Никто из нас не имеет ни малейшего представления о том, как выглядит, думала она, в особенности, по вполне понятным причинам, сзади. Единственное, что можно с уверенностью сказать об этих любительницах, так это то, что все они оптимистки. Фотографии Джиованы выглядели профессиональнее, чем эти, отметила Джин, утверждаясь в своей догадке о том, что ее корреспондентка была работающей моделью, вероятно, делавшей каталоги для «полноразмерных» дам — лелея отдаленную мечту о Третьей Странице. Марк постоянно встречался с такими девицами во время проб для новых кампаний. Она не заняла даже второго места, но он все равно взял ее номер, «на всякий случай». Он часто сам вплотную работал над той или иной рекламой, спокойно совещаясь с группой стилистов и каким-нибудь типом с завязанными лошадиным хвостом волосами, используемым ими в качестве фотографа. Сидя здесь и изучая изображения, которые народ выкладывал в Интернет совершенно самостоятельно, она впервые оценила работу тех самых стилистов.
Прежде чем вышел хозяин — он же кассир, повар и уборщик, — Джин заказала у него сандвич с ветчиной, чтобы тот оставил ее в покое в ее углу. И стала смотреть дальше, то ли ради разнообразия, которого сама теперь жаждала, то ли потому, что все еще не могла понять, почему кому-либо — скажем, Марку — на самом деле требуется постоянный приток свежего материала. Разве нельзя было вполне обойтись одним потрепанным журналом, передаваемым, как городская шлюха, из рук в руки? Но теперь им приходится бороться за галерею новых девушек, за реестр, гарем, ежегодник новых лиц — каждый день. И почему это при таком неослабном разнообразии чувство возникает одно и то же? Настоящее различие — наряду с неслучайным юмором — есть нечто неуловимое. Можно изумляться предположительно неограниченному диапазону и разнообразию человеческих потребностей и желаний, думала Джин, однако же физические возможности крайне скудны.
Может быть, порнография подобна бою быков. Первая стадия может быть завораживающей, выводящей из равновесия, с вкрапленными моментами удивительной грации, и все это либо чередуется, либо дается разом. Однако к третьей стадии начинаешь поглядывать на часы и думать, стоит ли оставаться здесь только потому, что место уж больно хорошее. Джин знала, что ей нет особого смысла продолжать, но думала, что, каким бы предсказуемым или разочаровывающим ни мог оказаться этот опыт, в реальной жизни никто не зевает, как гиппопотам, на полпути. Почему же это так скучно — и каким таким образом это ухитряется быть и скучным, и возбуждающим в одно и то же время? Может быть, потому, что порно не бывает нежным? А может, думала она, все остальные, подобно ей, просто постоянно недоумевают, как эти девушки дошли до такой жизни, — испытывая половую солидарность, которую она редко распространяла на Джиовану.
Все-таки, и нынешний просмотр это подтверждал, Джиована оставалась для нее порнозвездой, стоящей особняком. Джин походила на родительницу на школьном спектакле, которая питает исключительный интерес к одной-единственной исполнительнице. И не потому, что та может предложить нечто большее, чем множество других эксгибиционисток. Нет, думала она, но шокировать способна только Джиована, потому что она не просто актриса. Ее актерство адресуется к реальности — и конкретно к Марку: факт, который не только продолжал причинять Джин боль, но теперь еще и смущал ее, поскольку она обнаружила, безошибочно и с горечью от пренебрежения, что испытывает ревность, и отнюдь не к Джиоване.
Скоро она выйдет отсюда, но сначала — последний маленький тур, проскакивая через ужасающую дрянь S-and-M, которая — а это уже что-то — ничего не могла рассказать ей о Марке, уж в этом-то она не сомневалась. Итак: имеются сайты на любителей, изображающие женщин, сохраняющих лобковые волосы. А также, Джин рада была это увидеть, существует еще более широко распространенный культ «зрелых» женщин. Но вскоре она обнаружила, что имеются в виду не пожилые или искушенные женщины, но, скорее, женщины отчаявшиеся. (Она вообразила, как у гериатрического журнала, который она выписывала, соответственным образом меняется название: «Современное отчаяние».) Затем она нашла сайт MILFs, Moms-I’d-Like-to-Fuck[32], и хотя означенные мамочки уж точно не были собственными мамочками создателей сайта, она все же была разочарована, увидев, что все они лишь едва приспускали свои тренировочные лифчики.
Джин как раз думала, чем же объяснить холодность порнографии, когда, восхищенная собственной прозорливостью, набрела на продукт из Норвегии, обстановкой которого была зимняя страна чудес, многозначительно увешанная молочно-белыми сосульками. Огромного роста блондинка, облаченная только в меховые сапожки, перегибаясь через перила балкона покрытого снегом шале, зависала в воздухе, чтобы лизнуть сосульку, влекомая к ней не переохлаждением, но экстазом, явно не заботясь о том, что ее язык может к ней приклеиться. Джин прикинула, как можно было бы изобразить ее саму. Работающей за письменным столом в чем мать родила? Или чистящей латук у кухонной раковины в одних только плетеных шлепанцах? Но она понимала, что выглядела бы лишь как стоп-кадр из какого-нибудь документального фильма о немецкой нудистской колонии, предлагающей излечение от одержимости сексом.
Она не нашла ничего, что могло бы помочь ей с Марком; никаких соответствий. Как такое могло быть, если Джиована несомненно произрастала изо всего этого? Что такое делала Джиована, что не было бы исполнено лучше на superboobs.com, asstastic.com, farmgirls.com, golden shower.com или связанными договором юницами на www.lilteens.com? [33]Ответ, поняла Джин, состоял вот в чем: Марковы изображения Джиованы были, как и все его работы, забавными — ребяческими, проказливыми, но в чем-то остроумными и легкими. Меж тем как через все остальное, казалось Джин, красной нитью проходила ненависть — всегда скучная, — чем бы другим оно ни претендовало быть: мужчины там были настроены обманывать и дурачить, ловить и запрягать. Взнуздывать и выводить. Этот формат был столь же достоверен, как в любом вестерне, — где ковбои пользуют не только добросердечных шлюх и знойных сеньорит, но также индианок, лошадей, скот, а порой даже и верных собачек.
Джин завершила сеанс. Она не верила, что, отвернувшись от всего этого, сможет восстановить невинное состояние души или, коли на то пошло, избавиться от Джиованы, с которой она так несообразно и восторженно сцепилась. Но она, по крайней мере, кое-что поняла — что с нее хватит.
Ища ключи от машины, она окликнула Филлис, проверяя, насколько та готова. Совершенно готова; это ведь Джин теперь ищет темные очки, и куда подевалась хорошая карта? Последние две недели ощущаются целым месяцем. Пора в аэропорт.
К ее изумлению, мать вроде бы считала свой визит совершенно удавшимся и в машине не скупилась на похвалы Джин за все — за ее дом, за ее остров, даже за ее волосы. Как могла бы сказать сама Филлис, «Кто бы только мог подумать?» Они катили по красной дороге, минуя достопримечательности: разумеется, ботанический сад, Байе-дез-Анж, но, самое главное, Центр разведения в неволе «Beausoleil», в который Джин договорилась приехать снова, чтобы взять интервью у директора, Брюса МакГи, насчет его планов выпустить всех пустельг в среду дикого обитания. Она никогда не забудет, как кормила ту приземистую птицу — как ее, то есть его, звали, Бадом? — и была настроена написать об этом, но не для Макея. Читателей «Миссис» нельзя заинтересовать вымиранием какого-то вида животных, если оно происходит не на Эксмуре.
Она протягивала мертвую белую мышь на раскрытой ладони, как яблоко, предлагаемое лошади. И, как это было с первым пони, возвышавшимся с нею рядом, когда ей было шесть лет, ей хотелось кинуть угощение или хотя бы раскачивать им. Хвостик, черенок — кто возьмется утверждать, что они предназначены не для этого? Лошадь с зубами курильщика вознаградила ее неподвижность липким щекочущим прикосновением, давшим ей первое представление о том, на что может быть похож поцелуй мальчика. Вот и здесь, сорок лет спустя, так же вытянув ладонь, как будто для гадания, она опять стояла неподвижно. Птица устремлялась вниз: коричневые крылья, крапчатое белое туловище, яркие черные глаза и не большее сотрясение воздуха, чем от зевоты младенца, — затем последовала почти неощутимая ласка когтей, касающихся ее ладони, пока пустельга брала мышь, прежде чем подняться и скрыться из виду.
