— Я не кричу!
— Кричишь.
Я на секунду задумалась.
— Ну, потому что она кричит на меня.
— А ты говори словами, мама.
— Хорошо, малыш. Я буду говорить.
Он тесно прижался ко мне, и я отстранилась:
— Осторожно с моим животиком, зайка.
— Из-за ребенка? — спросил он.
Я выпрямилась и посмотрела на него:
— Откуда ты знаешь о ребенке?
— Мне Руби сказала.
— А Руби откуда знает?
Исаак пожал плечами. Он не сомневался, что Руби знает все. Я взяла его на руки, отнесла в спальню к сестре, положила на кровать Руби и стала ее будить:
— Руби, проснись.
Она закрылась подушкой.
— Проснись, Руби. Пора в школу.
Руби села, протирая глаза. Когда она совсем проснулась, я спросила:
— Откуда ты знаешь, что у меня будет ребенок?
— Потому что ты потолстела и тебя рвет.
— Но откуда ты знаешь, почему?
Она снова потерла глаза:
— Так было, когда у тебя в животе сидел Исаак.
— Ты помнишь? Но откуда? Тебе ведь было всего два года?
Дочь пожала плечами:
— Я все помню, мама.
Я села на кровать и обняла обоих:
— Ну, и что вы думаете по поводу нового малыша?
Исаак посмотрел на сестру, будто ожидая указания, как ему отреагировать в такой ситуации. Руби наморщила лоб и призадумалась.
— Мы не против, — сказала она.
Исаак кивнул.
Я облегченно вздохнула и еще крепче прижала детей. И не могла не сравнить свою дочь с Лили. Настолько ли совершенна память Руби? Воспоминания Лили путаны и туманны, хотя, конечно, это результат того кошмара, который ей пришлось пережить. Но память — странная штука. Останутся ли воспоминания Руби такими же четкими или со временем сотрутся? И мне в голову пришла ужасная мысль. Если случится так, что я сейчас умру, останется ли в памяти Руби что-нибудь, кроме платья, которое я ношу…
Глава 14
Эл приехал из Вестминстера на встречу в курьерскую компанию, которая наняла его следить за сотрудниками. Мы договорились позавтракать вместе, после того как я завезу детей в школу. Я пообещала проконсультировать его о подводных камнях в законе о выплатах компенсаций работникам и вечером потратила около часа, чтобы разобраться в этом вопросе. Многие думают, что юрист — это кладезь законов, правил и дел, которые хранятся у него в памяти. Миф. Самое главное, и, пожалуй, единственное, чему учат на юридическом факультете — знать, где искать ответ на тот или иной правовой вопрос. И если честно, этого вполне достаточно. Иногда юрист вообще ничего не знает, а просто является хорошим следователем.
Мы с Элом разговаривали о переходе ответственности к страховой компании, незаконном уходе с работы, законе о минимальной пенсии и на другие занимательные темы, которые хорошо идут вместе с крекерами и кетчупом. Затем, когда все было съедено, я поведала о Лили и ее матери. Когда я закончила, Эл с чашкой кофе в руках тяжело откинулся на стуле. Покачал головой и спросил:
— Ты поедешь к Вассерману?
Вопрос на миллион. Поделиться ли этой информацией с адвокатом Юпитера? Я точно знала, как использовала бы рассказ Лили, если бы представляла интересы Юпитера в суде. Я бы попыталась отвлечь внимание от клиента. Доказала, что в жизни Хло имелся человек, у которого был мотив убить ее, человек, чье будущее зависело от ее пожизненного молчания: Лили Грин. Я бы вызвала в суд телезвезду и убедила присяжных, что именно ее палец нажал на курок. И даже тот факт, что Лили моя подруга, не разубедил бы меня.
— Я должна сказать ему, — произнесла я.
Эл кивнул.
— Хотя совершенно не хочется.
Он опять кивнул и поинтересовался:
— И что ты думаешь? Может, ее рук дело?
Я отодвинула тарелку, вдруг ощутив, что наелась:
— Честно говоря, я просто не представляю, что она могла сделать это. Я вообще не могу представить, что она способна кого-то убить.
— Но тогда кто?
— Лили думает, что когда Юпитер пригрозил Хло, все и случилось. Ситуация вышла из-под контроля, и кончилось тем, что он ее убил.
Эл пожал плечами:
— Это вполне возможно.
Он поднял руку, подзывая официантку. Мы помолчали, пока она разливала кофе. Я отодвинула чашку, так как уже выпила свою порцию кофе на сегодня.
Когда официантка отошла подальше, я продолжила:
— Маловероятно, что Лили убила. Она не убийца. Она амбициозная и волевая, но в то же время скромная и чуткая. У нее удивительное чувство юмора. Она не убийца.
— Убийца.
— Что?
— Ведь она убийца. Она убила свою мать.
— Пистолет выстрелил случайно, когда ей было пять лет. Как можно называть ее убийцей?
Он поднял брови.
— А что? — бросила я. — Ты, как и я, не веришь, что пятилетняя девочка может застрелить человека. Если на то пошло, ее родители сами виноваты, что оставили пистолет без присмотра.
— А может, это не несчастный случай.
— Что?
— Может, это не несчастный случай. Возможно, она умышленно выстрелила в свою мать. И поэтому так боится вспоминать об этом.
Я протянула руку через стол за чашкой, которую только что отодвинула. Отпила глоток. Почувствовав, что успокоилась и уже не сорвусь на крик, я сказала:
— Дети в пять лет не стреляют в своих родителей умышленно. Во-первых, они просто не умеют. И даже, если пистолет выстрелил не сам, даже, если она нажала курок, ребенок в ее возрасте не понимает, что делает. У него нет ничего, что хотя бы отдаленно можно назвать «виновной волей», а значит, его невозможно обвинить в убийстве. Ребенок даже не понимает, что такое смерть.
— Я не говорю, что ее нужно привлечь к суду, или что она осознавала свои действия. Я хочу сказать, что, возможно, она не просто играла. Может, она хотела выстрелить, и боялась, что Хло расскажет именно об этом.
Я решительно покачала головой:
— Все равно не могу представить, что Лили способна убить. Сам-то ты представляешь?
— Ну естественно.
— В смысле?
— В смысле, представляю. Люди способны на многое, чтобы защитить себя. Лили Грин не исключение.
Вот, что делает с человеком работа в полиции. На секунду мне стало жаль его. Ужасно, годы работы полицейским сделали его циничным, готовым поверить, что все люди такие эгоисты. Я передернулась от внезапно пришедшей в голову мысли. Возможно, опыт Эла не ослепляет, а помогает ему увидеть главное: всем людям присуща жестокость. Может, у меня неправильное восприятие. Может, моя вера в то, что большинство людей просто не способны убить, наивна.
Я заставила себя допустить возможность того, что Лили убила Хло. Попыталась представить, как все было. Но не смогла. Не получалось.
— Даже если Лили и способна на убийство, она бы не стала делать это сама. Она бы наняла кого-нибудь, — заявила я.
Мы посмотрели друг на друга, обдумывая эту вероятность.
— То есть, думаешь, она кого-то наняла? — спросил Эл.
— Нет! Я не это хотела сказать. Если она и правда хотела смерти Хло, то скорее наняла бы кого-нибудь. Но вряд ли она так поступила.
— Но это возможно, ведь так?
Я не ответила. В этом не было необходимости.
Вдруг меня осенило:
— Это мог сделать Артур!
Эл кивнул:
— Может быть. Между прочим, за ним ничего нет.
— Правда?
Какое разочарование. Как было бы удобно, окажись у него криминальное прошлое.
— Итак, ты едешь к Вассерману, — сказал Эл.
— Да. Но не прямо сейчас. Я собираюсь еще немного в этом покопаться, посмотрим, что удастся выяснить. Может, и не придется ничего рассказывать.
Мы оба знали, насколько это проблематично. Если есть малейшая вероятность того, что Лили совершила убийство, сама или наняв кого-то, я должна предупредить адвоката Юпитера. Даже если все произошло так, как сказала Лили — что она обратилась к Юпитеру за помощью, а он убил Хло лишь для того, чтобы защитить ее, я все равно обязана сообщить Вассерману всю известную мне информацию. Взаимоотношения Юпитера и Лили, его действия по просьбе Лили очень важны для построения теории защиты. Присяжные вряд ли будут настаивать на смертной казни для убийцы, которым двигали благородные побуждения. Тот факт, что он занимался сексом с жертвой прежде, чем убить ее, несколько очернял Юпитера-рыцаря и делал его отрицательным героем, но это проблема Вассермана, а не моя.