Гунтер, у которого после вчерашней ночи сильно болела голова, поднял руку в знак протеста.

— Зигфрид убеждал меня в том, что до сражения дело не дойдет. А мой народ, который очень обязан Зигфриду, наверняка сможет лучше выразить свою любовь к нему, чем моя сестра.

Хаген, разочарованный тем, что пропустил вчерашний разговор Гунтера и Зигфрида, повысил голос:

— А если Хъялмар на поле боя отрубит вам голову, что тогда будут стоить все заверения Зигфрида?

— Благодаря золоту мы укрепим наше войско наемниками и сравняемся в силах с Данией, — прорычал Гунтер. — Бургундия слишком долго страдала от дракона и нехватки оружия. А теперь, когда мы наконец стали хозяевами собственной судьбы, пришло время искать новые альянсы, заключать союзы и, как прежде, демонстрировать свою силу и военную мощь.

Хаген подавил презрительную усмешку, думая о том, что король пытается прикрыть свое неумение руководить страной героическими поступками.

— Война с Хъялмаром неизбежна, — продолжил советник с присущей ему настойчивостью. — Но зачем же открыто показывать всему миру, что мы поддерживаем Зигфрида? Если он погибнет от меча Хъялмара, то в дальнейшем нам придется вести войну в память о нем или же праздновать победу с его именем на устах. Организуйте нападение на короля Дании сами. Проявите мужество и силу.

Гунтер задумчиво потер подбородок.

— Это, конечно, веский довод, — согласился он. — Вряд ли Зигфрид будет протестовать, пока мы будем его поддерживать.

На тонких губах Хагена заиграла улыбка.

— Мы выиграем в любом случае — и если Зигфрид, как друг Бургундии, взойдет на трон, и если мы сами завоюем Данию и Ксантен.

Это была хорошая идея.

— Что ж, решено, — сказал Гунтер, энергично кивнув. — В ближайшие недели у нас будет много дел. Войско должно стать сильным и хорошо вооруженным, а народу необходимо прочувствовать новое благосостояние страны, чтобы симпатии людей были на нашей стороне, как и их сердца.

— Раз уж вы заговорили о сердцах… — начал Хаген, и король заметил, что ему нелегко говорить на эту тему. — Если Хъялмар умрет, а Зигфрид выживет, то он попросит руки Кримгильды. Мне кажется, следует уже сейчас начать подготовку к этому, чтобы не сделать короля Ксантена нашим врагом прежде, чем он наденет корону своей страны на голову.

— И что ты предлагаешь?

— Мы должны разослать во все королевства гонцов и сообщить, что Гунтер Бургундский ищет себе королеву.

Почесав затылок, король кивнул.

— Так странно, что мы должны планировать любовь и войну одновременно. Что ж, будем надеяться, что одно другому не помешает.

Зигфрид с удовольствием осмотрел новую комнату, которую ему предоставил король Гунтер. Конечно, она была не такой большой, как покои королевской династии, но все же не шла ни в какое сравнение с подвальным помещением, где уже много недель он жил вместе с Регином. Когда Зигфрид бросил на кровать вещевой мешок со своим скудным скарбом, из него выпал шлем. Юноша долго смотрел на волшебный предмет, и тот, как показалось Зигфриду, искушал его вступить на путь трусости и коварства. Зигфрид молча отложил шлем в сторону.

Потом он осмотрел одежду, которую сшили специально для героя, поскольку ему уже не нужно было проводить свои дни за наковальней. Зигфрид облачился в брюки из мягкой кожи, надел длинную белую рубашку, подпоясав ее роскошным широким поясом, украшенным металлическими заклепками.

Подойдя к окну, Зигфрид залюбовался замком. Он воспринимал Бургундию как свой дом и редко вспоминал о маленькой кузнице в лесу, в которой вырос. Чем больше укреплялось его положение при дворе, тем более естественным ему это казалось. Его душа вновь обрела спокойную уверенность в том, что он обязательно получит все, что ему причитается.

Зигфрид наблюдал за подготовкой к военному походу. Гонцы въезжали и выезжали из замка, в конюшнях не успевали менять лошадей. Ремесленники из Вормса — портные и сапожники — сновали туда-сюда, принимая заказы на одежду и ботинки. В самом воздухе чувствовалось напряженное ожидание. Это было время, наполненное жаждой действий и перемен.

Мужчины и женщины двора бегали, словно муравьи, тащившие свою добычу. Их разговоры были короткими, резкими и касались только будущего похода.

Эльза стояла на крепостной стене, наблюдая за происходящим с отвращением и ужасом. Вскоре зазвенят мечи, раздастся стук копыт, а трубы будут играть марши. Война. Она ненавидела это слово, казавшееся ей холодным и шершавым. Оно царапало язык, и от него першило в горле.

Кто-то подошел к ней сзади и осторожно опустил подбородок на левое плечо девушки. Чужая ладонь нежно коснулась ее бедра. Она не решалась обернуться, но боковым зрением увидела Гернота, прижавшегося к ней щекой. Он тоже смотрел во двор.

— Тебя, вероятно, все это пугает, как и меня?

Девушка кивнула, пытаясь успокоить бешеное биение своего сердца.

— Я смотрю на их лица и вижу кровь, которая вскоре будет стекать в их мертвые глаза.

Он положил вторую руку на ее бедро и развернул девушку к себе.

— И у меня?

Эльза лихорадочно подыскивала слова, стараясь не смотреть в ясные глаза принца.

— Вы… вы собираетесь участвовать в военном походе против Дании?

Гернот кивнул.

— По закону в поход идут король и наследник трона. Кримгильда старше меня, но она женщина и не должна поднимать меч.

Дочь Хагена побледнела, ее нежное лицо осунулось, и Гернот осторожно подхватил ее под руку.

— Что с тобой?

Она покачала головой и оперлась правой рукой о стену.

— Вы… пойдете на войну?

Принц улыбнулся, пытаясь подбодрить ее.

— Брат обещает мне, что мы не станем обнажать оружие. И я надеюсь на это, ведь, скорее всего, если мне дадут меч, я сам же об него и поранюсь.

Эльза чувствовала себя глупо из-за того, что поддалась панике.

— Простите меня, мой принц. Мысли о войне пугают меня. От смущения она уставилась в пол, и Гернот осторожно взял ее за подбородок.

— Я могу надеяться, что твои заботы связаны со мной и что мое возвращение освободит тебя от них?

— Вы хотите моего благословения и молитв о счастливом возвращении? — спросила она. — Но разве Кримгильда не…

— Молитвы Кримгильды будут дарованы молодому кузнецу, который явно завладел ее сердцем, — прошептал Гернот.

— Я не молюсь, — призналась Эльза, и от этих слов ей самой стало больно. — Этого обещания я вам дать не могу.

Он глубоко вдохнул.

— Что ж, тогда, возможно… твои наилучшие пожелания? Она с надеждой посмотрела на него, чувствуя себя более уверенно.

— Я буду и дальше готовить для вас суп. Каждый вечер. До вашего возвращения. Если понадобится, до конца моей жизни.

Они обменялись взглядами, и это был, вероятно, самый знаменательный момент их встречи, свидетелями которого стали стены бургундского замка.

Лоренс был стар, но его кровь по-прежнему бешено кипела при виде подготовки к войне, охватившей всю Бургундию. Запах войны витал в воздухе — войны, которая началась почти двадцать лет назад и теперь должна была закончиться победой Ксантена. Правление Хъялмара воспринималось Лоренсом как преходящее неудобство, смутный день славной истории королевства на Нижнем Рейне. Лоренса не интересовали гунны и бургунды, саксы и франки. Они служили лишь средством, благодаря которому необходимо было посадить Зигфрида на трон.

Все и так тянулось слишком долго. Этот дурак Регин чуть было не лишил Зигфрида его наследного права, и только счастливое стечение обстоятельств привело к тому, что юноша с помощью Бургундии мог пойти войной на Хъялмара и отвоевать все, что ему принадлежит.

Лоренс с аппетитом откусил от сочного яблока, купленного на рынке в Вормсе, и, погрузившись в собственные мысли, обошел деревянные трапы, разложенные на берегу Рейна в ожидании кораблей, на которые должны были грузить товары. Через какое-то время он почувствовал под ногами песок и гравий, а потом траву. Когда голоса и звуки города стали тише, старый воин направился к оговоренному заранее месту встречи в лесу.