Я в нее влюбился.
Глава 10
В довершение ко всему Филлис предъявила иск компании. Кейес отверг его на том основании, что несчастный случай не доказан. Тогда она подала в суд через адвоката, который вел обычно дела мужа. Она звонила мне раз пять, всегда из аптеки, и я давал ей советы. Меня начинало мутить уже при звуке ее голоса, но рисковать было нельзя. Я посоветовал ей приготовиться к тому, что они попытаются доказать не только самоубийство. Я не стал особенно распространяться на эту тему, пересказывать ей, что они там думают и делают, но вскользь дал понять: вопрос об убийстве наверняка будет затронут, и ей надо быть готовой к нему, когда она предстанет перед судом. Я специально не хотел слишком взвинчивать ее. А она словно забыла, чьих это рук дело, и искренне возмущалась тем, что компания затеяла какую-то грязную игру и не желает выплачивать причитающиеся ей по праву деньги сейчас же, немедленно. Это меня как нельзя более устраивало. Правда, такое поведение весьма своеобразно характеризует природу человека, в особенности женщины, но мне нужно было, чтобы она предстала перед судом именно в таком состоянии — искренне убежденная в своей правоте… И если она не сорвется и будет твердо стоять на своем, что бы там ни раскопал Кейес, она выиграет. Не может не выиграть, в этом я не сомневался.
* * *
Прошло около месяца, слушание дела было назначено на начало сентября. Все это время, раза по три-четыре на неделе, я встречался с Лолой. Я звонил ей домой, и мы ехали обедать, а потом просто катались. У нее была своя маленькая машина, но мы обычно ехали в моей. Я совершенно потерял голову. Возможно, свою роль сыграло и то, что я все время думал, как чудовищно поступил с ней и как ужасно будет, если она узнает. Но, наверное, дело не только в этом. Ее обаяние и прелесть, то, что нам было так легко и хорошо вместе, тоже сыграли свою роль. Я чувствовал, что счастлив с ней. И она тоже. Уверен. Я в таких вещах понимаю. И вот случилось это…
Мы сидели в машине на набережной, милях в трех от Санта-Моники, и смотрели, как восходит луна над океаном. Правда, глупо и романтично сидеть и смотреть, как восходит луна над Тихим океаном. Но тем не менее именно этим мы и занимались. Набережная в том месте проходит точно с востока на запад, и когда с левой стороны поднимается луна, это, доложу вам, зрелище. И вот, как только она поднялась из-за горизонта, Лола вложила свою руку в мою. Я легонько сжал ее пальцы, но она тут же выдернула руку:
— Я не должна так поступать.
— Почему?
— По многим причинам. Прежде всего это нечестно по отношению к тебе.
— Лично я не против.
— Я тебе нравлюсь, правда?
— Не то слово. Я от тебя без ума.
— Я тоже, Уолтер… Не знаю, что я без тебя делала бы, особенно последние недели. Только…
— Только что?
— Ты уверен, что хочешь знать? Не обидишься?
— Лучше уж знать, чем теряться в догадках.
— Все из-за Нино…
— Так…
— Мне кажется, он до сих пор очень много для меня значит и…
— Ты его видела?
— Нет.
— Тогда это пройдет. Давай я буду твоим врачом. Буду лечить тебя. И болезнь пройдет, гарантирую. Ты только дай мне немного времени, и я обещаю — все будет в порядке.
— Ты очень славный доктор. Только…
— Опять только?
— Я видела его…
— Нет, не думай, сейчас я говорю правду. Я с ним даже не говорила. Он не знает, что я его видела. Только…
— Ты прямо зациклилась на этих «только»!
— Уолтер…
Она волновалась все больше и очень старалась, чтоб я этого не заметил.
— Он этого не делал!
— Нет?
— Знаю, ты сейчас ужасно расстроишься, Уолтер. Но ничего не поделаешь. Ты имеешь право знать правду. Прошлой ночью я за ним следила. О, я и раньше следила за ним, много раз. Видно, совсем сошла с ума… Но только прошлой ночью мне впервые удалось подслушать, о чем они говорят. Они поехали в Лукаут, припарковались, и я тоже припарковалась неподалеку и шла за ними по пятам. О, как все ужасно! Он сказал, что влюбился в нее с первого взгляда, но понимал, что безнадежно… пока все не произошло. Но и это еще не конец. Они говорили о деньгах. Он потратил все, что ты ему дал, но так и не получил диплома. Только заплатил за диссертацию, а все остальное потратил на нее. И вот они обсуждали, где раздобыть еще денег. Ты слушаешь, Уолтер?
— Да.
— Если б они совершили это вместе, она должна была бы дать ему денег, ведь так?
— Да, наверное.
— Но они ни слова об этом не сказали. О том, что она собирается с ним поделиться. Сердце у меня так и застучало, когда я сообразила, что все это значит. А они все говорили и говорили… Наверное, целый час. О массе разных вещей. Но из того, что было сказано, я поняла — он здесь ни при чем, он вообще ничего не знает. Клянусь! Уолтер, ты понимаешь? Он здесь ни при чем!
Она так разволновалась, что пальцы ее впились в мою руку, как стальные. Я уже не слушал ее. Я понимал — за этим стоит что-то другое, другое, гораздо более важное, чем невиновность Нино.
— Я все же не понимаю, Лола. Я уже решил, ты отказалась от той идеи… ну, что вообще кто-то был в чем-то виноват…
— Нет, не отказалась. Никогда не отказывалась… Да, одно время я старалась отбросить эту мысль. Но только потому, что думала: здесь замешан он. А это было бы слишком страшно… В глубине души я не могла поверить, что он мог… Но я должна была убедиться, должна была точно знать! А теперь… о нет, Уолтер, я вовсе не отказываюсь от этой мысли. Она убила отца, не знаю как. Но это точно. Я чувствую. И теперь я накажу ее. Да, накажу, чего бы мне это ни стоило!
— Как?
— Она ведь подала на вашу компанию в суд, так? У нее хватило наглости пойти на такое. Прекрасно! Скажи там, в вашей компании, пусть не беспокоятся. Я приду и буду на суде рядом с тобой, Уолтер. Я подскажу, о чем надо ее спрашивать. Я расскажу им…
— Погоди, Лола, погоди минутку…
— Я расскажу все, что им надо знать. А я знаю больше, куда больше, чем я тебе говорила, Уолтер. Пусть спросят ее об одном случае, когда я зашла к ней в спальню и вдруг увидела ее в какой-то идиотской красной накидке из шелка, похожей на саван. Лицо у нее было сплошь залеплено белой пудрой и раскрашено красной помадой, а в руках она держала кинжал, и кроила перед зеркалом страшные рожи и… О да, я подскажу, пусть спросят ее об этом! И пусть еще спросят, почему за неделю до смерти папы она ездила на бульвар в магазин и приценивалась к черному платью. Она не подозревает, что я знаю. А я зашла в магазин ровно через пять минут после ее ухода. И продавщица как раз убирала платья. И еще сказала — вещи, конечно, замечательные, но только она не понимает, зачем сугубо траурные туалеты понадобились миссис Недлингер. Кстати, именно тогда я захотела, чтобы папа поехал в Пало-Альто. Хотела выяснить, что она затеяла, пока его не будет дома. Я им скажу…
— Обожди минутку, Лола. Ты не можешь этого сделать. Они… никогда не станут задавать ей такие вопросы и…
— Они не станут, так я задам! Встану перед судом и выскажу ей все прямо в лицо. И меня услышат. Ни судья, ни полицейские, никто меня не остановит! Я выбью из нее признание, пойду туда и выколочу! Я заставлю ее говорить. И никто меня не остановит!
Глава 11
Не знаю, когда впервые мне пришло в голову убить Филлис. Может, уже в ту страшную ночь где-то в глубине подсознания я понимал, что должен убить ее, потому что мир слишком тесен для двух людей, раз им известно друг про друга такое. Но я точно помню, когда, где и как я решил убить ее. Сразу после той ночи, когда мы вместе с Лолой любовались восходом луны над океаном. Уж слишком страшила меня мысль о том, что Лола может выступить в суде и тогда Филлис расколется и скажет всю правду. Наверное, я так и не смог толком объяснить, какие чувства испытывал к Лоле. Ясно только, что совсем не такие, как к Филлис. Стоило мне увидеть Филлис, и меня всякий раз охватывало какое-то странное, нездоровое возбуждение. Совсем не то, что теперь. Когда я был с Лолой, в мою душу вселялись мир и покой, мы могли проехать целый час, не обмолвившись ни словом, а потом она бросала на меня взгляд, и по-прежнему в словах не было нужды. Я ненавидел себя за то, что натворил. Часто возникала мысль: если б я был твердо уверен, что она так и останется в неведении, тогда… тогда, может быть, я бы женился на ней, и позабыл обо всем этом кошмаре, и был бы счастлив до конца своих дней. А уверен я мог быть только в одном случае — только когда избавлюсь от того, кто знает. Судя по рассказу Лолы о Сачетти, знает обо мне только один человек — Филлис. А все остальное, что Лола говорила о своих намерениях, подсказывало действовать быстро, не дожидаясь, пока начнется суд.
