Кримхилд не обратила внимания на сквозившую в его замечании иронию, но Фолькер все понял. По его лицу было видно, что имей он возможность — вскочил бы и убежал отсюда.

— Рассказывай, Фолькер, — поддержала Хагена Ута. — Может, это развлечет нас при нашем постоянном одиночестве. Боюсь, пока в Вормсе гостит Ксантенец со своим отрядом, в наших покоях дни будут тянуться еще скучнее и тоскливее, чем всегда.

«А то, что он упустит по забывчивости, я дополню», — подумал Хаген. Взгляд Уты подтвердил, что именно этого она от него и ожидала. В ближайшее время Кримхилд несомненно услышит истории, которые рассказывают о Ксантенце, и, наверное, будет лучше, если она узнает их из уст Фолькера и его самого.

Вздохнув, Хаген откинулся на спинку стула и кивнул Фолькеру:

— Начинай.

С видимым усилием собравшись с духом, певец начал рассказ.

— Много слышал я о Зигфриде из Ксантена, — зазвучал нараспев его голос. — Еще на моей родине, в Альцае, да и везде, где я только ни бывал. Говорят, родителями его были Зигмунд, король франков, правитель славного города Ксантена, что на Рейне, и супруга его, Зиглинд.

— Так говорят? — перебила Кримхилд.

Фолькер кивнул.

— Ксантен не так уж далек от нас, но сам я там еще не бывал, — признался он, — И не видел короля Зигмунда и его супруги.

Кримхилд кивнула, и Фолькер, взглянув на Хагена, продолжал:

— Так вот, Ксантеном на Рейне правят Зигмунд и Зиглинд из рода Вальзунгов, а праотцем этого племени был сам Один, повелитель Аасов.

Голос певца постепенно приобретал силу и уверенность. Теперь это был Фолькер, каким его привыкли видеть, — неутомимый рассказчик, который мог петь ночи напролет — и ни один слушатель при этом не скучал. Даже Хаген поддался очарованию его пения, едва не забыв, что Фолькер рассказывает вовсе не обыкновенную историю, чтобы скоротать долгий зимний вечер.

— И вот у Зигмунда и Зиглинд родился сын. Уже ребенком был он столь силен и неукротим, что никто не мог с ним совладать. Отец гордился им, мать была счастлива, но заботы о сыне отягощали их думы. Вскоре родной город стал ему тесен, и собрался он в странствия по белу свету.

Родители Зигфрида были людьми мудрыми — они отпустили сына в поход, хоть был он совсем еще мальчиком. Но отец снарядил отряд своих лучших воинов, чтобы они повсюду сопровождали отважного юношу, но следовали за ним незаметно. Однако те быстро увидели, что Зигфрид не нуждается в их защите, с любой опасностью справляясь своими силами. Так год за годом странствовали они по белу свету — сначала вдоль берегов Рейна, а затем — дальше на север, где царит зима и вечный холод.

Долгий путь проделал Зигфрид, много совершил подвигов. И вот однажды в дремучем лесу он наткнулся на кузницу. Издалека он услышал звон металла и удары молота, а на небе полыхали отсветы раскаленного горна, как будто попал он в кузницу самого Тора. Любопытство охватило юношу, он подошел ближе и зачарованно уставился на работающего кузнеца и его подмастерьев. Несколько часов пролежал он в тени кустарника, наблюдая, как из раскаленного железа возникают мечи и щиты. И лишь когда зашло солнце, он вышел из укрытия.

«Что ты тут ищешь? — обратился к нему кузнец. Это был гном — маленький ростом, но полный сил. Звали его Мим-кузнец, — В кузнице Мима не любят проходимцев».

«Не ослышался ли я! — не помня себя от радости, воскликнул Зигфрид, — Значит, ты — Мим, знаменитый кузнец, учитель Виланда? Я тоже хочу стать кузнецом, как Виланд. И с этой минуты буду твоим учеником».

Мим испытующе взглянул на Зигфрида. Он заранее знал о том, что Зигфрид у него появится, — ведь юный богатырь не случайно очутился в этом лесу. Он не заметил, как его направили сюда люди Зигмунда, потому что король франков заключил соглашение с Мимом-кузнецом. Народ гномов и Вальзунги поддерживали дружеские отношения, и отец Зигфрида попросил кузнеца, чтобы тот поумерил пыл его сына и обучил его ремеслу. Потому как ремесло кузнеца было единственным, где он мог приложить свою силищу.

«Ты выглядишь крепким парнем, — продолжал Мим, пристально разглядывая Зигфрида и удивляясь его росту и силе. — А крепкие ребята мне нужны. Ты окончательно решился?»

«Окончательно! Научи меня ковать оружие!»

И Зигфрид стал младшим подмастерьем кузнеца. Впервые расплавил он железо, и Мим дал ему самый тяжелый молот, приказав ковать. Задорно схватив молот, юный богатырь с силой ударил по наковальне. Словно от удара молнии задрожала земля, пень, на котором стояла наковальня, раскололся. Капли расплавленного железа, искры полетели в разные стороны. Мим в ужасе замер.

«Довольно, мой мальчик, этак ты разнесешь мне кузницу! Боюсь, не выйдет из тебя ремесленника. Потому как лишь тот, кто знает меру, становится мастером».

Зигфрид было разозлился, но Мим продолжал говорить — хоть сила юноши испугала его не на шутку — спокойно, помня свое обещание, данное королю Зигмунду. Солнце уже вновь взошло над лесом, и рыцари Зигмунда удалились назад, в Ксантен, — а Мим продолжал увещевать Зигфрида.

Целый год прожил юный богатырь в кузнице и хорошо изучил ремесло. Из крепчайшей стали он выковал себе добрый меч — сам, своими руками. Но подмастерьям Мима тяжело было с ним ладить — не раз на собственной шкуре довелось им испытать в ссоре тяжесть его кулака. А теперь в руках исполина, вспыльчивого как огонь, оказался еще и огромный меч.

«Прогони Зигфрида, — умоляли они мастера. — Или мы все уйдем от тебя. Мы опасаемся за свою жизнь, пока королевский сын из Ксантена находится здесь».

Мим задумался: как бы ему избавиться от Зигфрида, не вызывая у него подозрений? Он был связан обещанием, данным королю, но сам с каждым днем все больше дрожал от страха перед юношей, силы которого росли и росли. Беду на него навлечет этот неукротимый принц, часто думал он. Вот что: надо послать его к угольщику, что живет близ пустоши, где дракон Фафнир стережет сокровища нибелунгов. Пожалуй, стоит предупредить его об опасности — ведь он ищет на свою голову приключений. А тот, кто их ищет, — найдет обязательно. Так кузнец и поступил. Он дал юноше задание купить у угольщика топлива, и Зигфрид, радостный оттого, что после целого года жизни в кузнице вырвался наконец-то на волю, в один прекрасный майский день отправился в дорогу.

Стояла чудесная погода, Зигфрид шагал по дороге и весело насвистывал песенку. Наконец над кронами деревьев заструился голубой дымок. У костра сидел угольщик. Выслушав юношу, он пригласил его в хижину, накормил и напоил. Затем они вернулись к костру, и угольщик рассказал Зигфриду о Фафнире, изрыгающем огонь драконе, о рыцарях, пытавшихся его одолеть, но проглоченных чудовищем. Он поведал юноше о несметных сокровищах и проклятье, над ними довлеющем. Зигфрид упросил его поточнее описать путь к пустоши — он запомнил каждое слово угольщика. Звезды и луна померкли перед взором юноши, дрожь колотила его. Когда они улеглись спать на мешке соломы, Зигфрид не мог сомкнуть глаз: он думал лишь о драконе, его обуревала жажда борьбы и победы.

Когда рано поутру угольщик проснулся, рядом с ним никого не было. Зигфрид давно уже улизнул из хижины и теперь приближался к пустоши.

Наступило утро, но в лесу не было слышно птичьего пения, ни один цветок не раскрывал лепестки навстречу солнцу. Над пустошью курился ядовитый туман, скалы вокруг были обуглены, и посреди пепла, ковром покрывавшего землю, невозможно было отыскать тропинку. Заметив наверху в скале отверстие, Зигфрид начал карабкаться по склону.

И тут из пещеры неожиданно показался дракон. Грозно рыча, занеся для удара когтистую лапу, он выпустил из пасти сноп пламени. Зигфрид, схватив меч, прижался к скале. Дракон жадно оскалился, почуяв жертву, ядовитый зуб обнажился, точно боевой меч. Хвост чудовища ходил ходуном. Смело бросился на врага юный герой, нанося дракону смертельные удары — чешуя летела в разные стороны. От яростного рыка дракона задрожали горы, земля заходила ходуном под ударами огромного хвоста, огромные лапы тянулись к юноше, но Зигфрид ловко уворачивался от смертоносных когтей. Наконец он с силой вонзил меч прямо в бок Фафниру, и кровь струей хлынула из раны. Издав предсмертный вопль, дракон попытался подняться — свет солнца померк в этот миг. Затем он замертво грохнулся наземь. Дракон был побежден. И тут Зигфрид увидел, что в драке руки его обагрились кровью Фафнира, и там, где кровь коснулась кожи, она стала твердой, точно сталь. Тотчас же он разделся и с головы до ног омылся кровью чудовища, ликуя: