– Предположим, что так, Джек. – Мерсер повернулся к рулевому. – О'кей, идем на зюйд, сорок пять вест, примерно полмили.

Застучал двигатель. Ибитуба разворачивал на палубе глубоководный скафандр. Рейнер взглянул в лицо водолазу. Вымазанный черной краской, он походил на бродячего артиста – белого исполнителя негритянских песен, которые так много было в Америке в начале века.

– У меня больше нет денег, чтобы платить за погружения.

– Понимаю, Джек. Это будет за мой счет. – Мерсер загасил сигарету в лужице воды, щелчком отбросил окурок в шпигат, встал и пошел в каюту.

Рейнер не последовал за ним. Этот человек собирался снова уйти под воду не ради каких-то там обломков, а просто потому, что должен был это сделать. Он присел на корточки рядом с Ибитубой.

– Что, в этом костюме ему будет безопаснее?

Индеец пожал плечами; выражение его вытянутого лица не изменилось.

– Он знает, что делает. А я прицепил сюда акулий репеллент. – Он показал удлиненный тонкий цилиндрик. – Хорошая штука. Его делают в Штатах. Для военных моряков.

– И что она дает?

– Она выпускает черную жидкость, такую же, как у каракатицы, с запахом, который не нравится акулам. Эти вещи спасли уже много американских моряков.

– А он станет пользоваться ею?

– Нет.

Райнер выпрямился, подошел к борту и, перегнувшись через леер, взглянул в прозрачную воду. Там ничего не было. Убегавшая из-под форштевня волна казалась скульптурным украшением на зеркальной глади воды.

Солнце всей своей тяжестью обрушивалось на море и кораблик. Палуба была закрыта тентом, а двое матросов то и дело черпали ведрами воду из-за борта и поливали головы. Мерсер вышел из каюты, ему вновь зачернили лицо и обрядили в костюм для глубинных погружений. У этого шлем был намного больше, чем у легководолазного, в котором он плавал до сих пор, и герметично соединялся со скафандром. Команда с аккуратностью, достойной военных моряков, при помощи лебедки опустила водолаза за борт. Часы показывали час сорок.

Судно было неподвижно. К югу пронеслась стайка летучих рыб; они выскакивали из воды и вновь касались ее, почти не тревожа глади океана. Насколько хватал глаз, виднелся один-единственный предмет. Он появился с востока, от берега.

– Что это за лодка?

Рулевой посмотрел из-под руки, взял подзорную трубу и ответил через несколько секунд:

– Рыбацкая лодка, сеньор. Из Пуэрто.

– А вы не можете сказать, чья она.

Матрос еще некоторое время изучал судно.

– Нет, – его это вовсе не интересовало.

Лодка не приближалась, а дрейфовала милях в трех. Рейнер все время наблюдал за ней. Он мог разглядеть рубку и детали мачты, но не видел никого из экипажа. Если там и был водолаз, то он погружался с противоположного борта и с такого расстояния его невозможно было разглядеть.

Два пятнадцать. Вскоре трос несколько раз дернулся, и Ибитуба запустил лебедку. Трос выходил очень медленно, механик внимательно следил за нанесенными на него отметками и несколько раз останавливал машину. В два тридцать пять на глубине в десять-двенадцать фатомов показался черный шлем. После еще одной остановки для декомпрессии Мерсера извлекли на поверхность и подняли на палубу. Он двигался легко, на скафандре не было видно никаких следов повреждений. С водолаза сняли шлем, он смачно сплюнул на палубу, прошелся вразвалку несколько шагов туда и обратно, и, наконец, сказал, обращаясь к Рейнеру:

– Он здесь, Джек. На плато. Целехонький.

Свет позднего солнца озарял городские стены, цвета которых резали глаз. Над морем поднималось нестерпимое сияние. В этот час бухта была пуста, и «Морская королева» без помех продвигалась к месту своей стоянки.

И Рейнеру, и водолазу было явно не по себе; никто из них не говорил ни слова. Прежде чем покинуть это место, они уточнили его координаты с помощью маяка «Остров-5». Ошибка составила тысячу ярдов к западу и пятьдесят ярдов к югу. Веревка с узлами – не слишком точный инструмент. Мерсер надел на Рейнера легкий водолазный костюм, помог перелезть через борт и спустил на глубину в десять фатомов. Даже отсюда англичанин отчетливо видел призрачные очертания серебристо-серого фюзеляжа, имевшего форму креста. На палубе он снял маску и сказал:

– А это не такое же нагромождение скал, как то, которое ты видел вчера?

– То было черное и все в трещинах. Кроме того, у скал не бывает хвостового оперения. Я не сумел спуститься на пятьдесят фатомов, но одолел больше половины; самолет виден так ясно, что я мог пересчитать все иллюминаторы. Кому какое дело до глубины? Если его видно, то и достать можно.

Весь жаркий день они плыли обратно и оказались в порту за час до захода солнца. Было еще светло; темно-зеленые листья деревьев казались вырезанными в белых стенах Авениды. Уродовали этот пейзаж только землечерпалка и группа людей в форме, ожидавшая у места стоянки «Морской королевы».

Судовые двигатели работали на малом ходу, и за кормой вместо пенного следа оставалась мелкая рябь. Они были всего лишь в двух сотнях ярдов от набережной.

– Мерсер…

– Да?

– Даю слово, ты получишь остаток своих денег. – Он перекинул ногу через борт. – Скажи им, что ты меня не знаешь. Скажи, что меня здесь не было. Ты плавал один…

– Эй, послушай…

– Сделай все, что сможешь. – Он опустил ноги в воду.

– Ты с ума сошел…

– Капитан, он…

– Заткнись! – рявкнул Лайми. Он знал, что делает. В другом месте и в другое время его вывернуло бы наизнанку при одной мысли прыгнуть за борт. Но в порту у него был шанс. Рядом находилась по крайней мере одна синяя акула; может быть, больше. Однако здесь эти ублюдки были сыты и могли не погнаться за пловцом.

– Что этот гринго?..

– Заткнись и слушай! – Шкипер увидел полицию в ту же минуту, как оказался на акватории порта.

– Правительство Агуадора против этой затеи, – сказал Лайми.

Мерсеру и в голову не приходило делать выбор; он родился нонконформистом. Дай такому человеку возможность разыграть кого-нибудь, и он будет твоим со всеми потрохами.

– Эй вы, трое, слушайте. – Он шагнул в середину корабля – так, чтобы рулевой мог оставаться за штурвалом. – Вы меня знаете. Я не люблю вопросов. Скажу вам только одно: мы плавали одни. Без этого гринго. Искали место кораблекрушения. Но пока ничего не нашли. О'кей?

Вода медленно обтекала борта судна.

– Какой гринго? Никогда о нем не слышали. – Под палубой глухо работали двигатели. – Мы плавали по своим делам, как делаем время от времени. Поняли?

– Люди в форме были так близко, что он видел, как блестят их кобуры; но солнце стояло за кормой, море и небо пылали и слепили полицейским глаза. Даже если бы «Морская королева» внезапно спустила все паруса, на набережной этого не заметили бы. – И не вздумайте разевать рот. Притворяйтесь болванами с расстегнутыми ширинками. Поняли?

Они ничего не сказали, только серьезно поглядели ему в лицо, а потом занялись каждый своим делом. В незапамятные времена Куги Мерсер был американским морским пехотинцем, а эти индейские салаги плавали с ним уже полгода. Если он в чем-то и сомневался, то только в чокнутом Лайми, который боялся акул до судорог.

Полицейские не сдвинулись с места, пока корабль не пришвартовался и не выкинул сходни. Беседа оказалась непродолжительной. Он достаточно хорошо помнил испанский, чтобы легко позволить надеть на себя наручники.

– Где ваш пассажир?

– Какой пассажир?

– Мы обыщем ваш корабль.

– Только если покажете ордер. – Но полиция позаботилась обо всем заранее. С ними был представитель таможни, так что право на обыск имелось.

Они обыскали судно.

– Где пассажир?

– Не было у меня никакого пассажира!

– Куда вы плавали?

– Искать место кораблекрушения.

– Расскажите о нем.

– Не могу.

– Тогда садитесь в машину.

– Я ничего не могу рассказать вам, потому что у меня есть партнер и я не хочу его подводить.