В воскресный солнечный полдень жители Горноуральска наблюдали такую картину. По центральной улице шел солдат, а рядом вразвалку шагал светловолосый коренастый парнишка в распахнутом пиджачке поверх синей рубашки.

Вряд ли они привлекли бы к себе внимание, если бы шли, как все люди, по тротуару. Но они шествовали по мостовой. И, хотя солдат был без винтовки и шел не в затылок пареньку, а рядом, все понимали, что он конвоирует его.

Угрюмый вид парня подтверждал это предположение. Надвинув старую кепчонку на брови, он нелюдимо посматривал по сторонам зеленоватыми дерзкими глазами. Правая рука солдата время от времени касалась его левого локтя, и трудно было понять, напоминает ли он парню о своем присутствии или заботливо поддерживает его.

В общем, их взаимоотношения остались бы для прохожих загадкой, если бы парень вдруг не бросился наутек.

Тяжело топая сапогами, солдат погнался за ним. Впереди сверкали полумесяцы подковок на каблуках у паренька, крыльями развевались коротенькие полы пиджачка.

— Стой! — кричал солдат. — Стой, собачья душа!

Прошмыгнув перед носом легковой машины, паренек метнулся на другую сторону улицы, к трамвайной остановке. Беглец, вероятно, рассчитывал заскочить в вагон. Но из трамвая выпрыгнул высокий дядька в пожарной спецовке, и парень с разгона угодил в его объятия. Он вырывался, сопел, задыхаясь от бега и злости.

— Ну, все! — прерывисто сказал подоспевший солдат и крепко взял его за локоть. — Побаловался, и хватит. Пошли…

— За что это его? — сочувственно спросила женщина из толпы.

— Он знает, за что, — уклончиво ответил солдат, вытирая лоб.

Можно ли было вообразить, что все кончится таким позором! Со станции Лозовая он уехал не на запад, а на восток. Собственно, он не ехал — его везли, сопровождали, его доставляли по месту жительства, в Горноуральск. Солдату-сибиряку, вышедшему из госпиталя и списанному из армии «подчистую», поручили по дороге домой, мимоездом, «забросить» на Урал беглого…

Не так, совсем не так думал Алеша вернуться! Все было против него. Поездка не удалась. Но могли, же привезти его в Горноуральск в будничный день, в дождливую погоду. Так нет, он приехал в чудесное солнечное воскресенье, когда кругом полно людей! Но и этого еще мало. Солдат не мог придумать ничего лучше, как вести его по главным улицам да еще по мостовой…

Ниже надвинув кепку, засунув руки в карманы, Алеша все же вышагивал независимо и степенно. Солдат настороженно косился в его сторону.

— Ведете меня вроде жулика какого! — обиженно произнес Алеша.

— Зачем — жулика? — спокойно возразил солдат. — Жуликов милиция водит.

Самое страшное было впереди: они вышли на улицу Красных Зорь, предстояло пройти мимо дома Мити Черепанова.

Мальчишки, как назло, высыпали на улицу. Надо было немедленно придумать что-то. Бежать? Глупо. Мысль работала быстро, напряженно. Решение найдено! Он идет и запросто беседует с солдатом, своим старым знакомым, вот и все.

Но о чем беседовать? За дорогу они обо всем переговорили.

— Значит, вам в Сибирь? — опросил Алеша, краснея от того, что ему было известно, куда едет солдат.

— В Сибирь, — отвечал солдат, понимая Алешу и стараясь облегчить его положение.

— Долго воевали?

— Не выполнил я свой план…

— Все-таки вам повезло.

— Не шибко.

— Почему же?

— Имел надежду пленных фашистов по Берлину вести, а приходится, видишь, тебя сопровождать…

— Вас ранило? — быстро перевел разговор Алеша.

— Я ж тебе рассказывал, легкое мне пробило. За тобой вот пробежался и уже задохся.

— Ну, вы извините меня…

— Ладно, извиняю, — усмехнулся солдат и подозрительно взглянул на него: что-то больно вежливым стал.

Мальчишки были уже совсем близко. Алеша придал лицу непринужденный, беспечный вид.

Вова Черепанов, игравший на улице, первым заметил его.

— Здорово, Алеша! — закричал он. — Ты уже нашелся?

Алеша отвернулся, а солдат, улыбаясь, сказал тихо, словно про себя:

— Нашелся. Теперь не потеряется…

Вероятно угадав что-то неладное, никто из мальчишек не решился подойти к нему. А когда Алеша и солдат свернули за угол, мальчишки двинулись в ту же сторону: серьезное дело — когда человека ведут!

Возле своего дома Алеша приостановился.

— Ну, давайте я сам подпишу, — умоляюще простонал он. — Ну какая вам разница?

— Нет, парень, на подлог меня не подобьешь.

Махнув рукой, Алеша решительно пересек двор, засаженный картошкой, и быстро поднялся по лестнице…

Открыв дверь, он понял, что ему не миновать и последней неудачи: Вера, в старенькой блузке с дырами на локтях, в подоткнутой на поясе юбке, мыла пол.

Она услышала, как скрипнула дверь, подняла голову, вскрикнула и, выронив тряпку, раскинув мокрые руки, кинулась к брату, оставляя на сухом полу маленькие отпечатки босых ног.

— Алешка! Лешенька! Чертенок мой полосатый!.. — Вера звучно чмокнула его в щеку и, заметив солдата, поспешно поправила юбку.

Солдат, остановившись в дверях и сняв пилотку, поглаживал стриженую голову и растроганно улыбался.

— Ладно, нежности отложим пока, — буркнул Алеша с холодной деловитостью и слегка оттолкнул сестру. — Распишись, что получила меня…

Солдат кашлянул и зашел в комнату.

— Вы ему сестра будете?

Вера закивала, счастливо улыбаясь.

— Тогда распишитесь вот тут. Получила, мол, братца в цельности и сохранности…

Нагнувшись, Вера быстро вытерла о подол руки, нашла на письменном столе карандаш.

— Ценная посылка с доставкой на дом… — Вера не могла сдержать смех, рука не повиновалась ей, и она поставила какую-то закорючку.

Солдат аккуратно сложил бумагу, спрятал ее в карман гимнастерки, надел пилотку и, поднеся руку к виску, стукнул каблуками.

— Спасибо вам. Уже уходите? — огорченно проговорила Вера. — Садитесь, чаю попьем…

Солдат смотрел на нее с нескрываемой нежностью.

— На поезд надо поспеть. Ждут меня в Кемерове. Такая же девушка хорошая, как вы…

Солдат ушел.

— С почетом вернулся, — сказала Вера. — Ой, какой же ты худой! Кожа и кости. К тому же кожа очень грязная. А клёш-то, клёш, боже ты мой! Бахрома, как у скатерти…

Алеша ходил по комнате, не слушая сестру. Казалось, он не был здесь вечность. Ему было приятно и горько.

Избегая встречаться глазами с Верой, он спросил об отце, о матери. Вера довольно спокойно сообщила, что от отца писем нет, что мама ушла в госпиталь и обещала вернуться часа через два.

— Что же ты, как гость? Раздевайся… — Она сдернула с него кепку, заставила скинуть пиджачок. — Сейчас воду поставлю, помоешься. Грязнуля!

Когда военный комендант обнадежил ее, что Алешу непременно найдут и доставят по месту жительства, Вера дала себе слово не разговаривать с братом. Зайдет Алеша в дом, а она и «здравствуй» не скажет, даже не обернется. Об этом своем решении Вера вспомнила только сейчас и рассердилась на себя: тоже воспитатель! Надо было проучить его хорошенько, а она сразу растаяла, кинулась обниматься. Впрочем, еще не поздно. Надо его не замечать, пусть помучается, пусть осознает. И она действительно не замечала его минут десять. Но, поняв, что это вполне устраивает Алешу, не смогла больше молчать.

— Как воевалось? — небрежно спросила Вера.

Он рассказал, что доехал до фронта и что все было прекрасно. Но убили майора, чудесного, доброго человека, который обещал взять его в свою часть. А когда он обратился к пехотному капитану, тот попросту предал его: приставил к нему солдата и велел отправляться домой. «Войну мы и так выиграем, надо беречь патриотическую молодежь!»

— Вот какие невеселые дела, — закончил он, полагая, что рассказ получился складный.

— А я каждый день, как дура, газеты смотрела… — с досадой проговорила Вера.

Не будь Алеша так взволнован, он угадал бы ядовитый смысл, скрывающийся за этими словами. Но он спросил доверчиво: