Вурц тоже живо помнит этот эпизод: «Это был мой последний круг перед пит-стопом. Передо мной оказались три соперника, они явно тормозили друг друга. Потом я увидел, как сзади подтягивается Михаэль. Я подумал: о'кей, если я вступлю в схватку, то потеряю много времени — а я в тот момент сражался за второе место в гонке. Потом я увидел, что Михаэль пытается меня обойти. Ничего удивительного: из-за этой троицы, что шла передо мной, я ехал медленно.
Он пошел по внутреннему радиусу, и в таких ситуациях я обычно полностью блокирую попытку обгона. Но, как я уже сказал, я собирался ехать в боксы и не хотел терять времени, особенно с учетом ситуации в гонке. Ведь если ты вступаешь в сражение, то теряешь больше, чем если просто пропускаешь его вперед. Но когда он появился с внутренней стороны, я подумал: о нет, так легко я ему не дамся! И вот я на внешней траектории и прибавляю газу. Мы стукнулись, насколько я помню, дважды, потому что места там нет. Ни у него, ни у меня и в мыслях не было биться бортами! Потом он оставил мне места ровно на ширину одной машины — и я его обошел. Для меня это обычное дело, но в тот раз я был разозлен, ведь, пока все это происходило, я терял время! Однако гордость моя была вознаграждена: я не позволил ему пройти!
Потом мы подкатили к повороту перед тоннелем. Я хотел показать себя молодцом и зашел пошире, чтобы раньше начать разгон. Но я совсем забыл о Михаэле, потому что считал, что уже показал: легкой жизни ему от меня не будет. Я был слишком увлечен и не оборонял свою траекторию, не закрылся ни на сантиметр. А он попытался пройти меня вновь — на мой взгляд, грубовато, потому что удар получился довольно сильным. Я уже входил в поворот, а он ударил меня так крепко, что руль выскочил у меня из рук. Я все же вошел в поворот и почувствовал, что с машиной все в порядке, но время потеряно. В боксах выяснилось, что один из рычагов подвески немного погнут. Мы залили девяносто килограммов топлива (я шел с одним пит-стопом), и оказалось, что машина из-за повреждения подвески сидит слишком низко. Она очень жестко цепляла асфальт, и невозможно было поворачивать».
Да-да, молодой человек! Что ты о себе возомнил? Испугался небось, когда сзади к тебе подобрался сам великий и ужасный Михаэль Шумахер?!
«Нет, нисколько. Я оценивал ситуацию иначе, потому что в сражениях с парнями вроде Михаэля, — или Жака Вильнёва, к примеру, — они точно знают, что делают, это во-первых, а во-вторых, они ведут борьбу по-честному, оставляют тебе место — достаточно места, но ни на миллиметр больше! Это не новички, способные на разные глупости, из-за которых ты можешь попасть в аварию. Кроме того, сражаясь с Михаэлем или Жаком, ты получаешь массу удовольствия, потому что существует особая — нет, не договоренность, скорее, особая атмосфера, общее понимание того, что мы оба хотим остаться в гонке, и потому оставляем друг другу немного места — но ни на миллиметр больше!»
Или, как это случилось на входе в тоннель Монако, на несколько миллиметров меньше.
Шумахер тоже заехал в боксы, внутренне готовясь к сходу, «но механики сумели поменять стабилизатор, и я вернулся в гонку». Победил Хаккинен, Шумахер финишировал десятым, успев пободаться в задних рядах и финишировать без переднего крыла, оторванного на последнем круге.
Неплохо началась Канада. Шумахер был третьим в квалификации и «остался доволен, потому что не дотянул до поула всего пару десятых. Давненько мы не подбирались к лидерам так близко».
На этот раз пришел черед McLaren хлебнуть горя. Первый старт был отменен из-за завала, а на рестарте коробка передач Хаккинена отказалась подниматься выше первой ступени. Сход. Култард продержался дольше и лидировал, но техника подвела и его. Сход. Таким образом, гонщики в серебристых комбинезонах покидали Канаду с «баранками». Чем занимался Шумахер? Шумахер проводил одну из самых эффектных и противоречивых гонок в своей карьере. За спиной Култарда он жестко прошел Физикеллу в шпильке по внешнему радиусу. Еще был, например, такой эпизод: выскочив из боксов в тот самый момент, когда мимо пролетал Френтцен. Михаэль поравнялся с двигавшимся по стартовой прямой Williams. Несколько мгновений они шли параллельными курсами, разделенные лишь несколькими сантиметрами. А затем, приближаясь к зоне торможения. Шумахер начал отжимать соперника к обочине… еще… еще… Пока Френтцен, яростно жестикулируя, не вылетел с трассы.
«Не знаю, что там произошло, — сказал Михаэль после гонки, — Если это моя ошибка, то я перед ним извинюсь. Я глянул в зеркала и никого там не увидел. Потом глянул, что у меня справа, и вновь ничего не увидел, так что, когда меня пригласили на штраф (стоп-энд-гоу — за то, что он сотворил с Френтценом), я не понял, за что. Я точно знал, что скоростной режим на пит-лейне не нарушал».
Этот штраф, который Шумахер отработал на 35-м круге, отбросил его на третье место позади Физикеллы и Хилла. Дэймона он нагнал, но, когда попытался обойти, Хилл закрылся, даже подвинул Шумахера.
«Хочу серьезно поговорить с Хиллом. То, что он сделал, — недопустимо. Один раз сменить траекторию — это нормально. Но сделать это трижды на одной прямой на скорости триста двадцать — это очень опасно. Он рановато затормозил перед шиканой, и мне пришлось ее срезать, чтобы с ним разойтись. Я очень зол! Лучше вам не слышать слова, которые я произнес в тот момент. Это было по-настоящему опасно! Уж если ты задумал кого-то убить, есть масса способов сделать этот как-то иначе. Мы неслись по прямой на скорости триста двадцать километров в час, и трижды менять траекторию — у меня это не укладывается в голове!»
Когда на 44-м круге Физикелла свернул на пит-стоп, Шумахер ускорился и обеспечил запас, достаточный, чтобы остаться лидером после своей второй дозаправки. Он финишировал первым, впереди Физикеллы и Ирвайна, выполнив программу максимум — набрав очки в гонке, в которой основным соперникам не досталось ничего. Хаккинен — 46 очков, Шумахер — 34, Култард — 29.
После гонки Фрэнк Уильямс опротестовал действия Шумахера в эпизоде с Френтценом. Протест был отклонен, но Уильямс на иное и не рассчитывал: «Я сделал так, чтобы мой голос услышали. На мой взгляд, поведение Михаэля Шумахера не соответствует нормам Больших Призов — и он вытворяет такое уже не впервые». Патрик Хэд, в меньшей степени обремененный присущей Уильямсу сдержанностью, сделал так, что его голос был услышан еще по ходу гонки, не постеснявшись забраться на командный мостик Ferrari и наорать на Жана Тодта.
По странной иронии судьбы на брифинге с гонщиками Шумахер обращал внимание коллег на необходимость соблюдать осторожность при выезде с пит-лейна и, если кто-то в этот момент идет по стартовой прямой, уступать дорогу. Он же попросил показывать синий флаг выезжающему из боксов, чтобы предупредить о том, что на прямой кто-то есть. В его случае с Френтценом синих флагов не было. Он извинился перед Хайнцем-Харальдом, объяснив свои действия тем, что видел Диница и Вильнёва, а «дальше был разрыв».
Хилл отпустил в адрес Шумахера несколько колких замечаний. Ну а Рори Берн, отвлекаясь от всех этих разборок, раскрыл перед нами увлекательную и весьма значимую изнанку шумахерского искусства, которое было сродни искусству Айртона Сенны.
Есть ли у Михаэля аналитические способности? Разница между великими и просто хорошими гонщиками, как уже пояснял Джон Барнард, заключается в том, что великие делают свое дело настолько естественно, что у них остается запас на раздумья.
«Да, это правда, это абсолютная правда».
Значит ли это, что даже во время быстрого круга он способен все разложить по векторам?
«Не только во время одного круга — но и по ходу гонки. Он может выполнять по-настоящему быстрый круг и в это же время задавать нам вопросы по радио или информировать о разных вещах. Большинство гонщиков не любят, когда их беспокоят по радио в момент результативной попытки, а он обладает способностью ехать быстро и попутно анализировать любые аспекты гонки».
Даже во время своих знаменитых спринтов?
«Да, о да! У него солидный запас в скорости, и он расходует его по мере необходимости».
И даже во время спринтов, когда он выходит на связь или вы его о чем-то запрашиваете, он рассуждает обстоятельно?
«Конечно! В это трудно поверить, но, откровенно говоря, именно это и отличает чемпионов мира. Меня поражает в нем не скорость, потому что в сравнении с такими гонщиками, как Сенна, у него не так много поул-позиций. Его главное преимущество не в том, чтобы выдавать быстрые круги, хотя он это умеет, а в том, что в квалификации его первый же боевой круг, как правило, и становится лучшим. Это значит, что он сразу выходит на предел».
Но это не все…
«Невозможно пересчитать гонки, по ходу которых он выдавал такое, чего от него никто не ожидал. Канада, к примеру, когда он получил десятисекундный штраф и все подумали: «Это все». А он нажал, как следует, и победил».
Вы согласны, что великие во время гонок никогда не думают о том, что все кончено? Они думают о том, как отыграться.
«Именно так рассуждает и Михаэль».
Он очень силен психологически…
«Да, это так».
А что позволяет ему менять темп?..
«…причем, не на один круг, а на десять — пятнадцать кругов — что-то около того. Меня это по-настоящему восхищает».
Удавалось ли Айртону делать то же самое?
«Этого я не знаю. Когда он выступал у нас в Toleman в восемьдесят четвертом году, гонки, условно говоря, были не такими напряженными. Не нужно было гнать машину на пределе от старта до финиша. Такое случалось, но крайней редко. Сейчас они другие, гораздо более напряженные, и вести гонку на пределе приходится довольно часто. Сложно сказать, способен ли был на такое Айртон. Хотя, думаю, он доказал, что, когда было надо, мог ехать быстрее».
