Литмир - Электронная Библиотека

Как и мешочек мой, и как я сама — на земле Старицы Евфросиньи, где она жила 20 последних лет.

Автобус ушел без нас, и мы просидели ночь — до утреннего, дочитывая страницы о княжне Евдокии Вяземской, и перед утром прилегши на станционных скамейках. Но воду мы довезли — благополучно.

«ДЕВОЧКА»

Сын мой работал в Павлодаре и я ежегодно ездила туда. Семья наших друзей, добрых и честных, имела, однако, враждебно к ним настроенную старушку, о которой в народе упорно ходили недобрые слухи. И видели ее, стоявшую на углу их тихой улочки, смотревшую на их дом и что-то подолгу шептавшую.

Вскоре заболела странной болезнью их трехлетняя внучка: врачи, терапевты и невропатологи не находили в ней никакой аномалии, а она с какого-то дня, ежедневно, в шесть часов вечера начинала кричать, гнать от себя любимых ею родных, в слезах и мучимая чем-то вроде судорог, билась словно в припадке. Когда старшие, жалея ее, подчинялись ее требованию и уходили в дальнюю комнату, девочка, в слезах, кричала им вслед: «Я боюсь одна, я должна кричать, но я боюсь одна…»

В тот год, я, приехав к сыну, их навестила и узнала это странное происшествие.

Ребенок худел, таял, врачи помочь не могли.

— Знаете что, — сказала я, — я привезла остаток чудотворной воды, о которой напечатано в книге, изданной в Лавре. У меня только маленький пузырек. Давай попробуем! Начните до шести вечера, давайте ей — ну, хоть по одной чайной ложечке, — тут хватит на несколько дней!

Они радостно согласились — и в первый же день с ребенком не произошло ничего, много дней повторявшегося. Девочка допила содержимое пузырька и стала быстро поправляться. Она жива и сейчас, уже взрослая.

«ЁЛКА»

Летом 1959 года, когда я после всех моих «приключении» арестов, допросов, тюрем, этапа, лагеря, ссылки (с 1937 по 56) приехала в Тарусу к моей старшей сестре Валерии (Лере), она — неверующая, сказала мне:

— Ася, сходи на нашу бывшую дачу, в Песочное, и ты увидишь удивительную вещь:

Помнишь, папа в детстве вашем с Мариной посадил вокруг дачи три елки, по именам трех дочерей — Леры, Муси и Аси? Так вот, наши с тобой — целы, зеленые, а Маринина — ну, поди, сама увидишь.

По длинной дороге: тропинками над крутым берегом Оки, пошла в наше летнее (еще до меня — в 1891 и по 1910 год) лесное волшебное жилье, так давно родителями выбранное.

Вверх, вниз вьется тропинка над родной Окой с отражением облаков. Спуск, бревенчатый мостик и крутой подъем по песчаной дороге под березами и тополями.

Все знакомо до боли душевной, до сердцебиения физического. Годы заключения на Дальнем Востоке тают как дым, огромные пролеты по железным дорогам, Сибирь, и пешее хождение с чемоданом и мешком за плечом — все пропало, умолкло, увяло злым сном… …Только одна калитка эта, вход с Оки, с песчаной дороги — в склоненность нашего сада. Щебет птичий, звенящая тишина, кусты ягодные, малинник, заросшая крокетная площадка, со стихшим над ней весельем голосов…

Перестроенная, чужим духом пахнувшая дача в два этажа, балкон. Вбок от ее середины старшая елка, Лера! От нее справа, перед моей светелкой — елка Ася! Но взгляд мой отводит остов третьей, седой, до корня засохшей елки — перед марининым окном, вдохнувшим столько стихов ее юности… Теперь перед окошком — призрак. Он встает из той же земли, где зеленеют елки — Лера и Ася…

Я стою, онемев, а птицы не внимают мне, свищут. Кто скажет, когда, в каком году стала такой елка Муся, — постепенно? Сразу в 1941-ом — в день смерти Марины?..

Скорее назад, к Лере…

13.06.1991 г., Переделкино

«ЗАЙКА»

Один друг мой, женщина-врач, Магдалина Александровна Галунова была замужем за человеком старше ее, уже вышедшим на пенсию.

Он заходил за ней на работу в часы ее вечерних приемов. Была у нее пациентка, приходившая к ней на прием после своей работы и видевшая ее мужа.

Шли годы и однажды эта пациентка услышала, что ее врача постигло горе — ее муж умер.

И вскоре пациентке приснился сон, странный сон про умершего. И она пришла к его вдове рассказать этот сон.

Пациентка была неверующая.

— Вы знаете, я не люблю все это, — сказала она, — сны и так далее. Но этот сон касается Вас, и я пришла Вам рассказать его, сама не знаю почему. Ваш муж подошел ко мне и сказал: «Берегите Зайку!» — Какого «зайку»? Игрушечного что ли? — спросила я. — Нет, — сказал он — моего зайку!..»

Вы знаете, я отрицаю всякую мистику — с некоторым раздражением сказала пациентка и услыхала в ответ:

— Да это он меня называл «зайкой»!

Была осень. Мой друг неутешно скорбя об умершем, ездила каждый день к нему на могилу. Однажды и я поехала с ней. Мы долго шли по кладбищу, могила была далеко; был вечер.

Я подумала: А ведь страшно ей сюда ходить одной… Но, конечно, ничего не сказала.

Вскоре неверующая пациентка снова пришла к своему врачу.

— Опять Ваш муж мне приснился! — сказала она с явным раздражением. Почему он мне снится — не понимаю! Но в этот раз он никаких «заек» не называл, а просто передал поручение: — «Скажите моей жене, чтобы она не ходила ко мне на могилу вечерами, — это опасно!»

И уже и раздраженно и растерянно: — Я пришла Вам это сказать!

Мой друг послушала совета своего мужа.

«ИКОНА»

В те годы, когда я писала в моих «Воспоминаниях» часть «Детство», я, может быть, инстинктивно чувствовала, что будет понятно всем, а что — слишком интимно, я не написала об одном, тайно греющем чувстве, связанном со словом «Спаситель» и с иконой Христа. Но в какой-то миг тишины, в одиночестве попыталась воссоздать его.

Оно легло в слово «Спаситель» — …«Слово такое странное и родное, как бывает собственное имя, как Андрюша, Муся, Ася — полным кругом вокруг детства. Слитое с ликом на образе — поднятая благославляющая рука. Волосы по плечам, синие глаза в тебя глядящие. Алая и голубая одежда. И пурпур длинного плата, какого не увидишь в жизни. И перед образом огонек красной лампады. Точно он сам загорелся, в сердце тайны, которая есть и молчит о себе, и — зовет.

И так живо вспомнился мне тот мамин образ Христа, который не видела с самого детства.

Очень немного спустя в общей квартире, где я жила после реабилитации 17 лет (с 1962 по 1979 гг.), в бывшем Пименовском, раздался телефонный звонок. Меня спросили, можно ли ко мне прийти. И пришла женщина, знакомая Марии Степановны Волошиной. Она несла большой сверток, прямоугольный.

— У нас в квартире умерла старушка, остались иконы и все боятся их у себя держать. А у Вас в уголку киот… Вот я и подумала: может быть Вы возьмете…

Она вынимала большую живописную икону Сретенья (В день Сретенья мой сын был освобожден из заключения) и икону поменьше, тоже без ризы, образ Христа.

Благославляющая рука, волосы по плечам, синие глаза в тебя глядящие. Алая и голубая одежда, какой нигде не видишь. Я стояла пораженная: словно Сам образ захотел жить там, где о нем рассказали, каким его видели в детстве. Он живет у меня с тех пор уже лет 15 или более…

8
{"b":"138978","o":1}