- Это очень серьезный повод, — согласился водитель. — Но мне-то что с того? Сколько там тебе вешают — «пятерочку»?

- Мой адвокат думает, не больше двух лет.

- Ну, считай тебе повезло, если сумеешь отделаться двумя. У меня же там в грузовике было около двух сотен ящиков виски, насколько я помню, — и все не твое, а того парня из Берлингтона. А ты уже раньше допускал подобную ошибку.

- Я же говорю, — сказал коренастый. — Это все сплошная ошибка. Я занимался своим бизнесом, и дела у меня шли нормально, а этот парень звонит мне как-то, хотя знал, что я уже давно завязал, и спрашивает, не хочу ли я перегнать грузовик. Вот и все. Я и не знал, что этот парень из Берлингтона был от Адама.

- Я-то понимаю, как все вышло. Живет себе в Рентаме, в Массачусетсе, мужик вроде тебя, которого достали просьбами перегнать грузовик из Берлингтона в Портленд, особенно если учесть, что он сроду не зарабатывал грузоперевозками. Я-то могу понять, как все это случилось. Только странно, отчего это присяжные тебе не поверили.

- Адвокат — дурак, — сказал коренастый. — Он не такой башковитый, как ты. Он даже не дал мне встать и рассказать, как все было. Они так и не выслушали всю историю от начала до конца.

- А почему ты не подал апелляцию? — спросил водитель.

- Да я думал об этом, — ответил тот. — «В связи с некомпетентностью адвоката». Один мой приятель на этом выкарабкался. Но беда в том, что у меня времени не хватило собрать все бумаги. Я знаю одного парня, который мог бы мне совет дать, да он в Дэнбери,[3] кажется, и что-то мне не хочется к нему лично обращаться. Хотя, я думаю, есть более простой способ уладить это дело.

- Ага, попросить меня поехать туда и поговорить с кем надо!

- Вообще-то кое-что даже покруче, — сказал коренастый. — Я надумал вот что: может, ты шепнешь прокурору, чтобы он сказал судье, как я в поте лица работал на дядю.[4]

- Ну, это можно, — сказал водитель. — Но слушай, приятель, ты же ни хрена и не работал. Мы старые друзья, Эдди, и, может, мне полагается почетный значок «Славы бойскаута» за это. Но что я им о тебе-то скажу? Что ты помог нам конфисковать двести ящиков «Кэнэдиен клаб»? Вряд ли тебе это шибко поможет.

- А сколько раз я тебе звонил потом!

- Ну да, кое-что ценное ты мне сообщил, это точно. Ты вот сказал мне, что одного парня подстрелят, и верно: через пятнадцать минут его подстрелили. Ты сказал мне, что какие-то ребята собираются взять банк, но ты мне сообщил об этом не раньше, чем они, прихватив деньжата, сделали ноги и когда все уже об этом и так знали. Так на дядю не работают, Эдди. В эту работу надо вкладывать всю душу. Черт побери, я вот слыхал, что ты, может, не так прост, как кажешься. Толкуют, что ты, может, замешан в кое-какие более серьезные дела.

- Например? — спросил коренастый.

- Ну, сам знаешь, как можно относиться к сплетням. Я же не буду обвинять человека только на основании сплетен. Ты же меня хорошо знаешь.

- Ладно, — сказал коренастый. — Предположим, у нас зашел разговор об автоматах.

- Чтобы переменить тему.

- Да. Предположим, у тебя есть надежный осведомитель, который вывел тебя на цветного господина, прикупающего несколько автоматов. Армейских автоматов М-16. Неужели ты допустишь, чтобы такой парень — парень, который тебе так помогает, отправился за решетку и стал позорить своих детей?

- Давай сформулируем это иначе. Если бы я получил автоматы, и цветного господина, и парня, который этими автоматами торгует, и если бы все произошло вследствие того, что некто указал мне нужное время и нужное место, да у меня в кармане был бы ордер на арест, вот тогда я бы с удовольствием шепнул кому надо, что парень, который навел меня, и впрямь работает на дядю. У цветного господина есть друзья?

- Я бы не удивился, — сказал коренастый. — Если честно, то я обо всем узнал только вчера.

- И как же ты узнал? — спросил водитель.

- Ну, слово за слово, — сказал коренастый. — Ты же знаешь, как это бывает. С одним поговоришь, с другим поговоришь, и вдруг усекаешь: эге, да ведь ты кое-что знаешь!

- И когда это должно случиться?

- Еще не знаю, — сказал коренастый. — Смотри: я ведь сразу к тебе с этим пришел, как только узнал — сразу и пришел. Могу еще узнать, коли ты… коли тебя все это интересует. Думаю, через недельку или что-то около того. Может, мне тебе позвонить?

- О'кей, — сказал водитель. — Тебе что еще нужно?

- Мне нужно не засветиться, — ответил коренастый. — Я бы очень хотел, чтобы никто не стал слишком усиленно думать, какое к этому делу имею отношение я. И не хочу, чтобы у меня сидели на хвосте, ладно?

- Ладно. Сделаем по-твоему. Позвони мне, если еще что узнаешь, и если из этого что-нибудь выйдет, и я поймаю рыбку, то я расскажу об улове федеральному прокурору. Если рыбка сорвется, уговора не было. Уяснил?

Коренастый кивнул.

- Ну, счастливого Рождества, — попрощался водитель.

Трое здоровенных парней в нейлоновых ветровках и шерстяных рубашках, держа в руках по банке пива «Шэфер», прошли мимо коренастого мужчины в выход А, как только закончился первый тайм. Один из них сказал:

- Сам не понимаю: какого хрена я сюда каждую неделю прихожу, просто не понимаю. Смотреть на этих мудаков? Пятнадцать минут игры — и уже на восемнадцать очков в минусе. Ребята из «Буффало» их же просто отодрали. Я вписал в карточку девять очков,[5] потому что думал: по крайней, мере, они на больше не сольют. Ну и игра!

Несколько минут спустя мужчина с красным лицом, изрытом оспинами, подошел к коренастому.

- Что-то я смотрю, ты не торопишься! — сказал коренастый.

- Послушай, — сказал подошедший. — Я сегодня встал чуть свет, повел детей в церковь, так они там подняли такой крик, что пришлось их увести обратно домой. А потом моя старуха завела свою песню о том, что меня вечно допоздна дома не бывает и что я никак не закончу красить дом и что машина уже которую неделю немыта, и тэ дэ, и тэ пэ. Я пока нашел место здесь на стоянке, объездился. Так что, давай-ка, заткнись, парень, с меня на сегодня довольно вони!

- Ладно, игра все равно никудышная.

- Да знаю. Я слушал репортаж по радио, пока ехал. Когда я выключил, счет был десять-ноль.

- Уже семнадцать-ноль, — сказал коренастый. — Они так и не забросили ни одного мяча. Я позавчера говорил с Диллоном — у него в баре — и спрашивал, нельзя ли чего сделать. Он сказал, что нет, что, мол, ничего тут не сделаешь. У них недостаточно сильная линия защиты, чтобы завалить обвинение, но и ничего такого нет, с помощью чего можно было бы вылезти, так что дело безнадежное.

- Я тут кое-что слышал о Диллоне, и это мне не понравилось, — сказал второй.

- Знаю, — согласился коренастый. — Я тоже слышал.

- Учти, он был той ночью с Артуром и поляком, и я еще слышал кое-что о большом жюри.[6] И это мне совсем не понравилось.

- Ну, — сказал коренастый, — тебе-то не о чем беспокоиться. Ты к этому никакого отношения не имеешь.

- Обо мне ты не думай, — сказал второй. — Мне не нравится, что они подбираются к Артуру. В следующий раз, когда он пойдет на посадку, то будет сидеть две трети срока, по крайней мере — а Артур сейчас не в лучшей форме. Что-то он стал задумчивый. Когда он последний раз сидел в Биллерике, нам двоим пришлось ездить к нему — взбадривать — раз, — другой. Один из надзирателей заметил, что он там скорешился с капелланом, а эти ребята на Артура очень плохо влияют. Он чуть было не попал в большую беду, когда Льюиса повязали тогда с этими «пушками», да только они не смогли доказать, что это его рук дело.

- Артур — хороший мужик, — сказал коренастый.

- Артур мужик кремень, когда в деле, — уточнил второй. — Но стоит его посадить кое-куда, где у него появляется время для размышлений, он становится опасен. Он любому готов отсосать, лишь бы получить помилование.