Она засуетилась, наливая кофе и выкладывая на тарелку несколько кексов:

— Никакого беспокойства.

— Я благодарна, что вы согласились пообщаться со мной. Это очень великодушно с вашей стороны, учитывая, что я представляю интересы Юпитера.

Ванда остановилась и взглянула на меня. В голубых глазах не было слез, но она казалась невероятно печальной.

— Вы наверно сочтете меня ненормальной, учитывая то, что случилось с дочерью, но я всегда любила Юпитера. Он очень хорошо относился к Хло. Я так его жалела, когда Хло вышла замуж за Полариса.

— Но сейчас вы скорее всего разгневаны.

— Да, конечно. Но при этом мне его жаль, ничего не могу поделать. Он сказал что-нибудь? Объяснил, зачем поступил так?

Я прикинула, что из конфиденциальной информации можно ей рассказать. Юпитер публично отрицал свою вину. Это подойдет.

— Юпитер говорит, что он невиновен в убийстве Хло.

Она вздохнула:

— Да. Я читала об этом в газетах. Как вы думаете, это правда? Он невиновен?

— Я думаю, да, — ответила я. — И потом, он мой клиент.

Она кивнула:

— Мне было очень трудно поверить в то, что он убийца. У меня и мысли нет, что он мог причинить ей вред. Он всегда любил ее. Всегда.

Я не стала говорить, что думаю по этому поводу. От любви до ненависти один шаг.

— Если это не он, значит, убийца моей дочери все еще на свободе, — голос Ванды задрожал.

— Да, — ответила я тихо.

— Но полиция его не ищет.

— Нет.

— А вы?

Я замолчала. Ищу ли я убийцу Хло? Если Юпитер утверждает, что невиновен, тогда наилучшим доказательством было бы найти настоящего убийцу Хло. Я выкинула из головы мысль о том, что Лили моя подруга.

— Я пытаюсь помочь Юпитеру. Всем, чем могу.

Ванда кивнула:

— Давайте выйдем в сад.

Она поставила на поднос чашки и тарелки и провела меня через заднюю дверь в чудесный крошечный садик. Опустила поднос на стальной столик и пригласила меня сесть на один из стульчиков. Повсюду были цветы. Мы сидели в тени беседки, окруженной розами. Сладкий запах жимолости наполнял воздух. Кирпичные дорожки были усыпаны лепестками глицинии, словно пурпурным конфетти. Клумбы вдоль дома представляли собой мешанину розового и фиолетового: фуксий и фиалок, будто кто-то бросил горсть семян диких цветов. Все выглядело очаровательно.

— Хло выросла в этом доме? — спросила я, удивляясь, как человек, родившийся в таком чудесном месте, смог пойти по кривой дорожке.

— Вовсе нет, — печально улыбнувшись, ответила Ванда. — Когда Хло была маленькой, я едва ли могла позволить себе подобное. И сейчас, в общем-то, не могу. Дочь помогла мне купить этот дом. Вернее, Поларис помог. Он был очень щедр ко мне.

— Это он купил вам дом?

— Когда они с Хло только поженились, он дал мне денег под проценты. Вернее, передал их с ней.

— Вы с Поларисом в дружеских отношениях?

Она отрицательно покачала головой, и что-то в ее лице заставило меня подумать, что мой следующий вопрос не будет для нее большим потрясением.

— Бывали случаи, чтобы Поларис… ну… плохо обращался с Хло? Он когда-нибудь бил ее?

Ванда нахмурилась:

— Нет. Нет, вряд ли. Хло никогда не рассказывала о таком. Хотя, знаете, могла и скрыть это. Хло старалась не рассказывать о своих проблемах, чтобы не расстраивать меня. Вы что-то обнаружили? Он бил ее?

— Юпитер сказал, что да.

Ванда печально улыбнулась:

— Но ведь он может лгать, не так ли? Чтобы спасти себя.

Я кивнула, удивляясь про себя, вдруг это правда.

Ванда придвинула тарелку с кексами поближе ко мне. Я взяла один. Под зубами захрустела сладкая румяная корочка и аромат ежевики наполнил мой рот.

— О боже, потрясающе вкусно.

— У меня много талантов, — на ее лице заиграла саркастически-гордая улыбка. — Вот, съешьте еще.

Взяв еще кекс, я спросила:

— Где вы жили, когда Хло была маленькой?

— Везде понемногу, по большей части в Лос-Анджелесе. Из-за работы я много путешествовала. Когда Хло была маленькой, то ездила со мной. Когда она пошла в школу, мне приходилось ee оставлять. Она жила в Лос-Анджелесе, пока я находилась в дороге.

— Чем вы занимались?

— Я танцевала экзотические танцы в стриптизе. Выступала под псевдонимом Сладкая Вишня.

Ванда рассказывала это таким бесстрастным голосом, как будто зарабатывать на жизнь, раздеваясь, столь же обычное дело, как работать стюардессой или водителем. А может, показалось. Не мне об этом судить. Во всяком случае, это объясняло размер ее груди.

— Вы достаточно молодо выглядите для мамы Хло.

— Потому что я родила ее в шестнадцать. Мы как бы росли вместе.

Она проглотила комок в горле и отвернулась от меня. Мы посидели в тишине, пока она собиралась с силами. Мне нравилась Ванда Пакульски. Открытая, дружелюбная и ничуть не озлобленная, несмотря на то, что умерла ее единственная дочь. Просто хорошая женщина. Не хотелось заставлять ее рассказывать. Не хотелось ее печалить, задавать неприятные вопросы, которые я была вынуждена задать, чтобы выяснить, кого еще шантажировала Хло.

— Я слишком рано родила ее. Наверно поэтому она выросла таким сложным человеком.

— Сложным?

— С Хло было тяжело ладить. Причиной всему то, что все детство она моталась со мной из клуба в клуб или жила с родственниками, пока я была в отъезде. Моя бедная крошка. Она никогда не ходила в одну и ту же школу больше года, а потом вообще бросила учебу.

— Трудно вам приходилось.

— Да, но ведь я должна была позаботиться о ней. Уберечь ее. Все это произошло по моей вине.

Ванда отчеканила эти слова так твердо, будто ставила меня перед фактом, не давая заглянуть ей в душу. Но ее выдавали влажные глаза и дрожащие губы.

— В чем ваша вина?

— Во всем, что с ней случилось. Что она бросила школу. Наркотики. И ее смерть. Я знаю, это не оправдание, но когда Хло была маленькой, мне честно казалось, что я все делаю для нее. Я старалась. Когда она родилась, я жила на пособие. Это было ужасно. Когда я начала танцевать, я стала получать столько денег, сколько мне не платили ни на одной другой работе. Я не могла остановиться и бросить это занятие. Поймите правильно, я не вижу ничего аморального в этой работе. Я никогда не делала того, за что мне было бы стыдно. Просто поездки. Приходилось оставлять ее надолго. Я обещала себе, что потанцую еще год, но мне все время предлагали хорошие деньги. Я начала сниматься в кино, потом уже невозможно было уйти из шоу-бизнеса. Ничем другим я заниматься не умела, — она покачала головой, явно осуждая себя. — Большую часть денег я тратила на кокаин. Бедняжка Хло пристрастилась из-за меня.

Я не знаю, была ли Ванда в ответе за недостатки Хло. Будь у девочки нормальная семья, уютный дом в тихом городке, Хло могла бы вырасти совершенно другим человеком. Окончить школу, поступить в колледж, стать членом «Врачи за Мир» и сделать карьеру нейрохирурга. Или же могла скатиться, вылетев из школы и став наркоманкой. Множество детей из разных семей заканчивают так. Невозможно узнать, всему ли виной детство или что-то в ней самой. Одно можно сказать с уверенностью: всю жизнь Ванда будет чувствовать свою вину. Таковы матери.

— У вас есть дети, миссис Эпплбаум? — спросила Ванда.

— Зовите меня просто Джулиет. Да, у меня двое.

— У вас есть их фотографии?

Я подняла брови:

— Вы действительно хотите на них посмотреть?

— С удовольствием.

Я вытащила из сумочки парочку снимков Руби и Исаака:

— Годовалой давности. Все время забываю положить в сумку более свежие снимки.

Она разглядывала Руби, сидящую верхом на пони, и Исаака, который выглядывал из-под мыльной шапки пузырей в ванной. Потом нежно провела пальцем по личикам детей.

— Какое чудо, — ее голос слегка дрогнул.

— Спасибо.

Она проглотила комок, сморгнула слезы и спросила ясным голосом:

— А больше вы не планируете?

— Одного уже точно да, — я положила руку на живот.