— Ну, как говорится, можно дурачить некоторых людей все время или всех людей некоторое время… — Она замолчала, как бы приглашая старшую продолжить беседу.

— Но всех людей все время обманывать нельзя, — закончила та и укоризненно погрозила Олив указательным пальцем: — Ты не молишься.

Олив выдержала взгляд собеседницы, даже не моргнув.

— А кому нужны эти молитвы? — Она постучала пальцами по виску. — Найди себе доверчивую журналистку, а потом используй вот это. И тогда, может быть, даже у тебя кое-что получится. А ведь от них зависит, что будут думать о тебе люди. Ты пудришь мозги ей, а она — всем остальным.

— Какая гадость! — неосторожно произнесла старшая. — Да их интересуют только психи и убийцы. А все порядочные люди остаются гнить здесь.

Какая-то недобрая искорка вспыхнула в крошечных глазах Олив.

— Это ты меня назвала психом?

Женщина попыталась улыбнуться и осторожно попятилась.

— Послушай, Скульпторша, это была обычная оговорка. — Она примирительно подняла вверх руки. — Договорились? Я не хотела тебя обидеть. — Возвращаясь к себе, старшая почувствовала, что успела изрядно вспотеть.

Когда она ушла, Олив, скрывая, как всегда, своим массивным телом собственные руки, чтобы никто не увидел, чем она занимается, вынула из нижнего ящика глиняную фигурку, над которой работала, и принялась толстыми пальцами вылепливать ребенка, лежащего на коленях у матери. Непонятно, хотела она этого или просто не владела искусством лепки, но только фигурка у нее получилась такая, словно руки матери пытались задушить пухлого младенца, находящегося у нее на коленях.

Работая над статуэткой, Олив тихо напевала себе под нос. На столе уже выстроилась целая группа уродливых фигурок, напоминавших пряничных человечков. Двое или трое из них были без голов.

Он сидел, сгорбившись, на ступеньках перед подъездом ее дома, зарыв голову в колени. От него сильно пахло пивом. Роз некоторое время молча смотрела на это явление, при этом лицо ее не выражало решительно ничего.

— Ну и что ты здесь делаешь?

Но она сразу поняла, что он долго плакал.

— Нам нужно поговорить, — тихо произнес он. — Ты же никогда со мной не разговариваешь.

Роз не стала утруждать себя ответом. Ее бывший муж был слишком пьян. Сейчас они не могли сказать друг другу ничего такого, что не было обговорено уже сотни, тысячи раз. Она устала от его бесконечных сообщений на автоответчик, устала от писем, устала от собственной ненависти, сжимавшей ей все внутренности всякий раз, когда она слышала его голос или видела знакомый почерк.

Он успел схватить ее за юбку и не отпускал, как маленький ребенок.

— Прошу тебя, Роз. Я не хочу идти домой в таком состоянии.

Она привела его к себе из-за дурацкого чувства давно забытого долга.

— На ночь я тебя здесь не оставлю, — предупредила она, подталкивая его к дивану. — Я позвоню Джессике. Пусть она приедет за тобой.

— Сэм приболел, — сообщил он, едва ворочая языком. — Она его одного не оставит.

Роз безразлично пожала плечами.

— Тогда я вызову тебе такси.

— Нет. — Он решительно протянул руку и вырвал телефонный провод из розетки. — Я останусь здесь.

В его голосе прозвучала угроза, и Роз сразу поняла, что он сейчас не намерен шутить. Но они прожили вместе слишком долго, и она сумела пройти через множество его пьяных драк с побоями, чтобы позволить ему снова начать диктовать свои условия. В данный момент Роз испытывала к этому мужчине только презрение.

— Чувствуй себя как дома, — съязвила она. — А я ухожу в гостиницу.

Он, шатаясь, подошел к двери и уперся в нее спиной.

— Я не был виноват, Роз. Это был несчастный случай. Ради Бога, прекрати наказывать меня!

Роз закрыла глаза и снова увидела изувеченное бледное лицо своей пятилетней дочери, настолько же отвратительное в смерти, насколько красивым оно было в жизни, с многочисленными ранами от разбившегося в брызги ветрового стекла машины. Интересно, может быть, она не так близко к сердцу приняла бы эту потерю, если бы вместе с дочерью тогда погиб и Руперт? Сколько раз она задавала себе один и тот же вопрос! Может быть, тогда она смогла бы простить его мертвого, как не может до сих пор простить живого?

— Мы с тобой не видимся, — заговорила она, тщетно пытаясь улыбнуться. — Каким же образом я могу тебя наказывать? Ты пьян и оттого смешон. Причем и то, и другое случается с тобой довольно часто, и в этом нет ничего странного.

Сегодня у него был особенно неряшливый и неухоженный вид, что только подстегнуло ее язвительность. Роз начинала терять терпение.

— Ради Бога! — отрезала она. — Убирайся отсюда. И поскорее. Я уже не испытываю к тебе никаких чувств. И, если признаться, не испытывала их никогда. — Но это, конечно, было неправдой. Или не совсем правдой. Роз сразу вспомнились слова Олив: «Вы не можете ненавидеть того, кого никогда не любили».

По пьяному лицу Руперта заскользили слезы.

— Я плачу по ней каждый день, если хочешь знать.

— Неужели, Руперт? А я нет. У меня на это не хватает сил.

— Значит, ты не любила ее так сильно, как я, — продолжал он всхлипывать, и было заметно, как его тело содрогалось в рыданиях.

Роз презрительно скривила губы.

— Тогда как ты объяснишь свое чрезмерное стремление поскорее обеспечить ей замену? Я все уже давно поняла. Наверное, твоя Джессика забеременела уже через неделю после того, как ты целым и невредимым пережил тот несчастный случай. Она будто смаковала это слово, вложив в него максимум сарказма.

— Ну, так что, Руперт, Сэм оказался хорошей заменой? Он, наверное, тоже любит наматывать твои волосы себе на пальчик, как это делала Алиса? И смеется так же, как она? И ждет каждый день у дверей, чтобы можно было обнять тебя за колени и закричать: «Мамочка! Папуля уже дома!» — Роз разозлилась, и голос ее стал колючим. — Все это так, Руперт? И Сэм во всем похож на Алису. А в чем-то даже лучше? Или он совсем не похож на нее, и потому ты плачешь о ней каждый день?

— Да он всего лишь маленький ребенок! — Руперт сжал кулаки. В его глазах отразился гнев Роз. — Какая же ты сучка, Роз! Я никогда и не собирался заменять кем-то Алису. Как я мог? Алиса всегда останется самой собой, но я не в силах вернуть ее.

Роз отвернулась и посмотрела в окно.

— Не в силах.

— Тогда почему ты обвиняешь Сэма? Его вины в случившемся тоже нет. Да он и не знает, что у него когда-то была сестра.

— Я не виню Сэма. — Роз молча уставилась на парочку на улице, освещенную оранжевым фонарем. Они нежно держались друг за друга, гладили друг друга по рукам и волосам, целовались. Какие они наивные! Они, скорее всего, считают, что любовь несет доброту. — Мне просто обидно.

Она услышала, как Руперт споткнулся о кофейный столик и невнятно выругался.

— Это ты нарочно так говоришь. Из-за злости.

— Возможно, — сказала Роз, обращаясь, скорее, к самой себе. От ее дыхания на стекле образовалось туманное пятно. — Только я не могу понять, почему ты должен купаться в счастье, когда я до сих пор не могу отойти от горя. Ты убил мою дочь, но тебе за это ничего не было, поскольку суд посчитал, что ты и так перенес достаточно много. Мне пришлось пережить гораздо больше. Но единственная моя вина состоит в том, что я позволила своему неверному мужу встречаться с дочерью, которая любила его больше всего на свете, а мне не хотелось делать ее несчастной.

— Если бы ты могла стать понимающей, — рыдал Руперт, — этого бы никогда не случилось. Во всем виновата только ты сама, Роз. И это ты убила ее…

Роз не услышала, как он бесшумно подошел к ней сзади. Она собиралась повернуться к нему, и в тот же миг его кулак с силой ударил ее по лицу.

Это была нечестная и отвратительная драка. Когда слова переставали действовать или попросту кончались (нетрудно догадаться, что это случалось при каждой их беседе, а потому бывшие супруги всегда чувствовали себя заранее вооруженными), они переходили к взаимным побоям и царапинам, желая нанести противнику наибольший вред. Со стороны это напоминало бесцельное и бесстрастное занятие, диктуемое скорее чувством собственной вины, нежели ненавистью или желанием отомстить. В глубине души каждый сознавал, что виной всему оставался их неудачный брак, та война, которую они каждый день вели друг против друга. Именно поэтому Руперт в один прекрасный день поспешно забрал у Роз дочку, так же торопливо усадил ее в машину, забыв пристегнуть ремни безопасности. Он пребывал в растрепанных чувствах и не мог предусмотреть всего. Не мог он даже подумать о том, что машина внезапно выйдет из-под контроля и он, не справившись с управлением, врежется в столб, отчего его пятилетняя дочка, как беспомощная тряпичная кукла, вылетит вперед через ветровое стекло, разбив себе голову. Страховая компания расценила этот случай как форс-мажорное обстоятельство. Для Роз это событие означало конец всему. Руперт для нее умер в тот же день, вместе с Алисой.