— В прошлый раз, когда мы с ней разговаривали, мне показалось, что она была несколько нервозна.

— Вы ее вините за это? — потребовал ответа Марвуд. — Как только вы найдете Уотерсона и он перестанет стоять у нее на пути, она будет в полном порядке, уверяю вас.

Эти слова, прозвучавшие словно эхо телефонного разговора, помогли Уилду. «Как только вы найдете Уотерсона…» «Тебе нужен Уотерсон?..»

— Зачем вы звонили мне сегодня вечером, доктор Марвуд? — как бы невзначай спросил Уилд.

— Я вам звонил? О чем вы? — спросил доктор, но его удивление выглядело не очень убедительно.

— Все телефонные разговоры с уголовно-следственным отделом записываются на магнитофон, — соврал Уилд. — Не составит труда это проверить.

Марвуд не стал отпираться. Похоже, он был даже рад, что может больше не притворяться.

— Ну что ж, вы меня застукали. Извините, что не назвал себя, но ведь у вас в полиции это принято. Вам не важно, откуда пришел донос, если он полезен.

— Этот действительно был полезен, — согласился Уилд. — Беда в том, что ничего не вышло.

— Вы его упустили, хотите сказать. Но это же не он вас так отделал? Не этот хиляк?

— На вид он достаточно крепкий.

— Физически, может быть. Но у него духу не хватит драться с вами, даже если на него в очередной раз накатит приступ ярости.

— Приступ ярости?

— Временами он бывает очень агрессивен. Того гляди, вам руку открутит и ею по голове надает. Но стоит цыкнуть на него, и он сбежит, поджав хвост. Только и может, что тявкать из подворотни как трусливый пес.

— Откуда вы узнали, что он будет в «Приюте», — спросил Уилд.

— Поступили сведения, — сказал Марвуд. — Анонимный донос. Который я на пленку не записывал.

Говоря это, он усмехнулся. Уилд не стал усмехаться в ответ. Во-первых, ему было больно это делать, а во-вторых, люди обычно все равно не замечают, ответили на их улыбку или нет.

— Наверное, вам сказала миссис Уотерсон? — заметил он.

— Миссис Уотерсон не имеет к этому никакого отношения, — ответил Марвуд, и улыбка сбежала с его лица.

— И видимо, она никакого отношения не имела к тому случаю, когда Уотерсон впал в ярость, а вы цыкнули на него?

— Может, и имела, ну и что с того. — Марвуд делал видимые усилия, чтобы сохранять спокойствие. — Слушайте, тот случай не стоит ни малейшего внимания. Просто была вечеринка здесь, в больнице. Я с ней танцевал раза два. Мне она нравится. Она отлично танцует. Он выпил, пошел за мной в туалет и напустился на меня, как если бы застал нас, когда мы трахались или еще что-то в этом роде. Я сначала правда растерялся, но, когда он сказал что-то про негритосов, я так взбесился, что тоже наорал на него, и он вдруг пустился наутек, да так быстро, что его и на велосипеде было бы не догнать. Когда я заговорил об этом с Пам, с миссис Уотерсон, она сказала, что с ним такое постоянно происходит.

— На почве ревности?

— О нет, он обычно слишком занят своими собственными увлечениями, чтобы ревновать. Но подобные вспышки у него случаются где угодно и когда угодно. Именно таким образом он потерял работу. Взбеленился по какому-то поводу и наорал на своего начальника. Это и раньше бывало, но ему все сходило с рук. Он способный художник, и ему прощали его выходки, делая скидку на неуравновешенность творческой натуры. Однако на этот раз он зашел слишком далеко. Он продолжал бушевать и, заявив, что откроет свое дело и проживет и без них, ушел.

— Вы, должно быть, достаточно хорошо знаете миссис Уотерсон, раз она рассказывает вам такие вещи.

— Да, хорошо, но не так хорошо, как вы думаете, сержант. Мы не любовники. Ей нужен кто-то, с кем она может поделиться, кому может довериться. И я рассказываю вам это только потому, что не хочу, чтобы вы ходили к ней и донимали своими расспросами. У нее сейчас тяжелая пора в жизни, и требуется совсем немного, чтобы окончательно сломить ее.

Уилд вздохнул. Почему это люди воображают себе, что ранимый человек должен быть защищен от полицейских допросов, особенно в случае, когда умерла женщина, а двое мужчин, причастных к ее смерти, спокойно разгуливают на свободе?

— Вы же знаете, что мы расследуем дело о насильственной смерти? — напомнил он.

— Я полагал, что это несчастный случай. Или тут нечто более серьезное? Вы поэтому хотите поговорить с этим мерзавцем?

— Он просто свидетель происшествия, вот и все, — ответил Уилд, не считая нужным посвящать Марвуда во все сложности дела. — Так вы, может быть, скажете мне, от кого же вы узнали, что Уотерсон в пивной?

Марвуд пожал плечами и проговорил:

— Ну, хорошо. Да, мне Пам сказала. Я случайно встретил ее, когда она пришла на дежурство. Она была очень расстроена, ей надо было выговориться, я как раз подвернулся. Возможно, сейчас она уже жалеет об этом.

— Очень может быть, — иронически заметил Уилд. — Так что же она сказала?

— Она сказала, что Уотерсон позвонил ей и попросил встретиться с ним в «Приюте». Ему нужны были деньги, и он попросил ее принести ему немножко. Он опоздал, так что у них почти не было времени поговорить. Во всяком случае, когда она ему дала те наличные, которые ей удалось наскрести, он заявил, что этого мало, и, похоже, готов был устроить очередную сцену, поэтому она поспешила уйти.

— Оставив Уотерсона в пивной?

— Да. И я подумал, что все может разрешиться наилучшим образом, если вы отправитесь туда и заберете его. А если бы вы вознамерились хорошенько отделать его, я бы тоже не слишком расстроился. Но похоже, я переоценил ваши способности.

— Да, сэр, — сказал Уилд. — В любом случае, спасибо, что позвонили.

— Всегда пожалуйста. — Помявшись, доктор добавил: — Послушайте, я не хотел бы, чтобы миссис Уотерсон знала, что это я…

Уилд скривился. Со своей стороны он чувствовал, что доктор заслужил, чтобы ему была обещана конфиденциальность, но невозможно было заставить Дэлзиела согласиться на подобного рода человеколюбивый жест.

— Мы постараемся умолчать об этом, сэр, — сказал он. — Но вы ведь понимаете, что ее все равно придется допрашивать?

— Понимаю, — с несчастным видом ответил Марвуд. — Но спрашивать ее будете вы, да? Вы не отдадите ее в лапы этого толстого ублюдка Дэлзиела?

— Нет, сэр, извините, не могу вам ничего обещать, — проговорил Уилд, покачав головой, отчего его пронзила острая боль, словно в подтверждение того, как мудро он поступил, не дав такого обещания. Еще более яркое подтверждение его мудрости неожиданно возникло перед ним воочию.

В дверь заглянула хорошенькая индианка и сказала:

— Извините, но здесь кто-то…

Ее ласково, но решительно отодвинули с дороги, и порог палаты переступил толстый ублюдок собственной персоной. Он перевел взгляд с медсестры на Марвуда и обратно и, подходя к Уилду, произнес:

— Доктор Ливингстон,[12] я полагаю? Скажите на милость, что здесь делают эти туземцы?

От каждого — по способностям; каждому — по потребностям.

Дэлзиел как-то раз заявил, что этим принципом он руководствуется при распределении обязанностей в уголовно-следственном отделе. Паско не стал выяснять, крылась ли в этом утверждении сознательная или неосознанная ирония. Но утром, после того как Уотерсон исчез во второй раз, а на Уилда впервые в жизни напали по причине его сексуальной ориентации, Паско пришлось признать, что толстяк, похоже, в этом прав.

Он, Дэлзиел, пошел поджаривать на медленном огне владельца «Приюта пилигрима», поскольку всем известно, что того, кто что-то жарит, мучит от жары нестерпимая жажда. Сеймура отправили в больницу в расчете на то, что обаяние его молодости поможет вытянуть из Памелы Уотерсон больше, чем удалось Дэлзиелу прошлой ночью, когда допросу мешали служебные обязанности Памелы и присутствие Эллисона Марвуда.

А сам Питер Паско, жена которого постоянно пилила его за то, что он, как плотоядное животное, ест больше мяса, чем бобов и отрубей, очутился в магазине здоровой пищи.