– Я постараюсь добыть что-нибудь до вашего отъезда. Какие-нибудь доказательства.

Рейнер повернулся спиной к сидевшим за столом и пошел прочь.

Они должны были долго смотреть ему вслед. Когда Рейнер поднялся из-за стола, Гейтс выглядел обеспокоенным – этого выражения на квадратном непроницаемом лице Рейнеру никогда еще не приходилось видеть. Один из его лучших руководителей наземных служб спятил, и теперь президент компании не знал как себя вести.

Среди открытых платьев и тропических костюмов вновь показались серо-коричневые пятна. Прежняя пара возвращалась назад, или шел следующий патруль? Двигаясь все так же неторопливо, Рейнер свернул в ближайшую улицу. Высокие здания весь день впитывали в себя тепло, а теперь волны жара то и дело ударяли по лицу. Как удавалось легким находить в этом воздухе хоть каплю кислорода, чтобы питать кровь?

Улица была узкой, но какой-то автомобиль свернул в нее с Авениды. Машина двигалась медленно, хотя большинство водителей после поворота сразу набирают скорость.

Улица пахла апельсинами, цветами, отбросами и марихуаной. Лавчонки в это время успевали за час наторговать больше, чем за весь день. Солнце зашло; полоса неба над крышами стала цвета индиго, в ней появились первые звезды. Острый запах выхлопа заполнил улицу. Автомобиль двигался самым малым ходом на первой скорости, а Рейнер шагал все так же неторопливо и не оглядывался.

Ему были нужны новые часы, ведь старые погибли в лавине. Он собирался зайти к первому попавшемуся ювелиру. В Пуэрто было столько же ювелиров, сколько и баров, так как в горах повсюду были разбросаны карликовые месторождения золота, изумрудов и алмазов. Каждый местный житель мог вместе с сыном год копаться в земле, найти один камешек, продать его и жить на эти деньги следующий год.

Вообще-то автомобиль должен был бы громким гудком потребовать, чтобы ему очистили дорогу, и горе тому, кто после предупреждения не успел бы укрыться в ближайшую дверь. Рейнер уже не думал, что это передвижной полицейский патруль: за это время кто-нибудь, конечно, догнал бы его пешком. Он ожидал, что двигатель заглохнет и хлопнет дверь, но автомобиль продолжал движение. Он мог принадлежать другой стороне, которую ван Кеерлс назвал «некоторые люди». На улице было немного бродяг подобных по виду ему, но у дверей многочисленных магазинчиков стояли кучки людей. Стрелять здесь было бы слишком опасно: у машины не было возможности быстро скрыться.

Неоновая вывеска, изображавшая карманные часы, была совсем рядом. Поравнявшись с окном магазина, Рейнер увидел узкое зеркало, обычное в ювелирных лавках. Сначала он увидел себя: высокий, худой, потрепанный белый безработный, совершенно непохожий на себя прежнего. А у него за спиной виднелся плоский радиатор «мерседеса» цвета слоновой кости.

Он шел по самой середине проезжей части, так что, когда обернулся, водителю пришлось резко затормозить. Рейнер отошел на шаг в сторону, но машина не стала объезжать его. В ней открылась дверь, и он сел внутрь. Автомобиль снова тронулся, добрался до небольшой площади, где стояла пара клетчатых такси, развернулся и направился по улице в сторону набережной, как будто внезапно решил, куда ехать.

Матерчатый чехол на сиденье был прохладным. Отсюда, с узкой улицы, Рейнер не мог видеть вершину вулкана, но знал, что теперь, когда солнце зашло, корона снова пылает над городом. Он хотел спать.

– Я была в «Ла Ронде», – с легким парижским акцентом сказала девушка, – и увидела, как вы идете по улице.

Он только сейчас понял, что удаляясь от металлического столика не видел ничего вокруг, и, не заметив, прошел мимо места, которое теперь стало для него таким важным.

– Куда мы едем? – спросил он. В душном воздухе пахло соленой водой, влажными снастями, смолой, дизельным топливом и гниющей рыбой.

– Туда, где меня не знают. Как вас зовут?

– Пол Рейнер. Enchant,[7] мадемуазель Видаль. – На руке, лежавшей на баранке, блеснуло единственное золотое кольцо.

В порту было тихо; землечерпалка не работала. Рыбаки, лодочники, гиды и прибрежные бездельники слонялись по берегу, глядя на небо, которое не видели с самого рассвета.

Они проехали между двумя караванами белых сосновых бревен, сгруженных с лесовоза, и вышли из машины в тот же миг, как смолк двигатель. Рейнер следовал за Жизель по камням причала к лачуге – бару, где уже выпивало несколько человек. В помещении пахло инсектицидом, а окна были закрыты сетками от москитов.

Они сели за столик в дальнем углу. Женщина держалась не так напряженно и не старалась казаться спокойной, как в тот раз, когда они так же сидели рядом в «Ла Ронде». Рейнер впервые увидел, что она улыбнулась ему. – Это не очень шикарное заведение, мсье Рейнер.

– Если вас здесь не знают, то откуда же вам известно это место?

– Я часто видела его с полуострова. Никому не придет в голову, что я могла отправиться сюда.

– У них здесь может быть шампанское?

– Я не люблю шампанское.

Отвращение, мелькнувшее в ее глазах, заставило Рейнера задуматься.

– Может быть, вы хотите говорить по-французски?

– А разве мой английский настолько плох?

– Он великолепен. Я просто подумал, что вы могли за два года соскучиться по родному языку. – Он заметил, что она не носила никаких украшений – только простое кольцо и дешевые наручные часы. Золотистые волосы спадали на простое белое платье; руки были смуглыми и тонкими.

– У меня остался ровно час.

К ним подошел креол, распространявший сильный запах марихуаны, и Рейнер спросил:

– Что вы будете пить?

– Все равно.

Он заказал два перно. На сей раз девушка не выказала никаких признаков отвращения: он следил за выражением ее лица. Эта француженка ненавидела шампанское и не тосковала по родному языку. Может быть, она не возвратилась во Францию, так как по каким-то причинам ненавидит собственную страну?

– У нас есть много, о чем поговорить, мадемуазель.

– Да. Но всего один час.

– Это совсем немного. Начинайте.

Она сложила руки на грубом деревянном столе, но уже не стискивала их, как прежде.

– Кто вы?

– Я не хочу пугать вас, как в прошлый раз.

– Я теперь знаю о вас больше.

– Откуда же?

– Я видела, как вас арестовывали. – В ее глазах опять мелькнул испуг.

– И это делает мою персону приемлемой?

– Да. Что они делали с вами?

– Попытались выслать из страны.

– Expulser?[8] – переспросила Жизель: ее губы задрожали от удивления. Видимо, она хотела удостовериться, что правильно поняла его слова.

– Да, но я сбежал от них.

– Comment?[9]

– Удрал от моих охранников. – Он знал, что они должны вскоре вернуться к ее первоначальному вопросу, и стремился избежать прямого ответа. Вопрос «Кто вы?» предполагал разговор о пропавшем самолете, и Рейнер боялся, что разговор о нем снова напугает девушку. Но она сама выбрала эту тему.

– Значит, вас не было в этом самолете, – утвердительно заметила девушка.

– Нет. – Он не стал спрашивать, откуда ей это известно. И она и другие уцелевшие участники этого рейса каким-то образом пребывали в положении заключенных, и высылка была для них несбыточной мечтой. И поэтому он не мог присоединиться к их закрытому клубу.

– Я поверила, что вы были в нем, – продолжала она.

– Я знаю. Мне хотелось, чтобы вы так думали. Простите меня. – Рейнер попытался поманить себя надеждой на то, что в ближайшие несколько секунд узнает ответы на все вопросы, что после этих мучительных недель наконец-то все элементы мозаики лягут на свои места: Вентура, Пуйо, Ибарра, крест на карте… Казалось, что вопросов слишком много, но рядом с ним был один из уцелевших пассажиров. Он не хотел слишком быстро переходить к главному вопросу, но все же задал его: – Что случилось с самолетом?