Брэм не видел Пола с ночи вечеринки, и явная неприязнь, с которой тот его встретил, уничтожила всякую надежду на то, что тесть поможет ему найти выход.

Пол, поджав губы, оглядел зятя:

— Золотой мальчик выглядит немного потрепанным.

— Что поделать, день был дождливым. И месяц тоже.

Он ожидал, что дверь захлопнется перед его носом, и растерялся, когда Пол его впустил.

— Хочешь выпить?

Брэм слишком сильно хотел выпить: верный признак того, что рисковать не стоило.

— Кофе у вас есть?

— Сейчас поищу.

Брэм последовал за Полом на кухню, не зная, куда девать руки. Они казались слишком большими для его тела, словно принадлежали другому человеку.

— Вы видели Джорджи? — выдавил он наконец.

— Ты ее муж, ты и должен знать, где она сейчас.

— Да, но…

Пол открыл кран.

— Что ты здесь делаешь?

— Полагаю, вы уже знаете…

— Все равно расскажи.

И Брэм рассказал. Пока варился кофе, он признался во всем, что произошло в Лас-Вегасе, но обнаружил, что Джорджи уже объяснилась с отцом.

— Я также знаю, что Джорджи уехала в Мексику, полагая, что слишком привязалась к тебе.

Пол вытащил из буфета ярко-оранжевую кружку.

— Поверьте, — с горечью бросил Брэм, — теперь это не проблема. Что еще она вам сказала?

— Мне известно насчет видео с пробой и что она отказалась от роли.

— Это безумие, Пол. Она была изумительна! — Брэм устало потер глаза. — Мы все недооценивали ее. И публика тоже. Все требовали, чтобы она постоянно играла Скутер, только в разных вариантах. Я пошлю вам копию записи, чтобы вы сами посмотрели.

— Если Джорджи захочет, чтобы я это увидел, значит, попросит сама.

— Как приятно, должно быть, иметь роскошь быть благородным.

— Тебе тоже стоит когда-нибудь попробовать. — Пол налил кофе и передал кружку Брэму. — Выкладывай остальное.

Брэм описал визит Рори и реакцию продюсеров и режиссера на отказ Джорджи.

— Они знают; что во всем виноват я. Хотят, чтобы она снималась в фильме, и ожидают, что я все исправлю.

— Неприятное положение, особенно для начинающего продюсера.

Брэм не смог сдержаться и принялся нервно ходить по кухне, одновременно досказывая Полу остальное: о поездке в Мексику, о лжи насчет Джейд и самое ужасное — все, что он сказал ей сегодня. Почти все. Он промолчал лишь о ребенке, но не потому, что пытался себя защитить: об этом не было и мысли, нет. Просто желание Джорджи иметь ребенка было только ее тайной.

— Итак, давай подведем итоги, — злобно прошипел Пол. — Ты солгал моей дочери, что готов взять на роль Джейд. Потом попытался манипулировать ею, притворившись, будто влюблен. А когда Джорджи вышвырнула тебя, вдруг, как по волшебству, осознал, что действительно любишь ее. И теперь просишь, чтобы я помог тебе убедить ее в этом.

Брэм тяжело сел на высокий табурет у стойки.

— У меня в голове не осталось ни единой мысли. Черт, каким же я был кретином!

— Да уж.

— Вы знаете, где она?

— Знаю. Но тебе не скажу.

Он и не ожидал от Пола такой милости.

— Может, по крайней мере скажете… Черт! Скажете ей, что мне очень жаль. Попросите ее поговорить со мной.

— Ни о чем я ее просить не буду. Ты заварил эту кашу, ты и расхлебывай.

Но как? Это не то недоразумение, которое можно исправить розами, манго или бриллиантовым браслетом. Это не обычная ссора любовников, и никакие извинения тут не помогут. Если он хочет вернуть жену, нужно нечто более убедительное, а Брэм понятия не имел, что теперь делать.

Едва он отъехал, Джорджи спустилась вниз. Она не могла оставаться в Малибу, ожидая, пока Брэм выломает дверь, и поэтому приехала к отцу.

— Я слышала каждое слово.

Голос ее звучал странно. Холодный. Отчужденный. Равнодушный.

— Прости, котенок.

Отец не называл ее так с самого детства, но теперь еще и обнял, и она уткнулась носом в его грудь. Однако ярость горела таким буйным пламенем, что могла сжечь и отца. Поэтому Джорджи отстранилась.

— Думаю, Брэм говорил правду, — заметил он.

— Ну уж нет. «Дом на дереве» значит для него все, а из-за меня он попал в дурацкое положение и сделает все, чтобы я подписала контракт.

— Но совсем недавно ты хотела именно этого.

— А сейчас не хочу.

Отец выглядел таким встревоженным, что она сжала его руку — только на мгновение, чтобы не опалить кожу.

— Я люблю тебя. Не сомневайся в этом. Пожалуй, пойду лягу. — Она постаралась на время унять гнев. — А ты поезжай к Лоре. Я знаю, ты хочешь ее видеть.

Отец позвонил Джорджи в Мексику и признался, что влюблен в ее бывшего агента. Джорджи была поражена… пока не вспомнила всех женщин, которые были у отца.

— Ты уже привыкла к мысли о том, что мы с Лорой теперь вместе? — спросил он.

— Я-то да, но как насчет ее?

— Прошло всего четыре дня с тех пор, как я признался ей. И теперь постепенно продвигаюсь вперед, так что надеюсь на успех.

— Я рада за тебя. И за Лору тоже.

Джорджи подождала, пока отец уедет, и только потом позвонила Мелу Даффи. Мел сразу же ответил:

— Даффи.

Голос у него был сонный, но Джорджи быстро его разбудила.

— Мел, это Джорджи Йорк. У меня для вас история.

— Джорджи?

— Потрясающая история. О нас с Брэмом. Если вас это интересует, встретимся через час в Санта-Монике. Въезд на кладбище «Вудленд» с Четырнадцатой улицы.

— Господи, Джорджи, не убивайте меня! Я в Италии. Позитано. Дидди дает роскошную гребаную вечеринку на яхте! — Он разразился хриплым кашлем застарелого курильщика. — Я скоро прилечу. Иисусе, здесь еще и восьми вечера нет, зато имеется очередная проклятая забастовка! Дайте мне время прилететь обратно в Лос-Анджелес и пообещайте, что ни с кем не станете говорить, пока я не вернусь.

Она могла бы позвонить любому представителю легитимной прессы, но хотела бросить лакомый кусок именно шакалу.

Отдать историю Мелу, который был достаточно подл и жаден, чтобы вылизать все до последней капли крови, что вытечет из ее сердца.

— Хорошо. В понедельник, в полночь. Если вас там не будет, я ждать не стану.

Она повесила трубку. Сердце трепыхалось, ярость сочилась из всех пор. Брэм отнял то, чего ей больше всего хотелось. Теперь она сделает то же самое с ним. Жаль только, что придется ждать.

Брэм не мог спать. Не мог есть. И всерьез намеревался убить Чаз, если та не прекратит кудахтать над ним. Подумать только, в тридцать три года он ухитрился приобрести двадцатилетнюю мамашу, и это ему не нравилось. Впрочем, в последнее время ему вообще ничего не нравилось, особенно он сам. Но в то же время им владела стальная решимость.

— Джорджи не желает играть Элен, — сказал он Хэнку Питерсу в понедельник, через два дня после омерзительной сцены в Малибу. — Я не могу уговорить ее передумать. Делайте что хотите. Я пас.

Он ничуть не удивился, когда уже через полчаса его позвали на встречу с Рори Кин. Брэм протиснулся мимо целой армии встревоженных секретарей и помощников и без доклада вошел в кабинет. Рори, как всегда, восседала за антикварным письменным столом под абстрактной картиной Дибенкорна.

Брэм ногой отодвинул стул и сел.

— Джорджи отказалась от роли. И вы правы: я погубил свой брак. Но я люблю свою жену больше, чем кого бы то ни было в этом мире, и хотя сейчас она люто меня ненавидит, все же попросил бы вас не лезть в наши дела и держаться, черт возьми, подальше, пока я пытаюсь ее вернуть. Надеюсь, вам ясно?

Потянулись долгие секунды. Наконец Рори взяла ручку.

— Полагаю, на этом наша встреча закончена?

— Я тоже так считаю, — согласился Брэм. А когда выходил из кабинета, его вдруг осенило. Кажется, он понял, что нужно делать. Отчасти. Остается додумать остальное.

Джорджи припарковала арендованную «короллу» перед двухэтажным многоквартирным домом к северу от входа на кладбище «Вудленд», достаточно близко, чтобы видеть, как подъедет Мел, и достаточно далеко, чтобы он ее не заметил, пока сама она того не пожелает. Было уже около полуночи, и движение на Четырнадцатой улице из полноводной реки превратилось в тонкий ручеек. Сидя в темноте, она вспоминала все: с того момента как Брэм подслушал, как она делает предложение Треву, и до штормового дня на том же берегу, когда Брэм признавался в вечной любви.