По мнению Williams, некоторые приемы, использованные Шумахером в поединке с Хиллом, не только вызывали вопросы, но и заслуживали протеста. Шумахер получил отложенную дисквалификацию на одну гонку с отсрочкой на четыре Гран-при, но заявил, что собирается опротестовать решение стюардов. Однако поразмыслив, делать этого не стал. Если бы его протест был отклонен, наказание могло быть ужесточено.
Между тем Бергер подписал на 1996 год контракт с Benetton, утверждая, что проблема не в том, что Шумахер переходит в Ferrari: «Дело совсем не в этом. Это решение вообще ни с кем ни связано. В расчет я принимал только одно обстоятельство — мотор». Вслед за ним в Benetton переходил и Алези.
В августе Михаэль женился на Коринне — церемония состоялась в окрестностях Бонна.
24-й круг в Монце принес очередное обострение. Это был уик-энд, полный скрытых подтекстов. Шумахера должны были принимать как нового Мессию, пришествие которого во имя спасения Ferrari ожидалось в 1996 году. Алези должен был признаться в решении покинуть Ferrari, чтобы составить компанию Бергеру в Benetton.
Паддок в Монце напоминает крепость, осажденную живописной толпой болельщиков. Они плотно окружают ворота в надежде хотя бы мельком увидеть кого-нибудь из гонщиков, лучше всего одного из тех, кто выступает в Ferrari. Гонщикам приходится прибегать к разнообразным уловкам, чтобы не быть узнанными и как можно скорее проскочить за крепостные ворота. Алези презрел все эти меры предосторожности и прибыл на автодром на мотороллере со своей подружкой на заднем сиденье: его можно было не только увидеть — к нему можно было прикоснуться! Толпа, несколько лет назад скандировавшая «Джо-ди. Джо-ди!», тут же завелась: «А-ле-зи! А-ле-зи!»
Шумахер пожаловал на трассу в авто, защищенном, как уверял один источник, «полицейским эскортом при полном вооружении», и кое-кто из толпы наградил его непристойными комментариями. Тиффози, преданные поклонники, всегда предпочитали эмоции соображениям здравого смысла.
Они готовы были носить на руках Лауду за его героизм и его титулы, а в 1977-м пытались забросать его гнилыми фруктами за то, что он решил уйти из Ferrari. Они кидали камни в Алена Проста и бросали солому на трассу, когда он работал на тестах, и все потому, что его Renault оказался лучше Ferrari. И они же восторженно приветствовали Рене Арну, летящего к победе на Гран-при Италии 1982 года за рулем Renault, потому что в следующем сезоне он переходил в Ferrari! Они освистали Риккардо Патрезе, своего соотечественника, который в 1983 году, лидируя на Гран-при Сан-Марино, вылетел с трассы, открыв дорогу к победе встреченному овацией французу Патрику Тамбэ, ведь тот выступал за Ferrari. Нелюбовь к Просту была столь сильна, что тогда же, в 1983-м он прибыл на трассу в сопровождении горилл из охраны президента Франции. Семь лет спустя, когда Алена пригласили укрощать Жеребца, тиффози благоговели перед ним.
Так это выглядит! Реакцию тиффози можно считать эмоциональной, непостоянной, но в проявлении своих эмоций они едины. Пока ты с Ferrari, их уважение тебе гарантировано, но они не переваривают людей, «разбивающих их сердца», как деликатно выразился однажды итальянский журналист Пино Альеви. Ну а любой соперник Ferrari воспринимается просто как враг.
Это отлично понимал Марио Андретти, когда принял приглашение заменить в Монце в 1982 году за рулем Ferrari травмированного Дидье Пирони. До этого за рулем Ferrari он выступал лет десять назад, а в последнее время основным местом его работы стали гонки Indy. Он надел бейсболку Ferrari, уже когда сходил с борта самолета в Милане. Это означало: я знаю, чего вы от меня ждете, и хочу вам это продемонстрировать. Это означало: я пришел, чтобы выразить вашу страсть. Его появление вызвало настоящую истерию!
Шумахер мог запросто утихомирить своих итальянских недругов, победив за рулем Ferrari, — и все это понимали. Но ему трудно было найти местечко в потаенных уголках итальянской души, потому что ведущим принципом его жизни, помыслов, карьеры был рационализм. Те, кому были отданы сердца итальянских тиффози, — Вильнёв, возможно, Арну, определенно Алези, возможно, Мэнселл, — каждым из них двигала страсть, искреннее стремление к победе за рулем алых машин вопреки всем превратностям судьбы. Для тиффози было важно не столько то, побеждал гонщик или проигрывал, сколько то, как он это делал, о чем думал, что переживал в эти моменты!
На Гран-при Италии лидировал Бергер, которого преследовали Шумахер и Хилл. В начале 24-го круга длинная процессия пересекала финишный створ: Бергер, за ним отстающий на круг Таки Инуе (Arrows), еще один круговой Жан-Кристоф Буйон (Sauber), Шумахер, Хилл, Алези. На подходе к первой шикане Буйон чуть сместился в сторону, открывая дорогу для обгона Шумахеру, Хиллу и Алези. Они проскочили шикану четко, без проблем, вплотную друг за другом. Дальше был некогда грозный вираж под названием «Курва Гранде», с обеих сторон окаймленный деревьями. Инуе принял вправо, к внутренней бровке, Шумахер прошел его без помех, а Хилл уперся в японского гонщика.
В месте, где трасса на выходе из виража распрямляется, чтобы выстрелить ко второй шикане, Инуе неожиданно метнулся влево. Позже он оправдывался тем, что не видел позади себя Хилла и совершил маневр, потому что точка торможения «была уже очень близко». Он опасался, что если остаться в аэродинамическом мешке Benetton Шумахера, в момент торможения не сработает как надо аэродинамика его собственной машины. На подходе ко второй шикане (связка левого и правого поворотов) Шумахер расположился справа, а прямо позади него неожиданно для себя, когда Инуе метнулся в сторону, оказался Хилл. Williams поддел Benetton — и обе машины оказались за пределами трассы, живо напомнив похожую сцену из Силверстоуна.
Когда пыль улеглась, Шумахер выскочил из кокпита и бросился разбираться с Хиллом, все еще сидевшим в своей машине. Михаэля перехватили маршалы, и он, подчиняясь их воле, покинул место происшествия, недоуменно качая головой. По предшествовавшей этому жестикуляции было очевидно, насколько немец был зол. Хилл заявил, что Инуе «нельзя было давать лицензию. Он дважды сменил траекторию прямо передо мной, Шумахера пропустил, а меня сначала заблокировал, а потом ушел в сторону».
В горячке послегоночных споров было высказано предположение, будто Шумахер входил в шикану медленнее, чем обычно, чтобы столкнуть Хилла и Алези. Benetton опровергла эти предположения, представив телеметрию, по которой было видно, что в момент столкновения Михаэль двигался даже чуть быстрее, чем на двух предыдущих кругах, а на тормоза встал на 8 метров дальше.
Победил Джонни Херберт.
В Португалии гонку выиграл Култард, вместе с которым на подиум поднялись Шумахер и Хилл. Причем второе место Михаэля в общем зачете гонки не смазало впечатления от локальной победы: всю гонку он плотно боролся с Хиллом и прошел его дерзкой атакой в шикане. Затем, на Гран-при Европы, проходившем на Нюрбургринге в условиях переменной погоды, Михаэль практически обеспечил себе второй чемпионский титул и блеснул таким изумительным мастерством, такой отвагой, такой мощью, словно давал понять: свершается историческое событие. Алези вел гонку, Шумахер боролся с Хиллом и Култардом и остальными. Планомерно разобравшись с каждым из соперников и выйдя на второе место. Шумахер до заключительного пит-стопа имел 16 кругов, чтобы отыграть 24 секунды отставания от Алези. Он пустил в дело все свое мастерство, всю свою энергию и страсть, достал Алези — маленькая красная машинка казалась еще меньше, чем обычно, перед лицом накатывавшего сзади остроносого Benetton, и прошел его в тесной шикане, куда они вошли вдвоем, едва не касаясь друг друга колесами. Это был один из величайших обгонов! Что же до Хилла, то ему не хватило скорости и удачи, а под конец, уже отставая от Шумахера, он поскользнулся на бордюре и конец гонки досматривал с маршальского поста. При этом англичанин, которому, возможно, повезло увидеть со стороны больше, чем многим его коллегам из кокпитов, во время круга почета проводил победителя аплодисментами!
