— Мой непревзойденный рекорд в спринтерском забеге до столовой — сорок шесть секунд, — вступил я. — Туда и обратно.

— А в парном забеге не пробовал? — спросил он.

Мы переглянулись и, не сговариваясь, с ходу принялись мастерить упряжку из шнура. Тереза даже сподобилась придумать название для этого вида спорта, хотя никогда в жизни не участвовала в забеге до столовой, а пока мы сооружали упряжку, почти все время пялилась на водосточную трубу. Она назвала наш забег «сприцепингом».

После теста мисс Эйр жестом пригласила нас вернуться на свои места за первыми партами. И за этими партами мы просидели до конца года.

Мисс Эйр попросила всех встать.

— А теперь прошу внимания, — начала она. — Посмотрите мне прямо в глаза. — Это приглашение было слишком соблазнительным, чтобы перед ним устоять, так что все мы подчинились. — Я незнакомец, — сказала мисс Эйр. — Я подруливаю к вам на машине.

— На том, что от нее осталось, — проговорил я дрожащим голосом, что вызвало взрыв смеха, а я стоял, опустив голову, и краснел. Подняв глаза, я поймал на себе изучающий взгляд Терезы, и ее маленький, похожий на лук ротик скривился в удивлении. Мисс Эйр выпучилась на меня и, выдержав паузу, изрекла:

— Меня о тебе предупреждали.

Никого еще, по моим сведениям, никогда обо мне не предупреждали. От одной мысли об этом мои ногти впились в ладони, подбородок вжался в грудь. Дрожь в горле возникла, должно быть, от смущения или от страха, а может, и от гордости. Когда я снова выпрямился, у меня хватило мужества посмотреть на мисс Эйр, не отводя глаз.

— Я подруливаю к вам, — повторила она, когда мы угомонились. Глаза ее светились в черных глазницах, как глазки летучей мыши в пещере. Мы совсем притихли. — Девочка, а, девочка, — сказала она ласково, — хочешь конфетку?

Ответом был дробный стук дождя по крыше, выискивающего дырку, в которую можно просочиться. Затем Тереза указала на окно рядом со столом мисс Эйр, в левом нижнем углу которого был выведен красный контур руки, и сказала:

— Бегите к дому, помеченному таким значком.

— Орлиный глаз Дорети и тут не подвел! — изрекла мисс Эйр и махнула рукой, отпуская нас. — Разделитесь на группы по вариантам. Не более пяти человек в одной. Пока по собственному выбору, а потом я вас рассортирую. Спенсер, Тереза, Мэтти! Я хочу, чтобы вы были в одной группе, если не возражаете.

За две минуты до завтрака мисс Эйр по селектору вызвали к начальству, так что нам со Спенсером хватило времени нацепить импровизированную упряжку. Наши одноклассники оторвались от своих рабочих тетрадей и захихикали. Прозвенел звонок. Плечо к плечу, мы со Спенсером Франклином вылетели из класса, напутствуемые толчком Джона Гоблина, и понеслись по коридору мимо щебечущих учеников и учителей, требующих, чтобы мы остановились, потом — через библиотеку к столовой. Упряжка дважды запутывалась, и нам приходилось тормозить. Один раз Спенсер оказался на полшага впереди меня, и я чуть не врезался в витрину с призами, где была и моя фотография — я там стою возле своей картины, на которой изображен мой отец, возящийся с колонками, и которая получила первую премию на прошлогодней Выставке детского творчества. Но когда мы добежали до кабинета мисс Джапп, наши движения синхронизировались, и мы полетели.

В народе говорили, что это холод загнал «желтые жилеты» в траву. На той неделе, на которую выпал День труда,[26] мороз прошелся по деревьям, отщипывая от ветвей еще зеленые листья, и волнами погнал на юг стаи ошалевших дроздов и голубых соек. К середине месяца, когда пришло бабье лето, все клены и дубы стояли голые, а Марк Птица Фидрич валился с ног, задавшись целью выиграть двадцать геймов в свой грачиный сезон. (Ему это не удалось.) Мисс Эйр «соркестровала» экскурсию в бюро погоды седьмого телеканала, так что мы смогли объяснить родителям, что случилось с нашей достославной мичиганской осенью.

Невзирая на свой калибр, Спенсер записался на «футбол с флажком» и уговорил меня последовать его примеру, хотя я вообще никогда не играл. Он даже уговорил Терезу прийти поболеть на первую игру. Некоторые девчонки — и немало — регулярно ходили на такие матчи, одна-две даже играли, но Тереза была не из их числа.

Лигой руководил мистер Ланг, и он, конечно же, поставил Спенсера, Гаррета Серпайена и меня в одну команду. Он назвал нас «Миньоны Матильды» и выпустил в день открытия против «Эскадры» Гоблина. Игра проходила в безоблачный вторник на запасном футбольном поле под голыми деревьями.

Джон Гоблин произвел вбрасывание с центра, послав мяч над нашими головами, и потрусил по полю с товарищами по команде. Когда Спенсер дунул с мячом мимо двух своих ребят, они завизжали в один голос с болельщиками, но Джон вдруг напрягся, как парус на ветру, рванул через поле и, выдернув флажок из кармана Спенсера, бросил его на траву.

— Быстро бегаешь, мужик, — сказал он Спенсеру, притормозив, и похлопал его по спине.

— Ты еще быстрее, — с улыбкой ответил Спенсер, как будто ему было по барабану, и поэтому меня удивило, когда он тоже похлопал Джона по спине и выдал: — Но это тебе не поможет.

Во время этого обмена любезностями мы с Гарретом стояли на поле и проводили совещание игроков. Я следил за Спенсером и Джоном, но в то же время мельком поглядывал на Терезу, которая изучала небо, накручивая на палец черную ленточку. Она посмотрела на Спенсера с Джоном и тоже улыбнулась — как бы. Во всяком случае, я принял это за улыбку.

— Зачем ты это сказал? Хочешь его разозлить? — накинулся я на Спенсера, когда он к нам присоединился.

— Что это с тобой?

Я подумал, пожал плечами и ответил:

— Ничего.

Но на самом деле я уже понял — что, и от этого мне даже стало как-то приятно. Ведь у меня еще никогда не было сразу столько друзей, чтобы можно было кого-то из них ревновать.

— Бомбардируй Спенсеру, — раздавал указания Гаррет. — Мэтти, будешь отвлекать.

— В этом мне нет равных, — похвастался я.

Гаррет кивнул Спенсеру и подтвердил:

— Можешь ему поверить.

— Видишь, как он бежит? — сказал кому-то мистер Ланг за боковой линией. — Ноги как прибитые, правда?

Я понял, что он имеет в виду не Джона, хотя не был точно уверен, кого именно. Только я почему-то занервничал.

— На четвереньки! — скомандовал мне Гаррет. И когда раздался удар по мячу, я схватился за ногу. Парень передо мной застыл на месте. «А-а-а!» — заорал я, и Джон Гоблин тоже замер на долю секунды. Тогда я стрелой промчался мимо своего противника и, отбежав ярдов на пять от схватки вокруг мяча, гаркнул: «Сюда! Сюда!» — а защитник погнался за мной, обозвав меня «мудилой».

Спенсер тем временем на пять шагов обошел Джона и устремился к зоне защиты.

Гаррет Серпайен вообще-то отлично бросал мяч. Главное — чтобы он как можно дольше продержался в вертикальном положении. Когда счет доходил до трех «Миссисипи» и к Гаррету приближался нападающий, он обычно спотыкался и падал. Он начал спотыкаться, посылая мяч, и только по этой причине Джон Гоблин его перехватил.

Иногда мне кажется, что Джон перехватил бы его в любом случае. Он был самым быстрым бегуном, которого я видел (или по крайней мере, знал), к тому же самым ловким, и когда он подпрыгнул, чтобы перехватить пас, я понял, что недавняя бравада Спенсера — всего лишь пустой звук. Джон умел не только бегать и прыгать — он всё подчинял своей воле. В тот день мяч зависал в воздухе как будто специально для него, словно последнее яблоко на призрачном дереве. Он взял его одной левой, сделал два шага в сторону, и тут его атаковали «желтые жилеты».

Они налетели не тучей. Во всяком случае, я мог различить каждую осу в отдельности, когда они дюжинами взмывали в воздух, облепляя руки, икры и горло Джона. Он скорчился и повалился на землю. Но, оставаясь верным себе, мяча из рук не выпустил.

Через несколько парализующих секунд мистер Ланг рванул к нему, крича и размахивая руками. Осы его словно не замечали. И я вспомнил, что на Джона вечно валились несчастья. Во втором классе он получил открытый перелом при попытке залезть на проволочную сетку. В прошлом году у него был аппендицит. Теперь его покусали осы.