— Ну, чего же вы? — очнулся охранник от новой дремы. — Ладно, я сам.

Встал, пошатываясь, подошел к инструменту, рванул вверх крышку. Красная пломба шлепнулась на пол. Неожиданно сильный звук разросся перекатами удаляющегося обвала. Штукатурная пыль посыпалась с потолка.

— Ну, иди, чего привередничать. Все равно вопрос времени. Рано ли, поздно ли. Сперва поговорим, потанцуем, а там, глядишь, и столкуемся по-хорошему, полюбовно. — Он для начала покружился сам с собой, расставив руки для приглашающего объятия. — Сынок-то у тебя умеет играть? Ну хоть что-нибудь?..

И не дожидаясь, мимоходом ткнул пальцем в клавишу…

Самостоятельная дрожь прошла внутри инструмента. Струны, перенапрягшиеся, как нервы, от слишком долгого ожидания звука, будто уже отчаявшиеся зазвучать когда-нибудь под рукой людей, у которых не хватало на это решимости, вдруг словно не выдержали — их передернуло нервной судорогой, одна отчетливо сказала: «Была не была!» — и лопнула со звуком громкой пощечины. Охранника шатнуло от мамы к двери, к старухе — величественная фигура заколебалась в воздухе — и тут же хлестнуло обратно звуком второй струны. Рухнула на пол гора с коричневыми фаянсовыми скалами, воины в водительских очках, поднятых под козырьки шлемов, разломились на куски, медленные песчинки и камешки поднялись в воздух. Что-то треснуло под ногами, в основании дома, осыпью прокатилось по этажам, надломилось в костях, сместилось внутри головы. С силой хлопнула открывшаяся на сквозняке дверь. Все вокруг задергалось, задвигалось, точно в ускоренной киносъемке, охранник появлялся одновременно в разных местах, словно его носило сквозняком вместе с канистрой, ящиками, коробами, баулами…

Кто-то, видевший тебя, вздрогнул и поспешил проснуться, а ты все равно не можешь понять, где погас свет, вокруг или внутри глаз… и уже нету нигде мамы, и вместо мыслей в голове своевольничает усиленный посторонний голос, ворвавшийся внутрь черепа сквозь распахнутые окна.

Спокойствие, спокойствие; в сущности, не произошло ничего такого, чего не было и раньше. То же, что и всегда, не более: что-то стареет, портится, дает трещины, рушится, умирает, в конце концов; это входит в условия жизни, из этого она состоит, в ней нет ведь ничего вечного, как будто вы этого раньше не знали? Просто до поры до времени вас не касалось. Но иногда совпадения мелких сдвигов по хорошо известным законам научного знания накладываются и дают чересчур усиленный резонанс. По предварительным сведениям обвалилась будто бы комбинатская труба, но эта информация еще проверяется. Во всяком случае не более того. Кстати, эта труба в последнее время и так не функционировала, между прочим, к общему удовольствию жителей, которым она отравляла воздух. Так что ее, может, и восстанавливать не следует. Вообще происшедшее относится прежде всего к Зоне и нас затрагивает лишь косвенно. В частности, оказалась нарушена работа электроподстанции, по этой причине и ни по какой другой возникли, как видите, временные неполадки с энергоснабжением, но, как вы также видите, верней, в данном случае слышите, остались резервные источники питания, по крайней мере функционирует радиопередатчик, мы будем держать вас в курсе событий. Что до сведений о жертвах, точней, о пропавших без вести, то, во-первых, они еще не подтверждены, и причины могут быть разные, вовсе не связанные с происшедшим. Сообщают, например, историю, когда женщина в состоянии умственного неблагополучия ушла из дому и не вернулась. Бывает. Выражаем сочувствие родственникам и близким. Телефон службы розыска 19 25. Может, еще найдется. Во-вторых, это касается не вас, а лишь тех, кого касается. Но главное, что тут опять же нового, чрезвычайного? Разве такое не случалось всегда? Оттенок, может, только в статистике. Какой-то предел нормы желательно не превышать, да он пока и не превышен. Но ведь и этот предел — вещь условная, нормы неизбежно пересматриваются в свете данных нового времени. Оно уже приучило нас к другим цифрам. Зато меньше будет теперь травм на производстве. Главное же: наконец разрядка и ясность. Куда тягостней неопределенные ожидания и страхи, не правда ли? О чем вообще разговор? О возможности сотрясения земли в нашей равнинной местности? Так ведь и в этом ничего нового, это известно науке, это можно считать издержками растущей человеческой деятельности, в результате которой иногда происходит перемещение подземных вод, газов, слоев, образуются непредвиденные пустоты, аномалии и все такое. Ну, разве что теперь еще какой-то астролог дополнительно подтвердил, что катаклизм может произойти конкретно в одну из ближайших ночей. Можно, разумеется, пропустить подобные предупреждения мимо ушей, как делали прежде, верней даже вовсе не доводить их до общего слуха. Можно и самих предсказателей изолировать, как тоже, увы, случалось в прошлом. Но раз слово уже прозвучало, лучше его не замалчивать; опыт показал, что спокойствия это не прибавляет, наоборот. Тем более, что по новым опять же научным данным к показаниям звезд имеет смысл иногда прислушиваться. В конце концов, даже самая положительная наука не отрицает в мироздании неясных, еще не изученных связей. Наши предки тоже были не совсем дураки, относясь к таким предсказаниям всерьез. Это доказано хотя бы тем, что жизнь пока продолжается, а как получится после нас, еще, между прочим, вопрос. Осторожность на всякий случай не помешает, береженого Бог бережет, это, как вы знаете, тоже народная мудрость. Да что вы, в самом деле, — продолжал увещевать голос уже сорвавшихся с места людей, исподволь подключая к словам бодрящую музыку, все звучнее, все громче, и привнося в свой тон все больше успокоительной иронии; он проникал не только внутрь жилья, но сквозь кости головы, помимо ушей; чтобы он дошел до всех, даже до тех, кто не включил в этот час домашнего прибора, его позаботились сделать помощней и, пожалуй, несколько перестарались — не только потому, что чрезмерная громкость вызвала дополнительные осыпи и обвалы: в первый момент она перебила доверительность смягченной юмором, ничего не утверждающей интонации; многие, не вникая в содержание, выскочили на улицу сразу кто в чем был, и лишь потом, осознав заблаговременность предупреждения, стали возвращаться домой, чтобы одеться уже как следует, прихватить необходимое на ближайшие часы, во всяком случае, для ночной жизни детей, а голос продолжал звучать, он звучал неумолчно, шумел, пузырился, лопался, не оставляя места для тревог собственной мысли, пока люди выносили детские коляски и кроватки, выносили горшки и одеяла, кастрюльки с только что доваренной манной кашей, а заодно и тарелки, выносили больных и парализованных вместе с кроватями, выносили птиц вместе с клетками и рыб вместе с аквариумами, выводили собак, тащили цыганские узлы, корзины и чемоданы, деньги и документы и особо дорогие предметы, семейные реликвии вместе с воспоминаниями — жизнь, скрываемая обычно за перегородками от постороннего глаза, вываливалась наружу, точно теплые внутренности, со всем своим кишечным и прочим содержимым, калеками и маразматиками, разновозрастными уродами, плодами алкогольных зачатий; застоялые запахи разносились слабым ветерком и растворялись в открытом пространстве, — да что вы, в самом деле, — барабанил по костям головы, как легкий град, все тот же неумолкающий, невыключаемый голос, лопался бредовыми газированными пузырьками, — в конце концов даже хорошо, даже приятно провести несколько вечерних, ну пусть и ночных часов на свежем — в самом деле достаточно свежем воздухе. Устраивайтесь поудобнее во дворах и скверах, разводите в подходящих местах костры, разогревайте прерванный ужин. Складывайте запасы, выставляйте бутылки, наконец. И не надо стесняться друг друга. Глядишь, после первой неловкости, какая неизбежна вначале, когда, скажем, раздеваешься при других, даже на пляже, тем более если тебе нечем особенно гордиться ни в смысле фигуры, ни в смысле белья или, там, купального костюма, возникнет чувство освобождающей раскованности, когда вид чужих тел, домашних халатов становится привычен, как собственный, температура взглядов и самочувствий выравнивается и люди лучше могут ощутить других как себя. Не это ли чувство воспитывалось когда-то в бомбоубежищах, в лагерных бараках, в общежитиях и на коммунальных кухнях? Его многие успели забыть в стенах обособленных квартир — и может быть, напрасно? Может, это отнюдь не способствует трезвому пониманию жизни, да и сознанию природной человеческой общности, когда исчезают все больше перегородки различий, имущественных, сословных, национальных. Что мы вам действительно можем гарантировать, так это ясную погоду. Пора тягомотных дождей миновала, во всяком случае на ближайшие часы, да пожалуй, и дни их не предвидится, до такой-то степени мы все же способны заглянуть вперед. Защитный слой атмосферы над нашим полушарием еще держится, можно пока жить дальше. А там, глядишь, если не решения руководства (которое, к слову, уже собралось обсуждать ближайшие меры), то привычка, время и самостоятельный ход вещей подскажут дальнейшее. Не в первый раз. Может, все еще обойдется. Может, в этом даже окажется свой смысл. В самом деле, посмотрите вокруг, вот, вы уже убедились, ничего такого уж необычного, ничего страшного, можно, оказывается, жить и так. А может, все даже обернется и к лучшему, новым жизненным опытом, духовным приобретением. В жизни без кризисов и даже катастроф не бывает. Более того, есть также весьма авторитетное мнение, что они для чего-то необходимы как элемент человеческого существования — может, для здорового исторического саморазвития. Без них мы бы не замечали, не осознавали бы происходящего с нами, довольствуясь равномерным повторением солнечного кругооборота, в застойном спокойствии, которое, как утверждают некоторые философы, выхолащивает жизнь. Нарочно такого не накликивают, но раз уж так сложилось, надо через это пройти. Надо увидеть мир без иллюзий, надо назвать своими именами все — даже страшное, трагическое и бессмысленное. Рано или поздно, только вдруг до сознания доходит, что мы живем в неуютном мире; пора научиться жить с этим чувством. Можно считать его даже нормальным для современного человека. Повторяю, это именно облегчение — когда смутные тревоги приобретают форму отчетливых и понятных слов. Смешно, в самом деле, обманывать себя надежностью стен, если все они проницаемы для нечувствительных, неизвестных нам лучей: а ведь так было всю жизнь, мы просто не знали этого. Что, в конце концов, за вздор — скрывать строительный брак. Если уж на то пошло, ведь и он был всегда. И воровство, и ошибки в проектах, и трещины по стенам, и фундаменты оседали. Так ведь и стихийные катастрофы для человечества не новость. У нас нет над ними власти, но и эти раны зализываются, мертвецов хоронят, развалины расчищают, строят на них новую жизнь. Правда, замечено, что в последние десятилетия число стихийных, именно стихийных катаклизмов почему-то все более возрастает. Словно кто-то подает нам знак, что сдвигается некое не совсем понятное нам равновесие. Тем полезней вовремя прислушаться, вникнуть в предупредительный сигнал. Еще не поздно. Вот что существенно. Если угодно, в происходящем можно увидеть даже некий более высокий смысл. Не всем дается такое переживание. Сумеем же оказаться достойными его, проникнемся значительностью каждого дарованного нам мгновения. Мы так нетерпеливы, так привыкли все торопить: взросление, час свидания, осуществление замысла, приход поезда, отъезд и конец дороги — в сущности, торопим саму жизнь; как будто крохотная черточка между двумя датами на могильном камне кажется нам невыносимо растянутой. Все кончится само собой, так или иначе, уверяем вас. Мы не можем знать изнутри направления жизни, но уж о таких-то вещах догадываемся — и так ли уж это важно, в конце-то концов, если нам сейчас, прежде финала, дано ощутить возбуждение, похожее на счастье? Таким возбуждением бывают охвачены птицы в предчувствии перелета, особенно те, кто еще никогда не летал, хотя для многих он обернется гибелью; но рядом с этим чувством гаснут повседневные заботы и счеты. Тем, кто постарше, может, вспомнится ожидание войны, пора недостоверных предчувствий и знамений. Не испытавшие этого, право же, чего-то не знают о жизни. Ощутите себя среди мироздания, лишь временно отгороженного до сих пор от ваших тел невечными, в самом деле, стенами. Ощутите жизнь как отсрочку — и забытые, освежающие пузырьки в крови, и щекочущую остроту угрозы; услышьте биение пульса внутри собственных тел. Однако при всем том не будем упускать из виду главного: катастрофа отнюдь не фатальна, по каким бы данным суеверия или науки она ни была предсказана. Существует мнение, что даже стихийные катаклизмы можно предупредить внутренним усилием, если оно достаточно мощно. Иначе говоря, сопротивляющееся духовное усилие совокупности людей способно превозмочь, опровергнуть даже силу геологических стихий. И наоборот, мы накликиваем и усугубляем угрозу собственной вялостью, ложью, жадностью, завистью, злобой, безнравственностью. Есть во всяком случае и такая гипотеза, что, может, не случайно природное неблагополучие совпадает со вспышкой недобрых страстей. Пусть этой ночью каждый в отдельности и все вместе скажут себе искренне и проникновенно: да, я лгал, я терпел и молчал, я соучаствовал, я поджигал газеты в почтовых ящиках, но, может, теперь я постараюсь стать другим. Я этого хочу. Даже научные прогнозы сбываются не всегда, а тут вообще неизвестно что, не обязательно верить. Вдруг это на самом деле произведет воздействие — если все разом? А? Попробуем собрать в один пучок свою добрую волю, лучшие чувства, скажем: нет, не будет никакого сотрясения земли, мы этого не хотим, не допустим — скажем мысленно, не обязательно вслух, но совокупно и, главное, с прочувствованным, страстным убеждением: не хотим, не допустим — и глядишь, угроза рассосется, развеется. Давайте в самом деле все вместе, разом, попробуем вспомнить и ощутить все лучшее и доброе в себе, в жизни: детей, цветы, любовь к животным, творческие страдания, романтический секс… что еще?… общественные надежды. Воспользуемся стихийной возможностью, обновим застоявшуюся жизнь и самих себя. Быть может, за этим перевалом ждет нас новое небо и новая земля. Быть может, то, что нас ждет впереди, называется свободой, Она, говорят, всегда пугает, но надо через это пройти, чтобы жизнь обновилась. Надо попробовать. Ведь в самом деле, смотрите, ничего, оказывается, такого уж страшного, вы бы, может, и не догадались об угрозе, если бы вам не сказали… А, вот тут еще попутно просят передать объявление: Изобретатель Системы Кольцевых Поселений вокруг Земли проводит демонстрацию готовых моделей, а также запись в акционерное общество. Предлагаются к утверждению герб, флаг, текст Конституции, образцы почтовых марок, устав таможенной службы и положение о вступительных взносах. Сбор на площади у бывшего памятника. Там же, добавим, будет играть духовой оркестр. Интересной вам ночи, дорогие сограждане! Разрешите детям не спать, не каждую ночь такое бывает. Слушайте музыку! Боже, да это же в конце концов праздник! Принюхайтесь, как сладко пахнет ночной свежестью, дымком костров, варевом из кастрюль, жарящимся мясом. Ночные мотыльки слетаются на свет. Влюбленные пары, наоборот, уходят от света подальше. Вот где-то начинаются общие танцы. Вот художник выносит на обозрение свои картины, годами скрытые от посторонних глаз. Молодежь гуляет с гитарами. Время от времени кто-то еще наведывается в жилье, ненадолго, набегами, как Робинзон к севшему на риф кораблю, чтобы забрать, покуда не затонул, необходимое для ближайшей жизни: банку с сахаром или крупой, одеяло или нож. Следует напомнить, однако, об осторожности. Имеется в виду не только угроза толчков и обвалов: поступают сигналы, что в домах уже кто-то хозяйничает, пользуясь темнотой. Кому-то она, видимо, на руку, темнота, кто-то даже явно усугубляет ее нарочно, заливает из темноты костры, бьет фонари и фары автомобилей, швыряет камнями в любой огонек, в спичку, поднесенную к сигарете, в лучик фонарика. Есть основания думать, что это не просто наше хулиганье, это вообще не наши. Это те, кто проникает к нам через разрушенные ограждения и уже сумел раствориться среди нас. Чего нам теперь, если угодно, действительно не хватает, так это объединяющего и здорового чувства бдительности. Необходимо заново осознать, что враг существует на самом деле, он никуда и не исчезал. Расслабляться опасно. Надо ли пояснять, о ком речь. Этим выродкам, которые еще недавно кичились превосходством своих возможностей, теперь нечего терять, и потому они особенно опасны. Они ведь из любой нашей беды всегда умели извлечь выгоду. Главная их опасность в том, что при внешнем сходстве их не так просто распознать. Существуют, однако, способы проверки, о которых вас проинструктируют на местах. И если кого выявите — действуйте безо всякой пощады, без ложного гуманизма! Чтобы в другой раз знали, чтоб больше не покушались, чтобы на всю жизнь, гады, запомнили. Надо же себя защищать, сопротивляться, обеспечивать жизнь себе и потомству, это в нас заложено от природы…