Когда он пришел туда, не спал только Зна-ят.

— Тебя долго не было, — сказал он, — что ты видел?

— Даргу жива, — сказал Ковок-ма, заметив, что эта новость немного разочаровала его двоюродного брата, — я видел, как она работала с другими вашавоки.

— Хорошо, — сказал Зна-ят, — она вернулась к своим сородичам.

— Я в этом не уверен.

— А как же может быть иначе?

— Я думаю, что она делает это, чтобы помочь нам.

— Как только ты можешь быть таким глупым? — фыркнул Зна-ят, — похоже, ты забываешь, что Даргу — вашавоки. Ты забываешь про то, как от нее воняет. Ты прикасаешься к ней. Ты говоришь так, словно она наделена мудростью.

— Она и вправду наделена мудростью.

— Потому что говорит о Мут ла?

— Мать Всего Сущего дарует ей видения.

— Даргу говорит о видениях, потому что знает: сыновья их видеть не могут, — возразил Зна-ят, — вашавоки часто говорят слова, в которых нет смысла.

— Ты ее не понимаешь.

— Это ты ее не понимаешь. Я вижу, что она тебя сильно околдовала. Мне больно было на это смотреть. Но теперь ее нет, и я этому рад.

— Сердцем чувствую, что ты ошибаешься, — сказал Ковок-ма.

— Давай уйдем, — предложил Зна-ят, — Даргу нас бросила. Она собиралась так сделать с самого начала.

— Тва! Я в это не верю! Я буду ждать ее.

Лицо Зна-ята покраснело, но его голос остался спокойным.

— Тогда я тоже буду ждать Даргу.

После обеда и краткого отдыха Дар снова отправилась на работу вместе с другими слугами. Она чувствовала на себе их взгляды.

«Я для них чужая. И воровка», — думала она.

Надеясь обрести хотя бы сносное отношение к себе, она старательно орудовала мотыгой. Эта работа ее не слишком утомляла — Дар привыкла мотыжить с детства, и равномерные движения были знакомыми и успокаивающими. Обводя взглядом обширные поля, чувствуя под ногами теплую почву, она испытывала умиротворение. Впервые с того дня, когда солдаты увели ее из отцовского дома, она чувствовала себя в безопасности. Страх, постоянно сопровождавший ее, исчез. У нее появились еда и место, где можно спать. А ей нужно было только с охотой трудиться. Привычная к тяжкому труду, Дар считала, что это честная плата за душевный покой.

Дар работала и после заката. Она мотыжила последнюю борозду, когда вдруг почувствовала запах гари. Она огляделась по сторонам и увидела большой костер на краю поля. На фоне темного леса пламя костра казалось особенно ярким. Вверх поднимался зловонный черный дым.

— Ох! — вырвалось у Дар, — что там жгут? Кости, что ли?

Тена бросила на Дар озадаченный взгляд.

— О чем ты?

Дар указала на костер. Языки пламени уже поднимались выше верхушек деревьев.

— Вон там костер.

Тена посмотрела в ту сторону, куда указывала Дар.

— Я не вижу там никакого костра.

— О нет… — тихо проговорила Дар.

— Что? Что случилось? — спросила Тена, — у тебя такой вид, будто ты увидала духа.

— Я просто устала, — ответила Дар, — вот мне и мерещится всякое.

— Мы уже почти закончили, — успокоила ее Тена, — скоро отдохнешь.

И она снова взялась за мотыгу.

Дар тоже продолжила работу, но видение не покидало ее. Всякий раз, стоило ей бросить взгляд в сторону леса, она видела горящий костер. Но постепенно языки огня стали опадать, и Дар начала различать среди них обугленный силуэт. Дар отвернулась.

К тому времени, когда Дар вернулась в поселок, от ее умиротворенности не осталось и следа. Ей показали что-то ужасное, но она не могла догадаться, с какой целью. Она только поняла, что есть какая-то сила, которая не позволит ей жить.

На следующее утро Дар проснулась от звука отодвигаемого засова. Рядом зевнула Тена.

— Дар, а кто это — Тва?

— Тва — это не имя. На гоблинском языке это означает «нет».

— Ну так ты все время это слово твердила во сне. Не помнишь?

— Нет, но я помню, что мне снились страшные сны.

Тена сочувственно посмотрела на Дар.

— Тебе здесь нечего бояться. Скоро тебя перестанут мучить такие сны.

«Перестанут ли?» — подумала Дар, а вслух сказала:

— Конечно перестанут.

Дар помогла Тене с дойкой. Потом они вдвоем отправились в столовую для слуг, чтобы поесть каши. Когда Дар села на скамью, к ней через стол наклонился пожилой мужчина.

— Не только ты видала гоблинов. Я как-то раз видел одного в лесу неподалеку от того места, где вы мотыжили, — он усмехнулся, заметив, как оторопела Дар, довольно долго молчал, а потом добавил: — Ну я-то все-таки парень.

— Парень? — рассеянно переспросила Дар, пытаясь справиться с потрясением.

— Не всех гоблинов угнали на войну, — сообщил мужчина, видимо радуясь тому, что все его слушают, — некоторые остались. Одного здоровенного гоблина изловили прямо в наших лесах.

— И… что с ним сделали? — спросила Дар.

— Да то самое, что всегда с гоблинами делают, — поджарили.

— Его сожгли? — еле слышно спросила Дар.

— Живьем, — с ухмылкой ответил мужчина, — ну и вонь же была!

— Гунтар! — с упреком проговорила Тена, — не говори с Дар о гоблинах. Ты погляди на нее! На ней лица нет!

— А я думал, ей мой рассказ понравится.

— Ну так ты ошибся, — проворчала Тена, — дар снятся страшные сны, и еще ей… — Тена запнулась и как-то странно поглядела на Дар, — еще ей всякое мерещится.

— Ну, ежели она увидит гоблина, ей бояться не надо, — заявил Гунтар, — мы знаем, что делать.

На следующий день Дар трудилась на поле рядом с лесом. Было еще далеко до полудня, когда ей показалось, что она слышит негромкий голос из подлеска. Она шагнула в ту сторону. Голос послышался снова.

— Даргу.

Даргу огляделась по сторонам, чтобы удостовериться, что никто на нее не смотрит. Только потом она вошла в лес. Из кустов поднялся Ковок-ма.

— Даргу, ма нав фвили са тер, — сказал он. («Даргу, я рад видеть тебя».)

Обычно слова Ковока мало выражали его чувства, но Дар стоило только взглянуть на орка, чтобы понять глубину его радости. Он смотрел на нее так пристально, что она смутилась, но все же совладала с собой и ответила:

— Мер снаф («Я тоже»).

— Что с тобой случилось? — спросил Ковок-ма, продолжая говорить по-оркски.

Дар ответила ему на том же языке:

— Меня поймали.

— Вашавоки наказали тебя?

— Тва. Они повели себя милосердно, потому что хотят, чтобы я на них работала.

— Я рад, что ты жива и невредима, — сказал Ковок-ма. Потом он долго молчал и в конце концов спросил: — Что мне делать, Даргу?

— Вам нельзя здесь оставаться. Вашавоки жестоки к уркзиммути. У меня было ужасное видение.

— Хай, мы должны уйти, — печально проговорил Ковок-ма и еще какое-то время молчал, — тебе хорошо у вашавоки?

Дар догадалась, что Ковок-ма хочет спросить ее, хочет ли она остаться здесь. Она понимала, что, если скажет «да», орк исчезнет из ее жизни навсегда.

«Я могла бы жить в спокойствии и безопасности, — мелькнула мысль, но Дар тут же ее отбросила, — я сказала Ковоку, что отведу его домой».

— Со мной хорошо обращаются, — сказала она, — но это место не для меня.

Взгляд орка стал не таким печальным.

— Это правда?

— Хай. Я не такая, как они.

— Ты и не такая, как мы.

— Хай, — согласилась Дар, — но я должна делать, как велит мое сердце. Ты бы сказал: «слушать свою грудь».

— Я рад, что ты поведешь нас.

Дар услышала, как вдалеке зазвенел колокольчик. Потом кто-то выкрикнул ее имя.

«Сейчас не время бежать, — решила она, — к побегу нужно подготовиться».

— Мне нужно идти, — сказала она, — скоро я вернусь к вам.

— Когда?

— Как только смогу. Ждите меня каждый вечер.

Дар выбежала из леса и помчалась к служанке, которая звала ее. Прежде чем она успела объяснить свое отсутствие, женщина указала на оборванца, который брел по дороге. В руке у бродяги был посох с привязанным к нему колокольчиком. Всякий раз, когда оборванец касался посохом земли, колокольчик звенел.