской пирамиды, привезенный с Нила одним французским путешественником. Гете оценил эту пирамиду как «самую значительную архитектурную идею», которую он когда-либо знал в своей жизни. Он считал, что превзойти  ее невозможно.

Через несколько лет друг Гете — известный медик Карл Густав Карус предположил, что пирамиды говорят о какой-то забытой сейчас науке, науке очень древнего времени. Причем об этой науке можно сказать, что она легко вогнала бы в краску все современное человечество, уличив его в безграмотности.

В 1797 году Цоэга — датский Дарвин среди исследователей культуры,— будучи в Риме, также писал о египетских обелисках. Одновременно он со всей осторожностью попытался «рассортировать» иероглифы. Но объяснить их он не решился.

Два года спустя, в 1799 году, случилось следующее: был найден Розеттский камень. Нашли его во время похода Наполеона I в Египет. И здесь возникает вопрос, не делаются ли такие великие исторические открытия всегда в рамках событий, которые своим мнимым величием прикрывают самое основное, хотя вначале оно представляется нам маленьким и незаметным. Не прячется ли оно, это основное, среди дыма и грома канонады, за сверкающими штыками, командами и распущенными парусами огромных военных кораблей. И кто в путанице современного мира сумеет поверить, что ожидаемое открытие должно обязательно явиться в назначенное для него время, ибо на это уже направлены мысли больших ученых, тот будет подготовлен к тому, чтобы понимать весь поход Наполеона на Египет как сверкающее обрамление, предназначенное лишь для открытия Розеттского камня. Потому что при этом создавал историю только камень из Розетты. Незабываемую историю.

Розетта — это небольшая египетская деревня в дельте Нила. Во время похода французского императора в Египет один из солдат Наполеона копал по приказу офицера окоп в районе Розетты. Неожиданно его лопата ударилась о плоский камень величиной примерно с крышку стола.

Когда этот удивительный камень осмотрели — имени нашедшего его солдата история не сохранила, но стало известно имя французского инженера Бушара, первым определившего его значение,— то сразу же выяснилось, что не хватает одного куска, который так и не смогли найти.

Но основное внимание обратили на другое: на поверхности камня разными знаками письменности были начертаны три текста. Самый нижний — оказался греческим. Приглашенные на место находки лингвисты сразу же склонились над этим текстом и прочли интересную историю. Надпись рассказывала о том, как жрецы из всего Египта собрались в городе Мемфисе, чтобы прославить царя. Жрецы решили в благодарность за благодеяния, оказанные храмам, и за поддержку жречества молодым царем Птолемеем V Эпифаном на девятом году его царствования (196 г. до н. э.) воздвигнуть ему статуи во всех святилищах страны. Помимо этого, решили также, что постановление египетского жречества должно быть высечено на мемориальном камне «священными, демотическими и эллинскими  буквами».

Таким мемориальным камнем и был разбитый Розеттский камень, через 2000 лет после решения жрецов найденный французским солдатом в песчаной яме у западного рукава дельты Нила, в двух часах ходьбы от берега Средиземного моря.