— Но ведь я там был, а?

— И я люблю тебя за это. Если бы не ты, то я не знаю, что бы с нами стало.

— Но нам все-таки повезло, да? Насчёт того, что он поскользнулся?

— И он этому поверил.

— Ты только дай мне шанс, и увидишь, как я умею разговаривать с полицейскими. Нужно просто знать, что им сказать, и все. Нужно все продумать и при этом по возможности быть поближе к правде. Я-то знаю. Я-то с ними наговорился.

— Ты нас просто спас. Ты меня всегда будешь спасать, правда, Фрэнк?

— Единственный человек, который для меня что-то значит, — это ты. Ты моя девочка.

— Ясно, я твоя девочка. Ладно, Фрэнк. Отныне я буду тебя слушаться. Ты будешь думать, а я работать. Я умею работать, Фрэнк. И хорошо. У нас вместе все получится.

— Разумеется.

— А теперь давай спать.

— Думаешь, ты сможешь уснуть?

— Мы впервые будем спать вместе, Фрэнк.

— Тебе это нравится?

— Это великолепно, просто великолепно!

— Поцелуй меня на ночь.

— Это дивно, целовать тебя на ночь!

На другой день нас разбудил телефон. Трубку сняла она, а когда вернулась, глаза ее сверкали:

— Фрэнк, угадай, какие новости?

— Какие?

— У него поврежден череп.

— Тяжело?

— Нет, но они оставят его в больнице. Примерно на неделю. Сегодня ночью мы сможем спать вместе.

— Иди ко мне.

— Не сейчас. Нужно встать. Нужно открыть заведение.

— Иди ко мне, не то я тебя взгрею.

— Ты сумасшедший.

Это была счастливая неделя.

По вечерам она ездила в больницу, но все остальное время мы были вместе. Работы было полно. У нас все время было открыто, мы старались, и дела шли неплохо. Разумеется, нам повезло, когда в один прекрасный день заявилась сотня детишек из воскресной школы на трех автобусах и потребовала уйму еды для пикника в лесу, но и без того мы бы достаточно заработали. В кассовой книге не было ни одной записи, которая могла бы нас выдать, поверьте мне.

И вот однажды мы поехали к нему вместе и после этого отправились на пляж. Взяли ей напрокат желтый купальник и красную купальную шапочку, и, когда она вышла из кабинки для переодевания, я ее не сразу узнал. Она выглядела как девочка. Тогда я впервые заметил, как она молода. Мы возились в песке, а потом заплыли далеко от берега и качались на волнах. Мне нравилось подставлять волнам голову; она предпочитала встречать их ногами. Мы лежали лицом друг к другу и держались под водой за руки.

Я взглянул на небо. На нем ничего не было видно.

Я подумал о Боге.

— Фрэнк?

— Да?

— Завтра он возвращается. Знаешь, что это значит?

— Знаю.

— Мне придется спать с ним вместо тебя.

— Придется, если ты не хочешь уйти со мной, пока он не вернулся.

— Я надеялась, что ты это скажешь.

— Только ты, я и дорога впереди, Кора.

— Только ты, я и дорога впереди.

— Как двое бродяг.

— Как пара цыган, но зато вместе.

— Это главное. Зато вместе.

На следующее утро мы собрали свои вещички. То есть она собрала. Я купил себе костюм, поэтому надел его, и все сборы. Кора сложила свои вещи в шляпную коробку. Когда все было готово, она подала ее мне:

— Отнеси в машину, пожалуйста.

— В машину?

— Разве мы не берем машину?

— Если не хочешь провести первую же ночь за решеткой, то нет. Украсть жену — это ерунда, но украсть машину — это преступление против собственности.

— Ага.

Мы двинулись. До остановки автобуса было около двух миль, их надо было пройти пешком. Когда мимо проезжала машина, мы выставляли руки, как рекламный индеец перед закусочной, но ни одна не остановилась. Одинокого мужчину всегда подвезут, и одинокую женщину тоже, если она такая дура, чтобы ловить попутку. Но мужчина вместе с женщиной практически не имеют шансов. Когда проехало машин двадцать, она остановилась. Мы прошли едва четверть мили.

— Фрэнк, я не могу.

— В чем дело?

— В том.

— В чем, в том?

— В дороге.

— Ты с ума сошла. Просто устала, и все. Слушай, подожди здесь, а я внизу поймаю кого-нибудь, кто довезет нас до города. Ничего другого нам не остается. Потом все уже будет в порядке.

— Нет, не о том речь. Я не устала. Я просто не могу. Ни шагу больше.

— Ты не хочешь быть со мной, Кора?

— Прекрасно знаешь, что хочу.

— Мы не можем вернуться, ты же знаешь. Мы не можем начать все сначала. Это тебе ясно. Нужно идти дальше.

— Я же тебе говорила, что я не бродяга, Фрэнк. Я не хочу жить как цыганка. Я не хочу вообще ничего, мне только стыдно, что я стою здесь и клянчу, чтобы нас подвезли.

— Потерпи. Мы все-таки остановим какую-нибудь машину и доберемся до города.

— И что потом?

— Потом будем в городе. Там и разберемся.

— Это будет нелегко. Переночуем в отеле и утром начнем искать работу. И угол в какой-нибудь дыре.

— А здесь была не дыра? Откуда ты только что смылась?

— Это совсем другое.

— Кора, не вздумай вернуться к своему козлу.

— Уже все, Фрэнк. Я дальше не могу. Прощай.

— Ты можешь меня послушать?

— Прощай, Фрэнк. Я возвращаюсь.

Она заспорила со мной из-за шляпной коробки. Я не хотел ее отдавать, я хотел отнести ее назад, но она вырвала ее у меня из рук. И зашагала прочь. Когда мы уходили, она выглядела шикарно, в синем костюме и синей шляпке, но теперь... усталость, пыль... Она даже не могла идти прямо, так ее били рыдания. Неожиданно я заметил, что тоже плачу.

На попутке я отправился в Сан-Бернардино — это железнодорожная станция. Я хотел сесть в товарный поезд, идущий на восток. Но не сделал этого. В местной бильярдной я наткнулся на одного парня, и мы начали игру. Это было золотое дно, такая удача, которую послать может только Господь Бог, потому что мой партнер действительно умел играть. Беда его была в том, что он не умел делать этого достаточно хорошо. Тянулось все это две недели, и я раздел его на двести пятьдесят долларов, на все, что у него было, и тогда мне пришлось быстро уносить ноги.

Я поймал грузовик до Мехикали и начал думать о своих двухстах пятидесяти долларах, о том, как с такими деньгами мы с Корой могли бы торговать хот-догами или чем-нибудь еще на пляже, а если немного подкопить, то попробовать и еще что-нибудь, получше. И тогда я слез с грузовика и поймал попутку в Глендейл. Там я начал околачиваться возле рынка, на который они ездили за продуктами, и думал, что встречу ее. Я даже пару раз ей звонил, но трубку брал грек, и мне пришлось делать вид, что я ошибся.

В промежутках между походами на рынок я крутился вокруг бильярдной, расположенной кварталом ниже. Однажды я увидел, как один тип отрабатывал там удары. Уже по тому, как он держал кий, было видно, что он деревенщина. Я начал разминаться за соседним столом, рассудив, что если двухсот пятидесяти долларов хватило бы на тележку с хот-догами, то трехсот пятидесяти хватит и на что-то пошикарнее.

— Ну что, сыграем одну?

— Да я никогда особо не играл.

— Не страшись. Сыграем по маленькой.

— Что-то мне кажется, с вами не стоит связываться.

— Со мной? Я сам только учусь.

— Ну тогда ладно. Раз это просто дружеская игра.

Мы начали, и я играл как новичок, чтобы добавить ему уверенности в себе, и все время качал головой, как будто удивляясь:

— Так вы, значит, только учитесь! Ничего себе! Значит, повезло. Но, ей-богу, я обычно играю лучше. Просто не разыгрался. Что если сыграть на доллар, чтобы интерес появился?

— Давайте. Доллар меня не разорит.

Мы играли по доллару, и я дал ему четыре или пять раз выиграть, а может, и больше. Я делал вид, что бог знает как нервничаю, и между ударами вытирал ладони платком, как будто они у меня потели.

— Ну вот, никак у меня не получается. А что если мы поставим по пять долларов, чтобы я хотя бы отыгрался, и потом пойдем выпьем.