Командор глядел в глаза каждого, кто смотрел передачу, и в это время зазвучал гимн «Утренняя звезда надежды». Дон не знал нового гимна новой нации, но и его охватило волнение.

Внезапно экран опустел, и в то же мгновение вспыхнул свет, настолько яркий, что проник даже сквозь закрытые иллюминаторы. Дон все еще жмурился, когда по системе оповещения раздались слова: «Можно снять жалюзи с иллюминаторов». Младший офицер свернул металлические жалюзи центрального иллюминатора. Дон подошел к нему и глянул в космос. Новое солнце увеличивалось на глазах. То, что на Земле приняло бы форму гигантского гриба, как это и бывало много раз, здесь предстало идеальной сферой. Она расширялась все больше и больше, поначалу сверкая ярким белым светом, затем серебристо-фиолетовым, слегка пурпурным, красным, похожим на обычное пламя.

Она все росла и наконец закрыла собой Землю.

«Терра-Орбитальная» превратилась в раскаленное облако над Северной Атлантикой. Почти все земляне увидели пламенный знак в небе.

Сразу же после взрыва «Терры-Орбитальной» на корабле прозвучали сигналы оповещения, призывающие всех занять свои места. «Наутилус» рванулся вперед, устремляясь по своей многодневной орбите к Венере. Когда была набрана достаточная скорость, кораблю придали вращение, чтобы создать искусственную гравитацию. Дон отстегнул ремни и поспешил в радиорубку. Дважды его останавливали часовые и приходилось доказывать, что ему позарез нужно туда.

Дверь в рубку была открыта; все, казалось, были очень заняты и не обратили на него никакого внимания. Он потоптался на пороге, затем вошел. Кто-то схватил его за воротник.

– Эй! Какого черта ты здесь делаешь?

– Я хочу послать сообщение, – миролюбиво ответил Дон.

– Только и всего? Эй, Чарли, что ты думаешь об этом?

Человек, который схватил его, обращался к военному, склонившемуся над каким-то прибором. Чарли сдвинул наушник с одного уха.

– Он здорово похож на диверсанта. Может, у него в каждом кармане по атомной бомбе?

Из соседней каюты вышел офицер.

– Что здесь происходит?

– Он проник сюда, сэр. Говорит, что ему нужно послать сообщение.

Офицер оглядел Дона с головы до ног.

– Мне очень жаль, но из этого ничего не выйдет. Приказано соблюдать радиомолчание. Никаких сообщений.

– Но мне просто необходимо связаться с Марсом! – В нескольких словах он объяснил причину. – Я должен сообщить им, где нахожусь, сэр.

Офицер покачал головой.

– Мы не сможем связаться с Марсом, даже если бы нарушили приказ.

– Можно передать сообщение на Луну, а оттуда его перешлют на Марс.

– Да, в принципе это возможно, но только в принципе. Послушайте, молодой человек, я очень сочувствую вам, но ничем не могу помочь, совершенно ничем.

Командующий не позволит нарушить радиомолчание и по более важной причине, чем ваша. Интересы безопасности корабля превыше всего. Дон на миг задумался.

– Конечно, это верно, – покорно согласился он.

– Я бы на твоем месте не беспокоился: родители разыщут тебя.

– Да? Не понимаю, как это у них получится. Они думают, что я лечу на Марс.

– Нет, не думают. Во всяком случае скоро перестанут так думать. Наша акция не останется в тайне, и скоро вся система узнает об этом. Они могут узнать о том, что ты добрался до «Терры-Орбитальной» и не вернулся на «Дороге славы». Методом исключения можно установить, что ты направляешься на Венеру. Думаю, что они запрашивают межпланетное справочное бюро уже сейчас. Уилкинс, напишите табличку: «Радиомолчание – никакие сообщения не отправляются». Нам ни к чему, чтобы разные гражданские врывались сюда, чтобы послать поздравление тете Хетти.

Дон делил каюту третьего класса с тремя дюжинами мужчин и несколькими мальчиками. Некоторые из пассажиров, оплативших проезд лучшим классом, высказывали негодование по поводу условий, в которых оказались. Дон и сам имел билет первого класса до Марса на «Валькирии». Но он помалкивал и с удовлетворением отметил правильность выбранной им линии поведения, увидев лица пассажиров, которые ходили к командору жаловаться на плохие условия.

Тот умел ставить людей на место. Каюты первого класса, расположенные на верхних палубах в носовой части ракеты, были заняты военными.

Его койка была достаточно удобной, а путешествие в космосе, обычно довольно скучное, казалось в этом шуме и разговорах не столь тоскливым. Уже на первой неделе путешествия главный врач объявил, что те, кто желает быть усыпленным или замороженным, могут это сделать. Через пару дней каюта наполовину опустела. Многие пассажиры легли в анабиозные ванны. Они будут смотреть цветные сны и проснутся только на Венере.

Дону не хотелось ложиться в анабиоз. Он слышал разговоры своих соседей по каюте, обсуждавших вопрос, влияет ли пребывание в анабиозе на продолжительность жизни.

– Это выглядит так, – изрек один из пассажиров с видом знатока. – Вам предстоит прожить определенное количество лет. Это заложено в ваших генах. И, если не случится ничего непредвиденного, именно столько вы и проживете. Когда вы ложитесь в анабиоз, все процессы в вашем теле замедляются. Если можно так сказать, ваши часы жизни останавливаются. Это время не идет в счет. Например, если вам предстоит прожить восемьдесят лет, то вы проживете восемьдесят лет и, допустим, три месяца или сколько вы там будете лежать в анабиозе. Так я понимаю.

– Вы совершенно не правы, – ответил ему другой человек. – Вы сильно ошибаетесь. В данном случае вы делаете вашу жизнь на три месяца короче. Это не для меня.

– Вы как-то странно рассуждаете. Лично я хочу, чтобы меня усыпили.

– Как вам угодно. Кроме того, есть еще одно обстоятельство… – Пассажир, который возражал, подался вперед и заговорил громче, чтобы слышали все:

– Говорят, что военные, которые летят в первом классе, подвергают вас допросу, пока вы спите. И вы знаете почему? Потому что командор считает, будто на «Терре-Орбитальной» на корабль посадили шпионов.

Для Дона было не так уж и важно, кто из них прав. Он чувствовал себя слишком полным жизни и энергии и не видел смысла во временном уходе из жизни только для того, чтобы не было скучно во время полета. Но последнее замечание удивило его. Шпионы? Возможно ли, чтобы ИБР имело своих агентов прямо в штабе венерианской гвардии? Но ведь именно в этом и была функция ИБР – агентура его должна быть вездесущей. Он оглядел своих соседей по каюте, прикидывая, кто из них мог бы выдавать себя не за того, кем он был на самом деле.

Однако эта мысль не долго его занимала. Во всяком случае, им ИБР больше не интересовалось. Если бы Дон сейчас не летел на «Наутилусе» к Венере, можно было бы подумать, что он направляется на «Валькирии» на Марс. Корабли были одного класса, а космос везде выглядит одинаково. Солнце с каждым днем становилось все крупнее, в отличие от полета на Марс, когда оно уменьшалось бы. Но кто может смотреть на солнце прямо даже с Марса? Распорядок жизни на корабле был таким же, как и на всяком другом лайнере. Время отсчитывалось по Гринвичу, завтрак начинался по звонку, о положении корабля сообщалось ровно в полдень, «ночью» включалось освещение.

Присутствие военных на корабле не бросалось в глаза. Они располагались в передней части корабля, а гражданские лица допускались туда только по делу.

Прошло уже сорок два дня космического полета, прежде чем у Дона нашлась причина снова попасть в носовую часть лайнера. Он порезал палец и был направлен на перевязку в корабельный госпиталь. Когда он возвращался оттуда, кто-то положил ему руку на плечо. Он обернулся. Это был сержант Мак-Мастерc. На груди у него была звезда – знак корабельного полицейского.

– Что ты здесь делаешь? – требовательно спросил он. – Почему ты разгуливаешь в этой части корабля?

Дон показал перевязанный палец.

– Я не прогуливаюсь. Мне нужно было перевязать палец.