Сердце и душа Брюнгильды были сломлены, но не ее воля. Воля королевы страдала от этих сильных рук, но она лишь отступила на время, поклявшись отомстить насильнику. Желание мести спряталось в ней так глубоко, что Гунтер даже не заметил его, когда грубо взял ее тело, словно замок, который нужно было штурмовать. Она не кричала, не умоляла о пощаде или, по крайней мере, об осторожности. Не было слез и плача, который должны были приглушить подушки. Жар и похоть грязного изнасилования длились недолго, и вскоре Брюнгильда почувствовала, как Гунтер, громко сопя, скатился с нее.

На кровати лежало два тела, но на подушки капал пот трех человек, а через несколько секунд дверь, словно от сквозняка, открылась и закрылась.

Кримгильда с нетерпением ждала короля, прикрыв свое совершенное тело тонкой простыней. Она надеялась, что стычка с парой нахалов утвердит Зигфрида в его мужественности, хотя, собственно, в этом не было никакой нужды. Когда бы Кримгильда ни вожделела Зигфрида, он дарил ей больше, чем она могла мечтать.

Один вид его сильного мускулистого тела, появившегося в полутьме комнаты, заставил ее задрожать и истекать не только потом. Но когда она увидела его лицо в слабом свете единственного факела, горячая страсть превратилась в холодный страх. Отбросив простыню, королева вскочила и поспешно подбежала к супругу.

Зигфрид дрожал. Он был бледен. Пот стекал по его вискам, словно он только что повалил дерево тупым топором. Казалось, он искал своими глазами ее глаза и в то же время старательно отводил взгляд.

Кримгильда обняла его, даря ощущение силы и уюта, и осторожно повела к кровати. Когда он упал на спину, она улеглась рядом с ним. Но стоило Кримгильде положить руку ему на грудь, как он тут же отодвинулся. Зигфрид застывшим взглядом уставился в потолок, будто увидел там какую-то картину, от которой никак не мог оторваться.

— Что с тобой? — мягко спросила Кримгильда. В ее голосе не было и следа упрека.

— Ложь — это чума. Она заразна и очень быстро распространяется, если ее не остановить. Она будет требовать все больших и больших жертв, — хрипло выдохнул Зигфрид, и впервые в жизни Кримгильда увидела, как он плачет. — Так учил меня Регин.

— О какой лжи ты говоришь? — волнуясь, поинтересовалась она.

Наконец Зигфрид повернулся к ней.

— С этой ложью я не хочу привести тебя и наш брак к краху. Я хочу говорить правду. Всегда.

Она губами сняла слезинку с его щеки.

— Говори, прошу тебя.

Он оперся на локоть, глядя во тьму комнаты.

— Гунтер… он на самом деле не победил Брюнгильду.

— Как? — с беспокойством в голосе спросила Кримгильда. — Гернот рассказал мне, что…

— Гернот может рассказать лишь то, что он сам видел и слышал, — перебил ее Зигфрид. — Но на Поле Огня и Льда был третий воин, который оставался невидимым. С помощью волшебного шлема нибелунгов я сделал так, чтобы поединок закончился в пользу Гунтера.

Подлость этого поступка Кримгильда могла оправдать лишь желанием Зигфрида жениться на ней. Именно это подвигло его на то, чтобы помочь Гунтеру. Ей трудно было смириться с этим, но любовь прощала и не такие поступки. Взяв влажное полотенце, Кримгильда вытерла им шею Зигфрида.

— Кто об этом знает?

Зигфрид печально взглянул на нее.

— Никто! Ни один человек. Я могу довериться только тебе, потому что не хочу строить нашу жизнь на лжи.

— А что произошло сегодня ночью?

Кримгильда подозревала, что чудовищное предательство по отношению к королеве Исландии — это лишь начало исповеди, которая должна была вывести зло на чистую воду.

Король Ксантена, терзавшийся от вины и отчаяния, сел, опустив голову в ладони.

— В постели Брюнгильда заметила, что Гунтер — вовсе не тот воин, который покорил ее на Поле Огня и Льда в Исландии.

Эта простая фраза заставила Кримгильду сделать вполне определенные выводы, и она побледнела от негодования.

— Так это Брюнгильда избила его в брачную ночь? — спросила она, чувствуя, как у нее участилось дыхание.

Зигфрид кивнул, мучаясь болью воспоминаний.

— Единственным выходом, который нашел Гунтер, было продолжение этого кошмарного розыгрыша.

В голове Кримгильды началась лихорадочная круговерть образов, перетекавших один в другой, танцевавших и искрившихся и в конце концов выстроившихся в ее сознании в той последовательности, в которой происходили последние события.

— Ты ведь не был в ее комнате, правда? — прошептала она внезапно осевшим, каким-то чужим голосом.

Когда Зигфрид, помедлив, кивнул головой, ей показалось, что ее разрезали мечом от горла до пупка.

— Скажи мне, что ты не был сегодня ночью в ее комнате! — с вызовом воскликнула Кримгильда.

Голос Зигфрида надломился:

— Ты хочешь услышать ложь и вызвать чуму, которая разрушит нашу жизнь?

Отвращение Кримгильды было слишком велико, чтобы она смогла найти в своем сердце хоть каплю понимания.

— Ты спал с Брюнгильдой?!

Зигфрид взглянул на нее красными от слез глазами.

— Нет! Никогда! Я держал ее, в то время как… Гунтер… Его соучастие в этом преступлении было не менее гнусным, чем поступок короля, и он замолчал, чувствуя отвращение к самому себе.

— Вон из моей комнаты, — сдавленно произнесла Кримгильда.

Ее муж и король понимал, почему она не желает видеть его рядом с собой, но в то же время ему так хотелось получить ее прощение…

— Любимая, но я думал, что это все… ради нас.

— Пошел вон, пока я не смогу свыкнуться с мыслью, что мой возлюбленный с моим собственным братом изнасиловали женщину в нашу брачную ночь. Если этот момент никогда не настанет, то тебе придется жить с этим.

— Что же мне делать?

В ее глазах не было даже намека на любовь.

— Иди спать со свиньями. Сегодня, мне кажется, ты больше похож на них, чем на человека.

Зигфрид уныло встал и поплелся к двери.

— Когда рассветет, — напоследок бросила Кримгильда, — начинай готовиться к отъезду в Ксантен. Я не останусь в этих стенах ни минутой дольше, чем будет продолжаться погрузка багажа.

Зигфрид ошибался. Сказанное отравляло воздух при дворе Бургундии точно так же, как и несказанное. Хотя свадьба должна была оставить после себя радостное ощущение, солнечные лучи казались тусклыми, а в замке царила подавленная тишина, пронизанная ненавистью.

— А ты уверен, что вы должны уезжать через пару дней? — спросил Гунтер, хотя заранее знал ответ Зигфрида.

Король Бургундии сидел на троне, нервно постукивая кончиками пальцев по подлокотнику.

Король Ксантена кивнул:

— Так хочет Кримгильда. К тому же ты сам говорил, что королевствам нужны короли. Пройдут многие годы, прежде чем заживут раны, нанесенные Ксантену и Дании Хъялмаром.

— Ты ведь не рассказал моей сестре о том, что произошло прошлой ночью, правда? — недоверчиво глядя на друга, спросил Гунтер.

Зигфрид покачал головой:

— Нет, но Кримгильда обладает таким умом, который я всегда мечтал видеть в своей жене. Твоя сестра не знает, что произошло, однако она понимает, что это было что-то ужасное.

— Ужасное? — прошептал король. — Что ужасного сделал супруг, который потребовал любви своей супруги в брачную ночь? Ужасно то, что мне пришлось брать силой принадлежащее мне по праву…

Зигфрид не ответил ему, понимая, что эти слова произнесены лишь для успокоения совести Гунтера. Король, несомненно, понимал, насколько чудовищным был его поступок, и его оскверненная душа корчилась в муках.

От каменного пола взлетело эхо шагов, и в комнату, гордо выпрямив спину, вошла королева Бургундии. Подойдя к Гунтеру, она села на трон по правую руку короля.

Он неуверенно кивнул и попытался заглянуть ей в глаза, но она смотрела в никуда. В пустоту.

— Моя королева?

Брюнгильда протянула ему документы.

— Хотя народ признает наше право на праздничный отдых, мне представляется необходимым уже сегодня приняться за разрешение повседневных проблем государства. Я осведомилась в канцелярии по поводу данных списков и позаимствовала там эти документы. Речь идет о территориальных спорах, устаревших законах и приеме на работу советников, необходимых для создания правительства Исландии и Бургундии.