Мебель была сложена в подвале под гаражом: два деревянных стула, прямоугольный стол, кресло с сиденьем из тростниковой плетенки, комод и несколько длинных досок.

– Это – шкаф, – пояснил Эрнст Клаазен, похлопывая рукой по дереву, – его надо только собрать. А стулья и стол – для кухни.

– Великолепно! Можно их использовать? Да? Тогда остается только одно, что мне нужно на первые дни. Это – матрац.

– Я помогу вам перетащить вещи наверх.

– Нет, сначала я немного уберу здесь и сотру пыль.

– Могу и в этом помочь. Ведро и швабру я где-то здесь видел. А порошок, спирт и прочее принес с собой.

– И об этом подумали? – удивилась Катрин. Он пожал плечами.

– Это же само собой разумеется.

Они принялись за работу. Для Катрин было совсем непривычно хлопотать по хозяйству вдвоем с мужчиной. Петер в свое время ни разу и пальцем не шевельнул в подобных делах. Но тогда это было и ни к чему.

Первый этаж дома Клаазенов состоял из четырех помещений: холл над гаражом и подвалом, одна жилая комната, кухня и туалет. На втором этаже были две малых комнатки (одну из них Катрин мысленно сразу же отвела Даниэле) и ванная. Выше располагался оборудованный под жилую комнату чердак со скошенными, обшитыми досками стенами – здесь Катрин собиралась устроить кабинет.

Хотя дом был невелик, но, если бы Катрин пришлось убирать его в одиночку, она пролила бы много пота. А вдвоем они справились до полудня. Потом, втащив в кухню стол и стулья, сделали перерыв.

Эрнст Клаазен позаботился не только о принадлежностях для уборки, но принес также хлеб, масло и закуску, нож, две керамические тарелки, две чашки и термос с горячим сладким чаем.

Получилась небольшая веселая трапеза. От возни с мебелью у обоих разгорелся аппетит, а примитивная обстановка стала поводом для шуток.

– Забавно, – заметила Катрин, – мой желудок даже не пикнул.

Он посмотрел на нее вопросительно.

– Бывало так, что неделями мне не лез кусок в горло, – объяснила она, – потому-то я такая худая. Но вот уже некоторое время желудок меня не беспокоит. – Она хохотнула. – Если и дальше так пойдет, то я скоро растолстею, как на дрожжах.

– Ну, если прибавится пара килограммов к теперешнему весу, то вы, думаю, перенесете это без огорчений.

– Да, верно.

– Я, кстати, никогда не замечал, что у вас трудности с приемом пищи, – сказал он, и в его голосе звучала доля упрека.

– Только не думайте, что просто терпела, Эрнст! Когда вы меня приглашали перекусить, мой желудок всегда вел себя молодцом, да и с Жан-Полем… – Она запнулась.

– Кто это такой?

– Мой бывший друг. Он ел охотно и много, и я всегда, присоединяясь к его трапезе, переносила насыщение нормально.

– Значит, желудок ваш бунтовал только дома у матери.

– Да, – удивилась она, – именно так оно и было. Мне это никогда не приходило в голову. Как это вы догадались?

– Нельзя было не заметить, что вы живете под постоянным прессом.

– Правда? А я сама никогда этого не ощущала.

– И поскольку вы этого себе не уяснили, создавшееся положение в доме матери отражалось на вашем желудке. Но довольно об этом. Я не хочу играть роль психиатра-любителя.

– Согласна.

– Но если только ваш желудок опять начнет бастовать, сразу же известите меня.

– Зачем?

– Чтобы мы могли раскусить самую суть этого явления.

– Думаете, это поможет?

– Обязательно.

Его светлые глаза выражали такую искреннюю озабоченность, что у нее стало тепло на душе.

– Что же теперь делать дальше? – спросила она. – Я имею в виду практически. Думаю, на уплату за квартиру у меня денег достаточно. Но одного сотрудничества в «Либерте» на жизнь не хватит.

– Хотите написать книгу? Скажем, «Творческое рукоделие»?

– Теперь? – спросила она почти испуганно.

– Почему бы и нет? Теперь у вас есть на это время. Я вам выдам аванс за публикацию в моем журнале, а как только выйдут в свет три первые главы, мы заинтересуем работой какое-нибудь издательство. Тогда вы еще заработаете.

– Звучит чертовски соблазнительно.

– А кроме того, я ожидаю от вас нормальной работы в «Либерте», причем, поскольку вы теперь всегда под рукой, в расширенном объеме. Справитесь?

Она протянула руку через стол и коснулась его пальцев.

– Ах, Эрнст, я вам так признательна!

– Докажите мне, Катрин, что я в вас не ошибся. Я с самого начала чувствовал, что в вас заложено куда больше, чем вы имели возможность проявить. – Он поднялся. – Однако время не терпит. Нам ведь еще надо перенести наверх комод и шкаф. Одной вам это не под силу.

Эрнст завернул остатки еды и положил пакет за окно.

– Вам как можно быстрее нужен холодильник, – констатировал он.

Катрин убрала тарелки и чашки в мойку и вместе с ним снова принялась за работу. Втащить наверх кресло, комод и вынутые из комода ящики было не так уж трудно, но на сборку шкафа ушло больше часа. Зато он отлично смотрелся в той комнате, которую Катрин собиралась отвести под спальню.

– Без вас, господин Клаазен, – заверила она, – я бы с этим не справилась никогда и ни за что.

– Разве мы еще не приземлились на том поле, где зовут друг друга по имени? – улыбнулся он.

– Да, конечно, – признала она. – Да, Эрнст.

– Ну, дорогая моя Катрин, – заспешил он, – я сейчас вымою руки, а потом должен исчезнуть.

Это оказалось для нее неожиданным. Она и сама не знала, чего ожидала, но, во всяком случае, не столь скорого прощания. Ей стоило труда не выдать свое разочарование.

– Или хотите поехать в город со мной? – спросил он.

– Нет, спасибо, я еще останусь здесь. Позднее поеду на электричке.

– Да, это удобно.

Катрин спустилась вслед за ним по лестнице, посмотрела, как он моет руки. Его всегда гладко причесанные волосы растрепались, лицо раскраснелось от физической работы, а на белом пуловере появились пятна. Впервые за все время их знакомства Клаазен не выглядел вылощенным и одетым с иголочки.

Оторвав кусок бумаги от рулона, он вытер руки.

– Увидимся в понедельник утром в редакции, – произнес он, – часов в десять.

«Значит, никакого совместно проведенного вечера сегодня не будет», – подумала она, но и глазом не моргнула, заверив его:

– Явлюсь вовремя.

Позже, оставшись одна в маленьком старом доме, которому теперь предстояло стать ей родным, она мысленно отругала себя за самонадеянность. «Ох, и глупая же ты индюшка, Катрин! Он помог тебе с уборкой, таская мебель, пожертвовал тебе много часов – это ведь куда больше, чем то, на что могла бы рассчитывать! Ты что же, воображаешь, что он посвятит тебе всю свою жизнь?»

Ведь у нее были все основания радоваться, что он не потребовал ее тела в уплату за помощь. Конечно, она признавалась себе, что он уже многое для нее значит. После совершенно безосновательного приступа ревности Жан-Поля, требовавшего отказаться от встречи с главным редактором, она стала смотреть на Эрнста Клаазена другими глазами, увидела в нем мужчину, а не только руководителя журнала.

Но допустимо ли просто так менять одного любовника на другого? Боль от разрыва с Жан-Полем еще не прошла. Она не отдалилась от той любви настолько, чтобы не проводить постоянных сравнений между обоими мужчинами.

Нет, все же лучше, что все идет так, как идет. Ей следует быть благодарной Эрнсту за его сдержанность, чем бы она ни объяснялась. Наверное, думала она, это – страх связать себя по рукам.

Катрин вымыла тарелки и чашки, обтерла влажной тряпкой шкаф и ящики комода. В картонной коробке, в которой Эрнст Клаазен притащил принадлежности для уборки, она обнаружила баночку политуры, благодарно улыбнулась этому знаку заботы и принялась обрабатывать мебель найденным составом.

Только после того, как не осталось никаких, решительно никаких дел, она поехала к центру города.

Уже в тот же вечер она позвонила из пансионата матери и дочери. Обе они не проявили готовности радоваться вместе с ней по поводу милого домика, который ей достался. Обе выказывали себя обиженными и не склонными к общению. Они давали Катрин почувствовать, что не готовы простить ей бегства на свободу.