Сыну до отца было далеко, да он и не пытался повторить подвиги Стентона. Об этом досадном обстоятельстве Горацио напоминали ежедневно: пока он боролся с тушами, разрубая их на части, покупатели разочарованно вздыхали и цокали языками. Но нарубленное как попало мясо забирали, потому что частенько получали больше, чем заказывали, а платили меньше. Премудрости счета Горацио не давались так же, как и тонкости орфографии, поэтому Ливер-младший никак не мог постигнуть таинственное соотношение между весом мяса и ценой.

А если о профессиональном несовершенстве Ливеру-младшему не напоминали своими презрительными взглядами покупатели, то напоминал сам отец, ибо портрет Ливера-старшего в полный рост и во всем мясницком снаряжении был намалеван на стене за спиной у Горацио. Ливер-старший на портрете ухмылялся, и Горацио так и чувствовал, как насмешливые отцовские глаза буравят ему затылок, а потому нервничал и заикался. Заикаться он начал, еще когда ходил у отца в подмастерьях. Правда, заикался он в основном на «п» и только когда волновался или злился.

Забыть Ливера-старшего сыну не удавалось, хотя тот уже пять лет как покоился в могиле, но, казалось, и из могильных глубин он проникал в сознание Горацио. Ливер-младший нередко просыпался по ночам, хватая ртом воздух и задыхаясь, — ему казалось, будто его душат мощные, истинно мясницкие ручищи отца. О тех временах, когда Горацио ходил в подмастерьях у Ливера-старшего, он сохранил пренеприятные воспоминания. Ремесло давалось Горацио с таким трудом, что отец его нередко выходил из себя, и тогда мальчику здорово доставалось.

Работать Горацио начал с тех самых пор, как дорос до прилавка, и со временем внешность молодого мясника непостижимым образом приобрела сходство с его товаром. Ливер-младший заматерел, раздался, стал походить на быка, а безволосые руки его напоминали каждая по окороку. Даже кожа у него и то сделалась как сырое мясо — синевато-красная и шершавая. С красноносого длинного лица мясника на мир без особого интереса смотрели карие глазки. Пальцы у Ливера-младшего были толстые и короткие. И еще он на диво небрежно для мясника обращался с ножами.

Горацио Ливер вытер окровавленные руки о полосатый нечистый фартук и поздоровался с Джо Заббиду:

— День добрый.

При этом, однако, улыбнулся он встревоженно. Потом кивнул на резвящихся детишек.

— Вот бы из кого сосисок наделать! — неловко пошутил он, перекладывая на прилавке тускло блеснувший тесак.

Ладлоу, не слышавший его слов, но видевший этот жест, содрогнулся от страха.

Ростовщик ограничился вежливым смешком.

— Позвольте представиться. Джо Заббиду, к вашим услугам. Я…

— П-п-помню, как же, вы ростовщик, сударь, — отозвался мясник.

Джо коротко поклонился.

— Слыхал, вы поселились в бывшей шляпной мастерской. Надеюсь, дела у вас пойдут лучше, чем у Бетти П-п-пеготти.

Ростовщик вопросительно поднял брови.

— Она была шляпных дел мастерица, — объяснил Горацио и подул на руки, чтобы согреться: в мясной лавке было едва ли теплее, чем на улице. — И какие дорогущие шляпы делала, вы бы видели. С п-п-павлиньими и страусовыми п-перьями, шелковыми цветами, — п-п-по мне так слишком шикарно. Мне п-п-подавай шляпу попроще. — Горацио с гордым видом притронулся к своему мясницкому колпаку, невольно украсив последний крошками хряща.

— Ясно, — кивнул Джо Заббиду.

— Сами п-п-понимаете, вскоре Бетти п-п-прогорела и уехала в Город. Говорят, открыла там трактир. — Мясник шлепнул на прилавок отбивную и принялся машинально кромсать мясо ломтями. — Бетти, конечно, п-п-прогадала с этой лавкой. Уж очень далеко, на околице, да еще у нас гора крутая. Наверх если кто и п-п-поднимается, то разве что ногами вперед. Да и п-п-покойничков на кладбище приходится силком тащить. Шесть лошадок еле справляются. Слышали бы вы, как гроб грохочет на ухабах! Мертвого разбудит. — Горацио умолк с занесенным ножом в руке и расхохотался собственной шутке.

— Я пока на отсутствие посетителей не жалуюсь, — заметил Джо.

— Да, слыхал. Может, вам п-п-повезет больше, чем Бетти.

— А вот Иеремия Гадсон держится другого мнения.

Ливер с отвращением сплюнул на пол, усыпанный опилками.

— Как же без него-то! Уже небось влез.

— Утверждает, будто он тут у вас главный делец.

— Ха! — воскликнул мясник. — Змея он п-п-подколодная, а никакой не делец! Бьюсь об заклад, Иеремия когда-то заложил душу дьяволу. Уж п-п-поверьте. Наживается на бедняках, вот что он делает. Ссужает деньги, а п-п-потом обдирает людей до нитки, если им не расплатиться. Не п-п-получит арендную п-п-плату — вышвыривает на улицу. Говорю вам, Гадсон скоро из всех кровь высосет. То-то они с моим п-п-папашей когда-то спелись — они одного п-п-поля ягоды.

И мясник обрушил свой тесак на отбивную с такой силой, что кусок мяса подлетел в воздух. Джо ловко поймал отбивную. Затем он взглянул мяснику прямо в глаза и прочел в них тоску, а сам Горацио, хоть и захотелось ему отвести взгляд, не смог этого сделать. Колени у него подогнулись. В ушах у мясника мягко зашумело, точно ветер гудел в кронах деревьев. Мяснику показалось, будто в его натруженные мозолистые руки впились сотни иголочек.

— Судя по всему, у вас на душе лежит какая-то тяжесть, — вкрадчиво и негромко сказал Джо. — Вы изнемогаете. Приходите ко мне нынче вечером, и, может статься, я сумею вам помочь.

— Ох, сомневаюсь, — ответил Горацио, с трудом ворочая языком.

— Приходите в полночь, и никто не узнает, — настаивал Джо, не спуская с мясника тяжелого взгляда.

— Там посмотрим.

— Вот и превосходно. — Джо широко улыбнулся, и взгляд его отпустил мясника. — В таком случае, до скорого свидания.

— А отбивная? — слабым голосом спросил Горацио.

— Считайте, что я купил ее на ужин. Когда придете, тогда и расплачусь, — невозмутимо ответил Джо Заббиду.

Церковные часы пробили полночь, и в этот самый миг Горацио Ливер уже стоял под дверью у ростовщика, намереваясь постучать. Мясник плотнее запахнулся в плащ, поднял было руку и тут же опустил в нерешительности. За его колебаниями следил бледный месяц в ночном небе. По правде сказать, Горацио вовсе не собирался навещать ростовщика и сам не знал, почему ближе к полуночи ноги сами понесли его вон из дома и вверх по склону холма. Как, скажите на милость, сумеет помочь его беде этот незнакомец? Да и откуда, собственно, он прознал, что Горацио нужна помощь? Мясник вспомнил пристальный, пронизывающий взгляд Джо Заббиду. Он что, мысли читает, ростовщик этот?

Горацио наконец занес кулак, но постучать не успел: дверь распахнулась сама. На пороге стоял хозяин.

— Входите, Горацио, — радушно пригласил ростовщик. — Мы вас ждали.

Джо провел молчащего мясника в заднюю комнату, где в очаге ярко пылал огонь. Горацио Ливер грузно опустился в кресло; оно жалобно заскрипело, и мясник вздрогнул. Джо вручил гостю бокал с каким-то золотистым напитком, и после двух-трех жадных глотков щеки у мясника разрумянились, а глаза заблестели.

— Сильная штука, — крякнул он и осушил бокал.

— Что-то подсказывает мне — у вас есть секрет, который вы хотели бы заложить, — произнес Джо.

Мясник озадаченно насупился:

— Это как — заложить?

— Таково мое ремесло, — пояснил Джо. — Я беру в заклад секреты и плачу за них хорошие деньги.

Горацио Ливер некоторое время обдумывал услышанное.

— Тогда вот мой товар, — сказал он.

Ладлоу уже раскрыл черную книгу и изготовился писать. И мясник повел свой рассказ.