– Нет, но у нее там был прямой телефон, она нам его дала. Два-два-три-восемь, правильно?

– Думаю, да, – подтвердила Бобби.

Я вынул из папки лист бумаги и ручку и записал номер.

– Она готовила диссертацию?

– Да, она так нам сказала, когда обратилась по поводу комнаты. Биоматематика или что-то в этом духе.

– Она когда-нибудь упоминала фамилию своего профессора?

– Она дала нам какую-то фамилию для справки, когда въезжала, – ответила Бобби. – Но, честно говоря, мы так и не позвонили.

Неловкая улыбка.

– Мы были стеснены в средствах, – пояснил Бен. – И хотели побыстрее получить квартиранта, а она производила приличное впечатление.

– Единственный начальник, о котором она говорила, это тип в клинике, тот, которого убили. Но она никогда не называла его фамилию.

Бен кивнул:

– Она не была от него в восторге.

– Почему?

– Не знаю. Она не вдавалась в подробности – просто сказала, что он дерьмо, очень придирчив и она собирается уходить. А потом, должно быть, она ушла. Еще в феврале.

– И устроилась на другую работу?

– Она нам не говорила, – пожала плечами Бобби.

– Вы знаете, как она оплачивала свои счета?

– Нет, но у нее всегда водились денежки.

Бен болезненно улыбнулся.

– Что такое? – спросила Бобби.

– Она и ее начальник. Она его ненавидела, а теперь оба они в одной лодке. Лос-Анджелес поглотил их.

Бобби передернулась и съела булочку.

То, что я узнал об убийстве Дон Херберт и ее склонности к воровству, заставило меня задуматься.

Вначале я полагал, что она забрала карту Чэда для Лоренса Эшмора. А вдруг для себя, вдруг ей стало известно нечто, способное принести вред семье Джонсов, и она собиралась использовать для своей выгоды?

А теперь она мертва.

Я проехал к зоомагазину, купил сорокафунтовый пакет корма для рыбок-кои и попросил разрешения воспользоваться телефоном, чтобы позвонить в город. Парнишка за прилавком немного подумал, взглянул на сумму на кассовом аппарате и указал на старую черную коробку с диском, висящую на стене в углу:

– Вон там.

Рядом с телефоном стоял большой аквариум с соленой водой, в котором плавала небольшая леопардовая акула. Пара золотых рыбок плескались на поверхности. Акула мирно скользила по дну. Ее глаза были спокойными и такими же синими и красивыми, как глаза Вики Боттомли.

Я позвонил в Центр Паркера. Подошедший к телефону мужчина сказал, что Майло нет и неизвестно; когда он вернется.

– Это Чарли? – поинтересовался я.

– Нет.

Я набрал домашний номер Майло. Стоящий за прилавком парень наблюдал за моими действиями. Я улыбнулся и поднял указательный палец, показав, что займу только одну минуту. Голос Пегги Ли произнес тираду о «Блю инвестигейшнз». Я проговорил:

– Дон Херберт была убита в марте. Вероятнее всего, девятого числа где-то в центре города вблизи музыкального клуба панков. Детектива, занимающегося расследованием, зовут Рей Гомес. В течение ближайшего часа я, наверное, буду в больнице – можешь попросить, чтобы меня разыскали, если захочешь переговорить по этому поводу.

Я повесил трубку и направился к выходу. Какое-то движение пены привлекло мое внимание, и я обернулся к аквариуму. Золотые рыбки исчезли.

Голливудская часть бульвара Сансет была по-воскресному спокойной. Банки и места развлечений, расположенные до Хоспитал-роу, были закрыты, немногочисленные бродяги и бедные семьи топтались на тротуарах. Машин на дороге мало – только отдыхающие по воскресным дням и туристы, заехавшие слишком далеко от Вайна. Я добрался до ворот автостоянки для врачей менее чем за полчаса. Стоянка вновь работала. Множество свободных мест.

Прежде чем подняться наверх, в отделение, я зашел в кафетерий выпить кофе.

Ленч заканчивался, кафетерий был почти пуст. Как раз когда я подошел заплатить за кофе, Дэн Корнблатт, держа пластиковый стаканчик с крышкой в руке, получал сдачу у кассира. Кофе просочился из-под крышки и грязными ручейками тек по стенкам стаканчика. Усы Корнблатта, напоминавшие велосипедный руль, обвисли, сам кардиолог выглядел поглощенным какой-то мыслью. Он сунул мелочь в карман, заметил меня и быстро кивнул.

– Привет, Дэн. Что случилось?

Моя улыбка, казалось, раздражала его.

– Читал сегодняшнюю газету?

– Да в общем только просмотрел.

Он прищурился. Заметное раздражение. Я почувствовал себя так, будто неправильно ответил на устном экзамене.

– Что тогда я могу сказать? – резко бросил он и отошел.

Я заплатил за кофе и задумался, какое сообщение могло так обеспокоить его. Оглядел кафетерий в поисках брошенной кем-нибудь газеты, но ничего не обнаружил. Сделал пару глотков кофе, выбросил стаканчик и направился в читальный зал. На сей раз он был закрыт на ключ.

Палаты Чэппи пустовали, двери всех палат, кроме комнаты Кэсси, были открыты. Свет выключен, с кроватей убрано белье. Пахло дезодорантом с запахом луга. Мужчина в желтой спецодежде пылесосил коридоры. По отделению разливалась какая-то венская, медленная и сладкая музыка.

Вики Боттомли сидела за столом на посту медсестер и читала карту. Ее чепчик чуть съехал на сторону.

– Привет, что нового? – спросил я.

Она покачала головой и, не глядя на меня, протянула историю болезни.

– Читайте дальше.

– Я уже дочитала.

Я взял карту, но не стал открывать ее. Прислонившись к столу, спросил:

– Как сегодня себя чувствует Кэсси?

– Немного лучше, – все еще не поднимая на меня взгляда, ответила Вики.

– Когда она проснулась?

– Около девяти.

– Ее отец уже здесь? И...

– Все здесь, и все написано, – проговорила она, не поднимая головы и ткнув в историю болезни.

Я перелистал страницы, открыл записи за сегодняшнее утро и прочитал выводы Эла Маколея и невропатолога.

Вики взяла какой-то бланк и начала его заполнять.

– Последний припадок Кэсси, – заметил я, – кажется весьма серьезным.

– Ничего такого, что бы я не видела раньше.

Я положил карту на стол и остался стоять у сестринского поста. В конце концов Вики взглянула на меня. Голубые глаза часто заморгали.

– Вам приходилось видеть много случаев детской эпилепсии?

– Видела все. Работала в онкологии. Занималась младенцами с опухолью мозга. – Женщина пожала плечами.

– Я тоже работал в онкологии. Несколько лет назад. Психосоциальная помощь.

– А-а...

Опять вернулась к своему бланку.

– Ну что ж, – заметил я. – По крайней мере, кажется, у Кэсси нет опухоли.

Молчание.

– Доктор Ивз сказала мне, что намерена вскоре выписать девочку.

– Ага.

– Я думаю нанести им домашний визит.

Ее рука мчалась по бумаге.

– Вы ведь были у них дома, да?

Никакого ответа.

Я повторил вопрос. Женщина перестала писать и взглянула на меня.

– Если я и была у них, что в этом такого?

– Нет, я просто...

– Вы просто болтаете, вот что. Правильно? – Она положила ручку и откатилась назад на стуле. Самодовольная улыбка играла на ее губах. – Или вы проверяете меня? Хотите знать, выходила ли я из комнаты и делала ли что-то с девочкой?

Глядя мне прямо в глаза и продолжая улыбаться, Вики откатилась еще дальше.

– Почему вы так считаете?

– Потому что я знаю, о чем все вы думаете.

– Это был совершенно простой вопрос, Вики.

– Ну да, конечно. Именно так и было с самого начала. Вся эта притворная болтовня. Вы проверяете меня, не похожа ли я на ту медсестру из Нью-Джерси.

– Какую медсестру?

– Ту, которая убивала младенцев. О ней написали книгу и говорили по телевизору.

– Вы думаете, что вас в чем-то подозревают?

– А разве нет? Разве всегда не обвиняют медсестру?

– А что, разве медсестру из Нью-Джерси обвинили неправильно?

Вики ухитрилась превратить улыбку в гримасу, не двинув ни единым мускулом.