Шорох за дверью возвратил его к реальности. В проеме двери показалась голова Джейн.

— Она вернулась? — он соскочил с кровати.

— Нет, — Джейн оставалась у двери, обтирая руки о подол юбки. — Она велела дождаться завтра, и только тогда передать вам… Но я подумала, может, вы захотите узнать раньше.

— Знать что? Передать что?

У старой служанки был испуганный вид, словно она чего-то опасалась. Может быть, того раздражения, которое начинало его охватывать. Она боязливо прошла к столу и положила на него какой-то предмет, завязанный в платок.

— Мойра велела передать вам, что покупает свободу. Это — плата. Она сказала, что это с лихвой покрывает назначенную вами цену выкупа. И еще она просила передать, что не нарушает своей клятвы. Свободной женщине не от чего бежать.

Аддис быстро подошел к столу. На платке лежал рубин, в два раза превышавший размер яйца малиновки. Джейн облизала пересохшие губы.

— Она говорила, вам это принесет больше пользы, чем ей. Говорит, вы сможете нанять лучников, или чего еще…

— Где она?

— …сказала, что не может вас больше видеть. Ни за что. Говорит, ни ради дружбы, ни ради любви, ни… это…

— Где она?!

Джейн отпрянула в сторону.

— Не знаю. Клянусь! Милорд! Я не знаю! Она ушла куда-то некоторое время назад. Сказала, что позже пришлет за своими вещами. Взяла с собой большую корзину, и все. Мне бы тогда сразу прийти. Но до меня не дошло, что она задумала. А тогда Генри сказал, что мне…

Он уставился на рубин, не слыша объяснений, изливаемых Джейн за его спиной. Странная боль пронзила его тело.

Он как-то безнадежно взмахнул рукой:

— Иди.

— Вы желаете, чтобы мы с Генри поискали…

— Уходи.

Служанка выскочила за дверь. Аддис надел перстень на палец: сияние камня и великолепие огранки заворожили его. Насыщенность, манящая глубина, мягкий свет. Он прекрасен. Твердый, несмотря на прозрачность. Как и она сама.

Где она набрела на него? Достался ли он ей от Эдит? Несомненно. Или от Бернарда? Он оставался у нее все это время. И в Дарвентоне, и во время переезда сюда. Это ее приданое… Но она оставила камень ему. Это было для нее важнее удачного замужества с такой ценностью в качестве приданого.

Передай ему, я не могу его видеть.

Да, не смогла бы. Не смогла бы, как не смог бы и он сам. Если бы кто-нибудь сказал, что день за днем ему предстояло видеть ее с другим мужчиной, он не вынес бы этого. Даже если бы ей было нужно, чтобы он был рядом. Ни ради любви, ни ради дружбы. Может быть, тогда, когда он предлагал ей вечную любовь, он и сам не очень-то верил в то, что она примет ее. Если бы она приняла ее, он смог бы не думать о той боли, которую причиняет ей.

Он приоткрыл крышечку шкатулки и положил рубин вместе с монетами. Два золотых браслета блеснули тусклым светом благородного метала, словно требуя внимания. Он взял один из них и примерил. Ему нравилось рассматривать замысловатую гравировку. Слова Мойры, произнесенные в этой комнате, вновь зазвучали в ушах. Она, должно быть, очень сильно любила вас. Эти слова относились к его колдунье.

В голове возник образ Эвфемии. Любила ли она? Он увидел ее сидящей рядом с домом. Ясное лицо, освещенное луной. Ее стройный силуэт, удаляющийся прочь от него, прощальный взгляд. После шести лет, проведенных рядом с ней, он впервые по-настоящему увидел ее. И в этих тщательно скрываемых чувствах — тех чувствах, которые он не смог разделить, он увидел вдруг Мойру. Но на этот раз не как женщину. Мойру-девочку, наблюдавшую за ним из тени.

В его груди бушевал ураган. Рубин сверкнул у него на пальце, как чистое отражение пламени, полыхавшего в душе. Только теперь он все осознал, все понял. Пусть он упустил неуловимые детали. Боже правый! Что же он натворил в своем эгоизме!

Когда в своих фантазиях он встретил ее, оставаясь, как и раньше, рабом, он задавал ей не те вопросы. Думая о собственной свободе, он хотел, чтобы она оставалась рабыней. Эвфемия помогла ему осознать безмерную силу любви и дружбы. Настоящим испытанием было бы дать ей свободу, и самому остаться с ней рядом.

Джейн не знала, куда могла направиться Мойра. Ну что ж, он прекрасно знал это сам. Аддис поспешил к двери. Ничто уже не имело большего смысла, если благородство, проявленное язычницей, значило больше, чем жертва, на которую способен рыцарь-христианин.

Все знали, где искать Рийса, и она легко нашла его жилище. Это был скромный домишко, ютившийся в узком переулке, тесно прижавшись к таким же незамысловатым строениям. Никто не ответил на стук в дверь. Она осталась ждать на крыльце.

Безликие, серые дома теснили друг друга, оставляя узкий мощеный проход. В окнах напротив делали свою работу скорняк и прядильщик. Они бросали на нее любопытные взгляды, особенно та женщина с ребенком, что суетилась возле дверей. Мойра надеялась, что Рийс вернется домой до заката. Она опасалась, что ее могут застать здесь стражники.

Каменщик появился час спустя после ее прихода, неся на плечах свои инструменты, уложенные в мешок. Он сразу же заметил ее. Мойра поднялась ему навстречу.

Его лицо осветилось радостью. Ей необходим был этот знак: он слегка подбодрил ее. Чувства, которые привели ее сюда, и отсутствие логики в ее поведении — все смешалось и переплелось в каком-то тумане. Рийс не навещал ее с момента возвращения Аддиса. Она предполагала, что его допрашивали по поводу того нападения на дороге из Гастингса, и если с ним обращались жестоко, он мог винить в этом Мойру.

— Я принесла тебе ужин, — сказала она, поднимая корзину.

Он взял корзину у нее из рук и открыл дверь. Дом выглядел очень уютно, хотя и был скудно обставлен. В прихожей стояли стол и стулья. Ей это показалось забавным. Именно таким она и представляла себе дом одинокого каменщика, еще не женатого, но планировавшего когда-нибудь привести сюда жену. Растеряв все подготовленные слова и смутившись, она открыла корзинку и начала расставлять еду.

— Похоже, у вас был настоящий пир, — сказал он, пока она доставала белый хлеб, жаркое и пирог с олениной.

— Да, — Мойра отнесла жаркое на печь. Рийс разжег огонь и поставил на плиту чан с водой.

— Томас Уэйк был с визитом, — она знала, что больше ей ничего не следует добавлять. Он бывал в доме Уэйка, знал о Матильде и мог догадаться о том, по какому поводу состоялось торжество.

— Надеюсь, раны твоего хозяина зажили? Сэр Томас навещал меня на прошлой неделе. Хотел выяснить, где я провел последние несколько дней.

— Он спрашивал тебя, потому что ты был одним из тех, кто знал, когда и куда отправился Аддис.

— Но сэру Аддису показалось, что я не только знал это, но и последовал за ним, не так ли?

Она кивнула в ответ.

— А сама-то ты что думаешь, Мойра?

— Я сказала ему, что ты не мог быть с теми, кто напал на него. Тебе незачем желать его смерти.

— Ты делаешь мне больше чести, чем я заслуживаю. Не стану утверждать, что такие мысли не приходили мне в голову.

— Я знаю точно, что ты бы не сделал этого. — Откровенно говоря, она не могла в этом поклясться, поскольку абсолютно ничто не говорило о том, что это дело рук короля или Деспенсеров. Мойре просто не хотелось верить в то, что он любил ее настолько, что мог подослать убийц.

Он пожал плечами.

— Нет. Он вез важные сведения. Такого шанса могло больше и не представиться.

— Ты думаешь, кто-то другой выдал вас всех? Опасаешься, что королю все известно?

— Возможно. Может статься и так, что, когда мы выйдем из города, чтобы соединиться с войсками королевы, нас будет поджидать целая армия.

Она не хотела вновь возвращаться к этой теме. Страхи и так не покидали ее в течение последних недель, с той поры, как она проводила Аддиса в Саутворк и все ночи проводила без сна, прислушиваясь, не появились ли солдаты у ворот.