Хельга стала подыскивать себе другую помощницу, но те женщины, которые были заинтересованы в получении работы, либо не подходили Хельге, либо запрашивали слишком высокую заработную плату. Хельга пришла к неприятному для себя выводу, что Катрин заслуживала более высокого жалованья.

Но и это было еще не самое скверное. Уже через пару недель выяснилось, что вторая сотрудница в лавке вообще не нужна. Хельге и одной-то делать было почти нечего.

Клиентки заходили, с удивлением узнавали, что Катрин уже нет, и любопытствовали, чем это вызвано. Иногда при этом возникала забавная болтовня, которая приносила Хельге удовольствие. Но затем даже постоянные клиентки стали одна за другой исчезать. Без Катрин, которая умела так хорошо все объяснять, сразу же находить огрехи в работе клиенток, всегда была готова своими руками распустить пару рядов и тут же их заново связать, лавка потеряла свою притягательную силу.

Впрочем, Хельга этого не признавала. Она говорила себе: «Кажется, рукоделие стало занятием старомодным» или: «Шерстяные вещи можно купить и в магазине, да к тому же гораздо дешевле».

Но если бы даже она и осознала причину крушения, это не помогло бы внести какие-либо изменения в печальные дела лавки.

В дополнение ко всему, ее перестали замечать на улицах. Прежние клиентки глядели на нее, как на пустое место, или вообще избегали встреч. Ей было ясно, что это не презрение; просто женщины опасались, что их попросят объяснить, чем вызвано изменение их отношения к ее лавке. Но и это было Хельге неприятно.

Возникшая ситуация угнетала ее, делала нервной и раздражительной. Даниэла это чувствовала, но, не понимая причины, лишь ощущала на себе нетерпимость бабки.

Вопреки всякой логике, Хельга еще надеялась на перелом. Она вспоминала, как трудно начиналось дело после его основания, но потом, несмотря на мрачные прогнозы родителей, все же пошло успешно. Хельга еще не была готова к капитуляции.

Только больно уж скучно было целый день стоять в лавке без дела, либо – как она взяла себе за правило в последнее время – устраиваться в удобном кресле с книгой в напрасном ожидании звонка над входной дверью.

Когда Катрин была еще малолеткой, то сразу же после школы приходила в лавку и проводила здесь весь остаток дня, выполняя школьные домашние задания в задней комнатке или составляя компанию Хельге в торговом зале. Здесь она под руководством матери вязала спицами или крючком первые свои крупные вещи, шали, чулки. И даже в те спокойные дни, когда приходило мало клиентов, время летело быстро.

Даниэла же ничего подобного делать не хотела. Рукоделие ее не интересовало. Домашние задания она охотнее выполняла в своей комнате, под звуки музыки, несшейся из радиоприемника, что вообще-то правилами запрещалось. А потом, в хорошую погоду, играла с Ильзой и Таней на улице, в парке или на заднем дворе, а если шел дождь, то сидела у телевизора.

Бывали столкновения. Но Даниэла не могла понять, чего, собственно, нужно от нее бабушке, а Хельге не было дано природного смирения, чтобы признаться в своем одиночестве и попросить девочку посидеть с ней. Хельга могла себе позволить оправдать подобное требование лишь тем, что Даниэла под ее надзором будет лучше работать. Девочка же воспринимала это как придирку, как покушение на ее свободу.

Неизбежно должен был наступить момент, когда Хельга признает, что дальше так продолжаться не может. Лавка не приносила уже никаких доходов, хозяйка терпела одни убытки. Хельга не спала ночами, мечтая о человеке, который помог бы ей делом и советом. Но такого человека не было. Ей предстояло в одиночку искать выход из возникшей ситуации. И у нее еще хватало сил для этого. Она приняла решение лавку закрыть, дать объявление о распродаже товара и сдать помещение внаем. Решение было болезненным, но, к счастью, легко осуществимым.

Однажды за обедом она возвестила:

– У меня хорошая новость, дорогая!

– Какая же? – осведомилась Даниэла с легким недоверием.

– Я закрываю лавку.

Даниэла, которая, правда, догадывалась о стоявших перед бабушкой проблемах, но не понимала их в полной мере, была поражена.

– А чем же мы будем тогда жить?

– Я сдам помещение одной парфюмерной фирме. Это даст нам почти такой же доход, какой давала «Вязальня» в ее лучшие годы. Поскольку теперь твоя мать не находится на моем иждивении, нам с тобой будет достаточно.

– Мамуля ведь на тебя работала.

– Но, как стало ясно, теперь это в общем-то не дает результатов.

Даниэла чувствовала, что упрек несправедлив.

– Так ведь, если лавка не дает дохода, то это зависит не от мамы. В конце концов, хозяйка не она, а ты.

– Тебе обязательно всегда быть такой колючей? – спросила Хельга нежным голосом.

– Прости, бабушка, но я просто не могу понять.

– И ни к чему тебе это понимать. Вот, подожди совсем немного, пока я справлюсь со всем, что задумала. Во всяком случае, в будущем я смогу уделять тебе гораздо больше времени, чем сейчас.

У Даниэлы даже потемнело в глазах от такой перспективы, но она никак не отреагировала на сказанное, чтобы не раздражать бабушку напрасно.

Но когда Катрин в тот же вечер им позвонила, Даниэла, захлебываясь от возбуждения, заявила:

– Бабушка закрывает лавку. Ты это одобряешь?

– Неужели это правда?

Хельга взяла у внучки трубку.

– Да, ты не ослышалась. Я сдаю помещение внаем.

– Очень хорошая идея. Теперь тебе не придется так мучиться, как раньше. Только удостоверься в надежности нанимателя.

– Не беспокойся. Это очень солидный концерн по производству парфюмерии.

– И соглашайся только на долгосрочный договор.

– На это уж у меня ума хватит.

– Конечно, хватит, мама. Я же знаю.

– Кроме того, я объявляю распродажу остатков. Надеюсь что-нибудь от этого получить.

– Товары, полученные в кредит и еще не оплаченные, ты можешь вернуть изготовителям. Я бы вообще попыталась войти с ними в сделку, даже если это приведет к каким-то расходам. Я имею в виду, что можно отдать им оставшийся товар на комиссию. При распродаже собственными силами потери все равно неизбежны, зато в случае сделки ты избавишься сразу от крупных партий товара.

– Не ломай себе голову напрасно!

В сущности, Катрин давала советы потому, что уже не была уверена в деловых качествах матери, но она ответила, как бы оправдываясь:

– Такие вещи соскакивают с языка непроизвольно. Когда через пару недель Катрин позвонила снова, ее не удивило, что Хельга все еще сидит на значительной части своего товара.

– Но я уверена, что он может пригодиться тебе, – бодро заявила она, – у тебя же талант пускать в дело даже самый никчемный товар.

– Если предполагается, что это комплимент, то благодарю.

– Так заберешь у меня последние партии?

– Могу забрать, но только не за деньги, если ты это имеешь в виду.

– Я-то думала, что ты очень хорошо зарабатываешь.

– В целом это верно. Но мне нужно обустраиваться на голом месте.

– Если отдавать товар даром, то легче просто выбросить его на свалку.

– Что же, можешь так и сделать, – ответила Катрин, – тем самым избавишь себя и от расходов на транспорт.

Разумеется, Катрин знала, что Хельга, как и она сама, никогда не решилась бы на такой поступок, и уже размышляла о том, что можно было бы оставшиеся в лавке последние партии товара рассортировать и хранить в ящиках, которые стояли у нее в подвале.

– Как дела у Даниэлы? – осведомилась она.

– Передаю ей трубку.

Послышался высокий голос девочки:

– Все о'кей, мамуля! В этом году мы слетаем на Майорку.

– Это замечательно.

– Мы там проведем все летние каникулы.

– Может быть, захотите сделать крюк и залететь в Гамбург, чтобы навестить меня? Скажем, на одну-две недели?

– Да что ты, мамуля, это же совсем в другую сторону!

Катрин с удовольствием поведала бы дочери о том, что в жизни подчас приходится круто менять направление полета, но оставила слова девочки без ответа. Было ясно, что навещать ее у Даниэлы желания нет. А понуждать ее к этому было бы, с точки зрения Катрин, бесполезно.