Вокруг несчастного виндсерфера, который и не надеялся никогда на подобный социальный успех, собралось десятка два заинтересованных красавиц. Каждую из них можно было бы отправить на конкурс «Мисс Вселенная» или на худой конец выдать замуж за самого взыскательного бандита.

Ни одной из них, положа руку на сердце, он был сто лет не нужен. Но привычка конкурировать давно стала для них образом жизни. Виндсерфер был замечательным поводом отточить мастерство.

Ярослава знала, что Алена ни за что не будет принимать позы, больше пригодные для фотосессии журнала «Playboy», чтобы обратить на себя внимание мужчины. Нет, она всегда шла напролом, и в этом был ее плюс.

Пока другие манекенщицы разыгрывали сценку съемок для каталога купальников, Алена, неловко плюхнувшись в воду, поплыла по направлению к объекту.

Ярослава поднялась с шезлонга и вытянула шею. Аленины же конкурентки возмущенно заперешептывались.

Интересно, что она ему скажет? Может быть, изобразит тонущую, чтобы спровоцировать несчастного мужика на сеанс искусственного дыхания?

Добравшись до жертвы, Алена обеими руками схватилась за доску и ловко забралась на нее верхом. Удивленный серфер наклонился к ней, чтобы, видимо, вежливо объяснить хамоватой дамочке правила поведения на общественном пляже. Но потом, по всей видимости, он разглядел, что хамоватая дамочка обладает редкой красотой, и немного смягчился. Во всяком случае, еще через несколько минут они уже весело о чем-то пересмеивались.

«Как скучно, – подумала Ярослава, – как же это все предсказуемо и скучно. Конечно же, Аленка очарует этого растяпу. Кто бы сомневался. Остаток дня они проведут вместе, он научит ее стоять под парусом, она купит ему коктейль. Потом они займутся любовью в кабинке для переодевания, почти на глазах у остальных девчонок. А потом, насладившись своим превосходством, Аленка возьмет у бедняги телефон и отчалит в какой-нибудь «Гараж». На поиски более перспективных женихов».

– Мне надо с тобой поговорить, – серьезно сказал Полонский Ярославе.

Они обедали в ресторане «Суздаль» при гостинице «Националь». Внизу, под окнами разноголосо шумела Тверская, вдалеке приветливо алели башенки Кремля.

Яся напряглась. Наверняка речь пойдет о его родителях. О том, что она им не понравилась и – бла-бла-бла – он, как примерный сын, не может пойти против их воли.

И пускай Ярослава целыми днями только и мечтала о том, что ситуация с образовавшимся вокруг нее гаремом как-нибудь решится сама собой, но в тот момент она испытала нечто, похожее на разочарование. Неужели она столько времени убила на мужика, у которого характер марионетки? Которым легко управляет безгубая бывшая балерина Елена Игоревна?

– Я тут с мамой поговорил, – не разочаровал ее Михаил Марленович.

– Понимаю, – Яся усмехнулась уголком губы и отодвинула от себя тарелку с фирменной ухой.

– Она всерьез озабочена проблемой нашей свадьбы.

– Что ж, я тебя не осуждаю, – она накрыла его ладонь своей, – в конце концов, с ней ты знаком гораздо дольше, чем со мной.

– Ты это о чем? – нахмурился Полонский.

– Разве речь идет не о том, что все отменяется?

– Какая же ты у меня мнительная, – рассмеялся он, – конечно, нет, я же не маменькин сынок. Просто она волнуется, что все пройдет не так.

– И что теперь я должна сделать?

– Ты только не нервничай, – он глубоко вдохнул, – мама хочет, чтобы ты… то есть мы, конечно… Взяли несколько уроков этикета.

– То есть она стесняется продемонстрировать меня своим друзьям, так, что ли? – возмутилась Яся. – Я что, ем фрукты ногами или пукаю во время еды?

– Яся, ну не принимай так близко к сердцу. – По выражению его лица становилось понятно, что ему неудобно все это ей выкладывать и что он с гораздо большей радостью послал бы собственную маменьку куда подальше, да вот только совесть не позволяет ему так и поступить. – Она же хочет как лучше. И потом… она же моя мать.

– И в чем будут заключаться эти уроки? – поморщилась она. – Меня будут учить пользоваться ножом и лизать задницы сильным мира сего?

– Ненавижу, когда ты такая. – Его лицо окаменело. – Просто встретимся пару раз с замечательной женщиной, Розой. Я ее давно знаю. К тому же она научит нас танцевать первый брачный танец. Ты когда-нибудь танцевала вальс?

– В детском саду, на утреннике, с мальчиком Петей, – пробормотала она, – он отдавил мне все белые сандалики.

«Черт, завтра же вторник, – вспомнила Яся, – я должна встретиться с мамой Андрейчика и сходить вместе с ней к какому-то режиссеру, который тоже будет ставить для нас первый танец молодоженов! Это какой-то кошмар! Когда же это кончится?! Когда, когда, когда?!»

– С тобой все в порядке? – заволновался Михаил Марленович. – Ты не подавилась рыбной костью?

– Нет, – успокоила его Ярослава. – Все нормально. Вальс так вальс.

– Я знал, что ты меня поддержишь, – просиял он, – и, честно говоря, уже договорился с Розочкой.

– Надеюсь, не на вторник? – забеспокоилась она.

– Нет, на среду. А что у тебя во вторник?

– Да так, ничего. Косметолог, – бодро соврала Ярослава.

– Это замечательно, – одобрил Полонский, – я хочу, чтобы к свадьбе ты выглядела свежей и отдохнувшей. Ты у меня будешь самой красивой невестой.

Ярослава так никогда и не узнала, как его звали на самом деле, но все обращались к нему так: Падре Диего. Его черные волосы длиной доходили до ягодиц и были спутаны в толстые лохматые дреды. Его джинсы были в таком состоянии, словно их носил еще его прадед. У него была загорелая волосатая грудь, борода, заплетенная в косичку и татуированный кельтский орнамент на плече.

Это и был тот самый якобы прославленный режиссер, который должен был придумать сценарий для первого брачного танца Ярославы и Максима Андрейчика.

Его студия располагалась в мансарде довольно престижного дома на «Менделеевской». Ясю даже удивило, что у этого странного персонажа хватает денег, чтобы снимать такое элитное помещение.

Пол студии был выложен настоящими корабельными досками. В углу стоял заляпанный гуашью голый манекен в театральном напудренном парике. К потолку были подвешены пластмассовые модели самолетов на тонких канатиках. На обычной кривобокой школьной парте в углу приютился дорогущий «макинтош» с огромным монитором.

В такси Фаина разоткровенничалась и с кокетливым смешком призналась, что Падре Диего – один из ее любовников, с которым она встречается уже почти восемь лет.

И вот теперь она с визгом бросилась ему на шею. Они принялись целоваться так страстно, как будто бы снимались в голландском порнофильме, предоставив Ясе возможность неловко перетаптываться в углу.

Прошло, наверное, минут двадцать, прежде чем Фаина спохватилась и, с глуповатым смешком отстранившись от так называемого Падре Диего, звонко воскликнула:

– Кстати, а это невеста моего сына Ярослава. Она у нас паинька.

– Надо же, – удивился «Падре Диего», сфокусировав на ней мутноватый взгляд, – какая хорошенькая. А ты не хочешь поучаствовать в моем перформансе, Ярослава?

– Падре Диего – авангардный режиссер, – восхищенно пояснила Фаина, – Яська, соглашайся, не пожалеешь. Вдруг он сделает из тебя звезду?

– Я это вижу, – перебил ее «Падре», не дав Ясе и слова вставить, – вижу. Вижу. – Вид у него был самый что ни на есть безумный. – Она будет голая. Мы обмажем ее сырыми яйцами и патокой, а потом вываляем в блестках и перьях и подвесим к потолку!! А вокруг будут бесноваться настоящие панки!! И они же совершат ритуальное жертвоприношение! Специально для этого мы купим на Птичьем рынке петуха.

– Это будет здорово! – с энтузиазмом воскликнула ее будущая свекровь.

Ярослава испуганно попятилась.

– Но сейчас, – вовремя спохватилась Фаина, – речь идет только о свадебном танце.

Она посмотрела на детские пластмассовые часы с Микки-Маусом, которые украшали ее тонкое загорелое запястье.