Теперь, когда почти все должники расплатились с ним, существовать на одну лишь ренту Гадсону было затруднительно. Правда, по-прежнему оставались деньги в банке, те, что Иеремия унаследовал от отца, но и эта сумма с годами растаяла, как сугроб на солнце, вследствие неудержимой тяги Гадсона к азартным играм. Роскошная жизнь, которую вел Иеремия, тоже обходилась недешево. Он давно был должен портному и шляпнику, сапожнику и цирюльнику, а уж о накопившихся карточных долгах Гадсон предпочитал вообще не думать.

Конечно, оставались еще доходы от шантажа. С тех пор как Гадсон разнюхал о тайне Горацио Ливера, он обеспечил себя свежим мясом. До недавнего времени приличный доход приносила торговля трупами, осуществляемая при помощи старика могильщика. К сожалению, с этой торговлей дела обстояли не вполне благополучно, и не только по вине Гадсона, утратившего власть над Обадией. Заказчики Иеремии (к слову сказать, именно эти молодчики в масках при необходимости выступали в роли его бейлифов, выселяя должников) принесли Гадсону неутешительные новости из Города.

— Анатомам теперь подавай свежие трупы, — сказал один из них. — Желательно молодых.

Иеремия схватился за голову.

— Они что, не понимают? Где я им возьму свежие молодые трупы в Пагусе?

— Не так уж это и сложно, — осторожно намекнул второй из похитителей.

— То есть как? — не понял Иеремия.

Его заказчики многозначительно переглянулись и разразились утробным хохотом.

— Ну, скажем, вот тут неподалеку, в бывшей шляпной мастерской, есть молоденький парнишка в услужении. Он бы как раз подошел, — сказал один из заказчиков.

— Ладлоу? — удивился Иеремия. — Да он жив и здоровехонек.

— Чем свежее, тем лучше, — подчеркнул второй заказчик.

И тут Иеремия понял, что именно ему предлагают, и остолбенел. Конечно, Ладлоу он терпеть не мог и всегда содрогался под пристальным взглядом мальчишки, но убийство, да еще с похищением трупа, — даже для Иеремии это было слишком.

— Нет-нет, — торопливо возразил Гадсон. — Думаю, таких мер не понадобится. Должны быть какие-то другие варианты. Кстати, как насчет зубов?

— Зубов? — переспросили заказчики.

— Я слыхал, вы торгуете зубами, — начал Гадсон, но заказчики только засмеялись. — Ладно, что уж там… — уныло оборвал он себя.

Заказчики равнодушно пожали плечами.

— Ничем не можем вам помочь, — сказал один. — Отдайте нам наши деньги, и мы квиты.

Тем дело и кончилось.

Иеремия отставил тарелку, не доев баранину, и угрюмо ссутулился в кресле. Он потерял аппетит, на отсутствие которого раньше никогда не жаловался. Гадсон пребывал в таком подавленном состоянии духа, что не стал листать книги, не притронулся даже к своей любимой — «Одинокому горному пастуху» (в фаворитах эта книга была у него потому, что словарный запас горных пастухов чрезвычайно скуден, и, следовательно, в книге рассказывалась достаточно простая и понятная Гадсону история).

Гадсон понимал, что, если Заббиду останется в деревне и будет продолжать жить по-прежнему, ему, Иеремии, следует ждать лишь новых неприятностей, и ничего больше. А потому он решил взять дело в свои руки.

— В Пагус-Парвусе нам двоим слишком тесно, — решительно объявил Иеремия теням, прятавшимся по углам. — Один из нас должен уйти.

Изнемогая от жалости к себе, Иеремия поднялся на второй этаж, в спальню, и стал готовиться ко сну. Не удержался и выглянул в окно — у него эта привычка превратилась в пунктик. Отсюда хорошо была видна лавка ростовщика на вершине холма, дымок из печной трубы и огонек в окошке, не угасавший до глухой ночи.

— Что он там делает? — в сотый раз гадал Иеремия.

Ему до сих пор так и не удалось выведать, почему ростовщик принимает посетителей по ночам, а никаких правдоподобных объяснений на ум не приходило по причине убогости воображения. Краем уха Иеремия слышал, что Джо Заббиду будто бы помогает желающим советом, но больше Гадсон ничего не выведал. Он неоднократно расспрашивал Полли, но девчонка лишь непонимающе таращилась в ответ.

Ах, если бы только знать, в чем секрет ночных визитов, думал Иеремия. Уж тогда бы он сообразил, чем взять этого Заббиду и что предпринять! Но какие бы сделки ни совершались в лавке ростовщика под покровом ночи, днем о них молчали. И Гадсон пришел к выводу, что ночные гости тоже каким-то образом составляют часть заговора Заббиду против него, Иеремии Гадсона. Теперь Иеремия еще отчаяннее хотел разгадать тайну ростовщика. Как-то утром он подкараулил на кухне одного из сыновей булочника, принесшего горячий хлеб, ухватил мальчишку за шкирку и сказал:

— Мне нужно, чтобы ты кое-что для меня сделал.

— А сколько дадите? — тут же спросил мальчишка.

Иеремия разинул рот и захохотал. Зрелище было малопривлекательное: обложенный язык выпивохи, почерневшие зубы, между которыми застряли кусочки пищи со вчерашнего ужина, бледные десны.

— Заплачу? Вот если ты не выполнишь мою работу, я тебе так заплачу, что своих не узнаешь! — прошипел Гадсон. — Я скажу твоему папаше, что застукал тебя у себя в кухне и что ты воришка.

С ловкостью, которая изумила бы даже опытного карманника Ладлоу, Гадсон запустил руку за пазуху мальчишке и извлек оттуда серебряный подсвечник, отчего юный Корк ударился в слезы.

Иеремия выпустил мальчишку.

— Делай что скажу, — прорычал он, — и ничего худого тебе не будет. Значит, так. Выясни, что творится по ночам у ростовщика, понял?

Мальчик заколебался, но он слишком боялся, что Гадсон и впрямь донесет булочнику. Выбора не оставалось, и юный Корк принялся шпионить за тем, что происходило по ночам в лавке ростовщика. Целую неделю мальчишка, стуча зубами от холода, прятался под окошком задней комнаты Джо Заббиду. И каждую ночь повторялось одно и то же: скрип снега и стук в дверь. Потом ростовщик впускал ночного гостя, усаживал у очага, вручал ему полный бокал. В углу неизменно сидел и строчил что-то в черной книге Ладлоу. Что именно говорилось в комнате, юный Корк расслышать не мог, но быстро смекнул, какие такие мешочки получают ночные гости от Джо Заббиду на прощание. По истечении недели мальчик решил, что узнал достаточно (к тому же он смертельно боялся, что ростовщик его заметит и поймает), и явился с отчетом к Иеремии Гадсону.

— Ну? — нетерпеливо спросил тот. — Что ты выяснил?

— Каждый гость разговаривает с Джо, а Ладлоу записывает из разговор в какую-то черную книгу.

— И все? — Иеремия ожидал большего.

Мальчишка кивнул и добавил:

— Уж не знаю, что они там рассказывают, но платит Джо за эти россказни щедро. Каждый раз целый кошелек дает. Вчера вот доктор Моргс у него был, я не разобрал, что он рассказывал, но лицо у него было ужасно серьезное. И еще я знаю, что мой папаша тоже побывал у Джо.

Это Иеремия Гадсон и сам прекрасно знал, поскольку булочник Элиас Корк недавно выплатил ему почти все, что задолжал.

— Ну а что собой представляет лягушка? — в отчаянии спросил Гадсон.

Услышанное его не утешило, потому что он не понимал, какая от всего этого ему лично может быть польза.

— Лягушку звать Салюки. Джо души в ней не чает, — продолжал мальчишка. — Трогать ее никому не дозволяет, но сам иногда в руки берет. Она, пожалуй, стоит несколько шиллингов, не меньше, это непростая лягушка. В жизни такой не видывал.

Иеремия был озадачен. Ночью он долго ворочался с боку на бок, обдумывая услышанное, и наконец осознал, что юный соглядатай рассказал ему ровно то, что нужно.

— Книга! — воскликнул Гадсон и сел на постели. — Вот что главное. Весь секрет в книге.

Мысли Иеремии лихорадочно заметались. Что именно содержит книга, он не знал, да это и не важно, важно то, что Заббиду она нужна и ростовщик в случае чего заплатит за нее любые деньги. В случае чего… если книга потеряется или ее украдут… Да, тогда уж Заббиду точно раскошелится как миленький. А еще лучше, если он согласится убраться из деревни и заодно заплатит, чтобы ему вернули книгу. Как только ростовщик уедет, жизнь Иеремии Гадсона наладится. Гадсон заволновался и даже подпрыгнул на кровати. Ах, какая превосходная месть получается! Уж теперь-то он расквитается с ростовщиком за все неприятности, которые тот ему причинил. И все же в плане Иеремии был один пробел.