Город уже спал, город храпел, этот храп можно было явственно услышать. Жак работал с яростной, холодной решимостью. В наше время не так просто молодому человеку пробить себе дорогу, если он не хочет удовлетвориться положением чистильщика сапог.

В дверь постучали. Это, верно, Ксавер принес содовую воду.

— Войдите! — крикнул Жак.

Нет, сегодня с ним творилось что-то неладное: он продолжал писать, не оглядываясь.

В это мгновение низкий женский голос спросил:

— Простите, я не помешала?

Жак с изумлением обернулся. Он не поверил своим ушам. Но еще труднее было ему поверить своим глазам. В дверях стояла молодая девушка, и это поздним вечером: было уже десять часов! Неужели все это происходит в «Траяне»?

— Пожалуйста, входите! — недоуменно, недоверчиво произнес Жак и встал.

— Простите за беспокойство, — сказала девушка, засмеялась несколько странно и беспричинно и закрыла за собой дверь. — Я Франциска Маниу.

Жака как будто внезапно окунули в кипяток. Франциска Маниу! Быть того не может! Но в следующее мгновение он уже овладел собой:

— Ах, здравствуйте! Какая приятная неожиданность!

Франциска внимательно присматривалась к Жаку. Она объяснила, что нашла его письмо, когда сегодня вечером вернулась из своей поездки. Это письмо ее чрезвычайно обрадовало. Видно было, что она заранее обдумала свои слова.

— Никто мне не выразил соболезнования, — сказала она. — Вы единственный. Я только от вас и получила письмо. Вот почему я тотчас же пришла поблагодарить вас.

Жак вполне оправился от своего удивления. Он поклонился вежливо, но сдержанно и придвинул гостье ужасное зеленое плюшевое кресло.

— Я, право же, очень, очень рад, — сказал Жак, и в голосе его слышалась задушевность.

Затем он пробормотал несколько фраз о том, какую боль причинила ему смерть ее отца, человека слишком большого размаха для ничтожных масштабов этого города.

— Вы уезжали? — прибавил он уже более веселым, звонким голосом.

Франциска села. Она несколько дней гостила у тетки. А теперь живет здесь в гостинице, рядом с ним, в четвертом номере. Она увидела свет в его комнате.

— Вот я и решилась попросту зайти к вам, — сказала она и снова засмеялась странным, беспричинным смехом. — Пожалуйста, не поймите меня дурно, ваше письмо так обрадовало меня… — Жак поспешил предложить гостье вина и папирос. Франциска взяла папиросу, неловко закурила и выпустила дым изо рта. Было заметно, что она редко курит. Вина она теперь не пьет и просит ее извинить.

— Мы с вами уже как-то раз виделись, — сказал, улыбаясь, Жак.

— Да, вы тогда были в смокинге, правда?

Жак ясно вспомнил свою первую беглую встречу с Франциской в тот вечер, когда он приехал в Анатоль и проходил через столовую. Ему показалось тогда, что Франциска подсмеивалась над ним. И действительно, теперь, когда она улыбнулась, в ее глазах снова появилось то же насмешливое выражение.

Франциска была похожа на цыганку, накрашенную под столичную даму. Непокорная темно-каштановая прядь волос то и дело падала ей на глаза, и когда она быстрым движением отбрасывала волосы назад, на ее лице появлялось задорное выражение, напоминавшее Жаку старого Маниу. Глаза у Франциски были темные, какого-то неопределенного, чуть зеленоватого цвета. Они были необычайно широко расставлены, и иногда казалось, что она немного косит. Франциска была вовсе не красива, но все же ее лицо приковывало к себе, — в нем было что-то дерзкое, загадочное.

Франциска сильно надушилась. И почему она так часто смеется, без всякой видимой причины? Начиная смеяться, она каждый раз подносила руку ко рту, чтобы скрыть отсутствие одного зуба.

— Отец часто говорил о вас, — вдруг сказала Франциска, и Жак насторожился. — У вас были с ним какие-то дела?

— Дела? — Жак подозрительно взглянул на Франциску.

— Я хорошенько не помню. Это было во время моего последнего приезда. Отец говорил о вас. Он, кажется, ждал от вас какого-то важного письма из Берлина, насколько я помню.

— Да, мы с ним переписывались.

— А теперь мне пора идти, — сказала Франциска.

Но Жак ни за что не хотел отпускать свою гостью. Он взял Франциску за руку, чтобы помешать ей встать, и несколько мгновений держал ее руку в своих руках.

— Нам с вами надо еще потолковать. Но, может быть, вы привыкли рано ложиться?

— Я никогда не ложусь рано. Я долго читаю и засыпаю поздно ночью, — ответила Франциска. — Еще немного я могу посидеть.

Жак уговорил ее выпить глоток вина. Затем она раздавила недокуренную папиросу в пепельнице и взяла другую. У нее были выхоленные руки с острыми, блестящими ногтями.

Да, она много читает. Больше всего она любит детективные романы. Другие книги, о которых так много говорят и которые все так расхваливают, ей не особенно нравятся. В них много всякой лжи. Люди совсем не такие, какими их описывают. Ах нет, Франциска читала только один-единственный роман, Который изображает жизнь такой, какова она в действительности. Этот роман написан каким-то французским писателем и называется «Земля». Но писателя она забыла.

— Вероятно, вы говорите о романе Золя «La terre»?

— Да, кажется так. Да, Золя!

— Вы читали роман по-французски?

— По-французски? Да, отчасти по-французски. Впрочем, Франциска предпочитает всяким книгам кино.

Здесь, конечно, тоже много лжи, но все-таки тут иной раз можно увидеть кусочек настоящей жизни, — ведь в кино ходят люди простые, а их не одурачишь.

— Это все очень, очень интересно, что вы говорите, — прервал ее Жак, слушавший с большим вниманием.

— О, вы надо мной подтруниваете! — воскликнула Франциска и рассмеялась. — Но теперь я действительно ухожу. Покойной ночи!

Жак вежливо проводил ее до двери:

— Доброй ночи и до свидания. Спасибо вам, что зашли!

И Жак долго смотрел на закрывшуюся дверь. Франциска Маниу!..

На следующее утро, когда Франциска выходила из своей комнаты, почти одновременно показался в дверях и Жак. Он поздоровался с Франциской, как с давнишней знакомой.

— Мы с вами вчера очень приятно побеседовали! — воскликнул он.

— А я уж и не помню, о чем, собственно, я болтала! — ответила Франциска и покачала головой.

— Вы очень интересно говорили. Особенно меня восхитила ваша искренность.

— Я слишком откровенна, это мой недостаток. Я говорю с каждым человеком так, точно я его давно уже знаю. Вы не находите, что это немного наивно?

Франциска позаботилась о своем туалете. На ней было черное платье и шляпа с траурной вуалью. Шляпа сидела на голове чуть-чуть набок. Франциска была, пожалуй, слишком напудрена. Следы пудры виднелись на платье. И опять она сильно надушилась какими-то дешевыми духами. Да, ей еще многому нужно поучиться!

— Мне так стыдно, что я похвастала своим знанием французского языка, — сказала Франциска, когда они спускались по лестнице. — Я его плохо знаю, и прочесть роман по-французски, конечно, не могу. Я была только два года в пансионе. Если бы вы услышали, как я говорю по-французски, вы, наверное, смеялись бы до упаду.

— Ну, это мы посмотрим, — сказал Жак. — Давайте будем болтать по-французски!

И он тотчас же произнес замысловатую французскую фразу. Франциска даже остановилась в удивлении.

— О боже мой, — воскликнула она, — да вы и впрямь говорите как настоящий француз! Вот так же быстро говорила наша учительница. — Франциска протянула Жаку руку. — Ну, я должна идти, мне надо к зубному врачу. Вы, вероятно, уже заметили, что у меня сломан зуб. Это ужасно некрасиво. Я хотела раскусить орех, вот и сломала.

— Даме не полагается грызть орехи, — сказал Жак с легким порицанием. — Однако это еще не причина, чтобы мы с вами расстались. Если вы позволите, я провожу вас к зубному врачу.

Франциска подозрительно взглянула на него. В первый раз Жак увидел настоящий цвет ее глаз — на них упал солнечный луч. Глаза были темно-карие, с легким красноватым оттенком, от этого в них было что-то мятежное, грозовое, словно отблеск пламени.