Его жизнь кончена. А ведь он мечтал стать консулом его величества британского короля! Его всегда интересовал только политический момент, только политический курс его страны. Иначе он никогда не оставил бы своей должности при посольстве в Лондоне. Он потерпел крушение, погас, как задутая свеча, умер. Он перестал быть европейцем. Берлин, Париж, Лондон — все куда-то кануло. Поезда-люкс, отели, театры, женщины, Мери — все в прошлом!

Борис осушает стакан и встает. Он очень худ и бледен, но лицо его спокойно и сосредоточено.

— Мне осталось только одно, — тихо говорит он по-английски , — Янко!

Только Янко еще может спасти его. Он решил обратиться к Янко, как ни трудно было ему пойти на это унижение.

Однажды утром Жак в необычно ранний час появился у нового дома Янко. Жак неторопливо брел, заложив руки в карманы брюк. Янко удивился.

— Смотри на меня, Янко, — со смехом крикнул Жак. — Я могу теперь разгуливать, я в отпуску на неопределенное время!

И он снова засмеялся, но Янко по его голосу услышал, что он взволнован.

— Что случилось?

Случилось вот что: сегодня утром Жак нашел свою контору запертой, и Брааке, сочувственно пожав плечами, передал ему телеграмму, полученную в эту ночь из Брюсселя. Приказ всемогущего Шарля Журдана.

— Вот копия телеграммы.

Янко прочел медленно и обстоятельно. Он покачал головой.

— Невероятно! — воскликнул он. — И они осмелились на такой шаг?

«Контору господина Грегора сегодня же опечатать. Компания сообщит о своих дальнейших решениях. Господин Грегор неоднократно грубо нарушал параграф седьмой договора, запрещавший ему всякие частные дела».

Жак отнюдь не отрицал, что занимался частными делами, например спекулировал земельными участками вместе с Франциской и за свой собственный страх и риск. Каждый на его месте поступал бы точно так же, если он не круглый дурак.

— Что же ты будешь делать, Жак? — в волнении спросил Янко. — Ты будешь жаловаться на них? Подай в суд.

Но Жак только рассмеялся.

— Как я могу вести судебное дело против полумиллиарда? Скажи сам, Янко! А кроме того, всё это только пустое запугивание, больше ничего. Брааке уже взял на себя посредничество и телеграфировал в Брюссель. Журдан хочет принудить Жака отказаться от своего договора о тантьеме, который он в свое время заключил с Альвенслебеном, только и всего! Журдан не любит договоров о тантьемах. Миллионеры никак не могут понять, что другие люди тоже хотят зарабатывать. Они суют себе в карман миллионы, но когда кто-нибудь другой хочет положить себе в карман сотню тысяч, они зовут адвоката. Они хотят взять себе и эти сто тысяч, вот в чем дело! Они образуют трест и не желают пускать в свой круг никаких посторонних.

Янко не понимал спокойствия Жака. Янко был возмущен. Договор в конце концов налагает известные обязательства, а «Международная ассоциация» в свое время обещала сохранить в силе все договоры Альвенслебена.

— В конце концов, ведь ты же и открыл здешнюю нефть! — воскликнул Янко.

Жак снисходительно улыбнулся:

— Эти люди не привыкли разводить сантименты! Как этот Журдан обошелся с Франциской? Несколько месяцев назад Журдан продлил свой договор с ней на три года. А через две недели он попытался урезать на одну треть ее тантьему: дела, видите ли, идут неважно. Франциска протестовала и грозила обратиться в суд. На следующий день все работы на участке Франциски были приостановлены, и ей пришлось сдаться. Ну, я мог бы тебе рассказать и другие истории. Нет, нечего и думать тягаться с трестом.

Они сидели на солнце и болтали. Изредка хорошо и побездельничать! У Янко в автомобиле нашлась бутылка виски и ледяная сельтерская вода. Это было весьма кстати — день был жаркий. Жаку понравилось здесь, он лежал в траве, смеялся, но всё-таки настроение у него было желчное. Уж эти всемогущие тресты, а еще хуже эти цезари современной экономики, которые в наши дни сменили абсолютных монархов! Прежде их называли Петрами Великими. А теперь они носят имя Журдана, с той только разницей, что у этих Журданов в сто раз больше власти, чем было у какого-нибудь Петра Великого. Вообще, если хорошенько задуматься над современной экономикой, то приходится признать, что этот сумасшедший Лео Михель вполне прав: капитал порабощает всех людей, и не только рабочих, — о нет! — но также и инженеров, и директоров, и ученых. Все они рабы, он сам, Жак, в том числе. Только там, на самой верхушке, еще есть отдельные свободные люди, властители!

— Но всё это не нужно принимать слишком серьезно, — со своей прежней, несколько легкомысленной улыбкой сказал Жак, по-видимому примиряясь с судьбой. — Только одно важно, Янко, — это выбраться самому наверх, а тогда жить можно! Ну, теперь довольно об этом. Пойдем смотреть твой новый дом.

Удивительный человек этот Янко! Ведь он по своей натуре совершенно нетребователен. Сейчас он живет в простом, невзрачном доме, а как начал строить, так подавай ему нечто необыкновенное, пышное гигантское: какой-то египетский дворец, который стоит безумных денег. Жак лазил по лесам наполовину выстроенного дома, дивился и только покачивал головой: «Что с Янко? Уж не заболел ли он манией величия?»

— Ты что, и в самом деле хочешь позолотить колонны, Янко? — чуточку насмешливо спросил Жак.

Да, конечно, он так решил.

— А ты не боишься, что это будет уж слишком пышно?

О нет, этого Янко не боится. Пусть всё будет как можно роскошнее. Ему хочется, чтобы кое-кто позеленел от зависти. Жак дал Янко еще один добрый совет:

— Прикажи построить вокруг всего парка стену в четыре метра высотой и заведи себе десяток злых собак.

— Как? — Янко не понял. — Непременно десяток?

— Не смейся, — продолжал Жак, — я говорю серьезно. Ты не знаешь людей. Я боюсь, что тебя как-нибудь затащат в горы и потребуют огромного выкупа. Затрудни им по крайней мере задачу!

Янко только рассмеялся в ответ.

Две недели Жак каждый день приходил к Янко. Он лежал в тени старых деревьев и наслаждался свободой. Так чудесно было разгуливать без всяких обязанностей. Янко и Жак распорядились, чтобы им доставляли еду сюда, и обедали на свежем воздухе. Ежедневно между Анатолем и Брюсселем летали телеграммы. Торговались из-за новых условий. Однажды утром Жак получил телеграмму: Журдан ждет его в Брюсселе для подписания нового договора. Жак выехал на следующий же день. Перед отъездом он не без удовольствия услышал, что «Национальная нефть» окончательно обанкротилась.

Журдан лично принял Жака в Брюсселе и говорил с ним десять минут. Это было большим отличием. Журдан в конце концов был не такой уж людоед. Теперь, когда он настоял на своем, он даже расщедрился: предложил Жаку заключить новый, чрезвычайно выгодный договор и поручил ему объездить в целях изучения все крупные месторождения нефти Северной Америки и Мексики. По возвращении его в Европу «Международная ассоциация» предоставит ему руководящую роль на каком-нибудь из своих нефтепромыслов за границей.

— Au revoir, monsieur Gregor!Ссылка18

Жак решил поехать на одном из огромных первоклассных лайнеров, отплывавших в ближайшие дни из Шербура. Когда он садился в Шербуре на пароход, его губы дрожали от сознания своего торжества. Юным студентом он рисовал себе в мечтах, как взойдет когда-нибудь на белые палубы океанского гиганта. И вот теперь он тут! В мечтах он часто воображал себя одним из тех великих мира сего, которые владеют рудниками, железными дорогами, пароходами. Может быть, судьба действительно подарит ему всё это, как он когда-то мечтал? Кто знает?

Когда пароход вышел в море, Жак послал по радиотелеграфу привет Янко. Янко был единственный, с кем Жак попрощался. На следующее утро стюард передал ему ответ Янко:

«Счастливого пути! Очень недостает тебя. Я совсем одинок!»

Акции «Национальной нефти» были сняты с котировки. Это был конец. Борис распустил три четверти состава служащих. Он разом приостановил работы: о дальнейшей добыче не могло быть и речи. Компании пришлось ликвидировать дела.