– Ты никогда его не любила.

– «Любовь» тут ни при чем.

– Признай: ты ведь была против него.

– Я приняла его и твою мать в свой дом. Без меня они бы вообще пропали.

Даниэла не уступала.

– Может, ты и права. А может, и нет.

– Они бы умерли с голоду.

– Я этому не поверю. У нас никто с голоду не умирает. Мы ведь живем не в Африке.

Хельга снова поднялась.

– Нет никакого смысла опять разматывать эту печальную историю.

– А что в ней такого уж печального? То, что он погиб в автокатастрофе? Это может случиться с каждым.

– Нет. Печально то, что он не был в состоянии обеспечить тебя и твою мать.

– И этим ты попрекала его до тех пор, пока он не оказался в полном отчаянии и не врезался в какую-то опору моста.

– Это было не так.

– А как же?

– Ты еще мала, чтобы знать это.

– Я хочу знать именно сейчас! У вас всегда лица становятся какие-то надутые, а слова искусственные, когда вы говорите о моем отце. Думаешь, я этого не замечаю? Давно заметила. А теперь хочу наконец знать, что с ним случилось.

– Может быть, – произнесла уже наполовину убежденная Хельга, – действительно было бы лучше все тебе рассказать. Чтобы ты когда-нибудь начала смотреть на вещи реально.

– Ну, говори же! – настаивала Даниэла.

– Он покончил с собой. Даниэла на миг потеряла дар речи.

– Что? – прохрипела она потом.

– Так оно и было, – подтвердила Хельга.

– Ты совершенно уверена?

– Да. – С жестокостью, которой потом сама устыдилась, она добавила: – Таблетками снотворного. В одном Кёльнском отеле. Твоей матери пришлось его опознавать.

– А почему? Почему он это сделал?

– Потому что вынужден был признать свою никчемность.

– Нет, – решительно заявила Даниэла, – нет, в это я не верю.

– Тем, что не хочешь признавать факты, их не изменишь. Это нечто такое, что тебе еще предстоит понять, дорогая.

– Ты лжешь! – закричала Даниэла вне себя. Хельге пришлось сдерживаться, чтобы не ударить ее по пылающему лицу.

– Спроси свою мать!

– Так я и сделаю! – Даниэла хотела броситься вон из комнаты.

Хельга задержала ее.

– Ходить на почту нет необходимости. Можешь звонить отсюда. Я слушать не буду.

Даниэла заколебалась.

– Можешь слушать, мне все равно.

– Тогда звони!

Руки Даниэлы дрожали, когда она набирала номер телефона в Бланкенэзе. Она долго слушала гудки, но трубку так никто и не взял.

– Сегодня же понедельник, – вспомнила она. – Мама в журнале.

Она нажала на рычаг и набрала номер «Либерты».

– Может, подождешь до вечера? – спросила Хельга, которой вдруг захотелось выиграть время.

Даниэла покачала головой.

– Я хочу говорить с мамой, – заявила она, когда на другом конце провода отозвалась от имени редакции госпожа Фельберт. – Я прошу госпожу Катрин Лессинг.

Заседание как раз закончилось, но Эрнст Клаазен, госпожа Ригер, Зерена Кипп, Ильза Мёбиус и Катрин еще сидели все вместе в конференц-зале, болтая о личных делах, стремясь расслабиться после заседания, на котором, как обычно, было много ожесточенных споров.

Фельберт переключила связь на конференц-зал, и там зазвонил телефон. Эрнст Клаазен снял трубку, послушал и передал ее Катрин.

– Это тебя.

Катрин услышала взволнованные вопросы дочери.

– Нет, – ответила она, – твой отец не был ничтожеством, конечно, нет. Ему не повезло. Возникла отчаянная ситуация. Совпало много роковых обстоятельств. Я неправильно себя вела, многое понимала ложно. Все мы совершили ошибки. Поверь, что он был достойным человеком, а я любила его всем сердцем.

– А бабушка его ненавидела. – Это она так говорит?

В зале заметили, что разговор сугубо личный и тактично удалились. Остался только Эрнст Клаазен.

– Мамуля, – вырвалось у Даниэлы, – я больше не хочу у нее оставаться. Можно переехать к тебе?

– Конечно, Данни. Я только и жду тебя.

– Поговори, пожалуйста, с бабушкой.

Хельга взяла трубку.

– Да?

– Полагаю, ты знаешь, о чем идет речь, – сказала Катрин.

– Я отправлю к тебе дочь завтра же утром, на поезде. У нее будет кое-какой багаж.

– Все вдруг стало так просто?

– Но, пожалуйста, объясни ей, что вернуться ко мне она уже не сможет. Никогда.

– А что ты собираешься теперь делать, мама?

– Обо мне не беспокойся. Прежде всего, поеду в путешествие по всему свету. Буду наслаждаться свободой. Даже не понимаю, с чего это я пожертвовала вам столько лет жизни.

– Ты позвонишь мне, как только будет известен номер поезда?

– Да, конечно.

Обе положили трубки одновременно.

– Как все это неожиданно, – заметил Эрнст Клаазен с затаенной улыбкой.

– Да, ты прав. Но я радуюсь от души. Правда, мне и чуточку страшно.

– Мы вместе встретим ее на вокзале. – Это очень мило с твоей стороны, но…

– Поверь, так будет лучше всего. Я не хочу ничего менять в наших отношениях. Встретив Даниэлу вдвоем, мы избавим себя от всяких дипломатических ухищрений. Она должна сразу же понять, что я твой друг.

Катрин сняла очки и с улыбкой посмотрела ему в глаза.

– Впрочем, признаю, что это не вполне точно, – добавил он. – Ведь фактически я тебе больше, чем друг, Катрин. Я тот человек, который тебя любит.