— Да, конечно, — согласилась Сычева. — А что, так срочно?

— Конечно срочно, — возмутилась Женя. — Было бы не срочно — стала бы я тебя об этом просить? Я бы и без твоего профессионала обошлась. Так запишешь?

— Да, конечно, — повторила Лариска. — Только ж не сейчас — они ж по ночам не работают. Завтра со с ранья, идет?

— Идет.

— Ну тогда до завтра. Я позвоню, — сказала Лариска и дала отбой.

А Женя так и не заснула до утра, вновь и вновь пытаясь разобраться в себе. То убеждалась, что действительно сама себя завела в такие дебри, из которых собственными силами ей уже не выбраться. А то вдруг категорически не желала этого признавать, легко приводя тысячи аргументов в пользу собственной психической нормальности.

Лариска позвонила ближе к обеду, долго и нудно докладывая, как непросто оказалось записать Женьку на сегодняшний же вечер, ведь расписание у хорошего психолога забито на месяцы вперед. Женя молча слушала, кивала, как будто Сычева могла видеть ее одобрение, иногда поддакивала с серьезным лицом — шеф, как всегда, был на месте, а посторонних разговоров на работе он на дух не переносил, потому и приходилось максимально маскировать личные беседы, изображая деловой разговор с потенциальным клиентом.

Да только к доброму доктору Женя так и не попала. Уже поднялась на лифте на шестой этаж офисного здания, уже почти открыла дверь кабинета, в котором и принимал (или принимала), судя по табличке, 'Шолик Т.В., психолог', как мобильный в ее сумочке назойливо заверещал 'Кукарачу'.

Женя отошла подальше от заветной двери, торопливо пошарила рукой в сумочке — проклятый телефон категорически не желал попадаться под руку, только вновь и вновь истерически насвистывал с детства знакомую мелодию. Наконец, нащупала аппарат, вгляделась в дисплей, и сердце затрепетало от радости — он!

— Алло? — с неистребимой надеждой спросила Женя. Прозвучало это приблизительно как 'Чего изволите, сударь?'

— Городинский беспокоит, — раздался в трубке уверенный голос. — У меня есть свободный час. Я подумал, а почему бы, собственно, не подарить его тебе?

Женя не могла говорить. Слезы навернулись на глаза — он ее не забыл, он ее очень хорошо запомнил! И вовсе Димочка ее не презирает за ту легкость, с которой Женя так много позволила ему при первой же встрече! Наверное, у него просто не было времени, он был страшно занят, а потому и не мог позвонить раньше! Ведь он не свободен, наверное, все это время рядом с ним неусыпно была бдительная супруга. Она же наверняка дико ревнивая. А может, Димочка просто уезжал на длительные гастроли, потому и не звонил?

— Алле? — недовольно напомнила о себе трубка голосом Городинского. — Эй, детка, ты здесь?

— Да, да, конечно, — зашептала Женя, опасаясь раскрыть всему свету секрет кумира.

— Что конечно, что конечно? — разнервничался Городинский. — Я спрашиваю — ты свободна?!

— Да, конечно, — повторила Женя, чуть откашлявшись, чтобы голос звучал более убедительно. — Конечно свободна!

— Я на том же месте, — тут же успокоился Дмитрий. — Как скоро ты сможешь подъехать?

Женя задумалась буквально на пару секунд. Так, вызвать и дождаться лифт, спуститься вниз, дойти до дороги — пара минут, максимум три, не больше. А вот сумеет ли она в час пик поймать машину? Сумеет, обязательно сумеет, ведь ее ждет Дима, Димочка. Непременно успеет, только бы Димочка дождался, только бы не уехал раньше времени!

— Минут двадцать, — радостно известила она. — Постараюсь раньше, но не уверена — сам понимаешь, час пик. Но я постараюсь, я очень постараюсь.

— Вот-вот, постарайся, детка, — вальяжно провозгласил Городинский. — Сама понимаешь — я ждать не привык.

— Я уже бегу, Димочка! Я уже в лифте!

— Уговорила, жду.

Шолик Т.В., психолог, напрасно ждал (или все-таки ждала?) пациентку Евгению Денисенко…

И лишь третьего звонка Жене не пришлось ждать слишком долго. Городинский позвонил всего-то через пару недель после второго свидания. Да вот незадача — позвонил не вечером, а в самый разгар рабочего дня, когда в офисе по обыкновению безвылазно сидел шеф. Увидев на дисплее высветившееся под аккомпанемент бессмертной 'Кукарачи' имя 'Димуля', Женька пулей выскочила в коридор и лишь там приняла звонок:

— Алло?!

— Привет, детка, — уверенно ответил Дима. — Городинский беспокоит — надеюсь, ты меня помнишь?

— Конечно, Димочка! — радостно провозгласила она. — Ты… Ты хочешь меня увидеть?

— А зачем бы я стал тебе звонить? — самоуверенно поинтересовался Городинский. — Я буду у 'Космоса' минут через двадцать, может, через полчаса. Успеешь?

— Сейчас?! — всполошилась Женька.

— Конечно сейчас! — Городинский был возмущен. — А что я, по-твоему, за месяц должен записываться на прием?! Говорю же — минут через тридцать!

— А может… — неуверенно проблеяла Женя. — Может, вечером, а? Там же?

— Вы что, девушка?! — высокомерно спросил Дмитрий. — С дуба рухнула? Между прочим, Городинский беспокоит! Или, по-твоему, я беспокою тебя слишком часто?

Женька перепугалась. Да в самом деле — как она посмела ему перечить?! Он же сейчас бросит трубку — и все, и пиши пропало. И что ей тогда делать? Больше ведь сто процентов не позвонит! И тогда уже у нее даже надежды не останется. И даже психолог Шолик Т.В. не поможет: Лариска так возмущалась Женькиным поведением, сказала, что больше никогда в жизни не будет ради нее унижаться, просить практически незнакомых людей. А Женя так и не осмелилась озвучить Сычевой настоящую причину, сказала только, что передумала — Дима ведь просил никому не говорить об их отношениях…

— Нет, Димочка, что ты, — поспешно поправилась она. — Просто у меня шеф рядом… Ничего, я что-нибудь придумаю, ты не волнуйся. Я буду, Дима, я обязательно буду. Только не уезжай — обязательно дождись меня, ладно? Я выезжаю прямо сейчас!

— Подожду, — удовлетворенно согласился Городинский. — Дождусь. Только ж ты не слишком тяни. Ты же знаешь — у меня времени в обрез, я не могу терять его так бездарно.

— Еду, Димочка, я уже еду! — заверила любимого Женя и вернулась в офис.

— Владимир Васильевич, — слезным голосом попросила она. — Меня соседи сверху залили, а от меня уже к другим соседям потекло. Мне срочно надо…

Белоцерковский посмотрел на нее недовольно. Видно было, как ему не хочется ее отпускать, но Женька придумала такую причину, что нормальный человек, наверное, не смог бы ей отказать. Вот и шеф вынужден был отпустить:

— Что с тобой делать? Иди…

И уже через полчаса Женька была у 'Космоса'. Уже не ждала, пока Дима откроет перед нею дверцу машины, сама по-хозяйски открыла, залезла на заднее сиденье, где уже давно ее дожидался Городинский. Так было всегда — Женя еще ни разу не видела его на водительском сиденье. Так до сих пор и не поняла — то ли водитель где-то старательно прячется, то ли Дима загодя пересаживается с водительского кресла на заднее?

— Наконец-то! — вместо приветствия пробурчал Городинский преувеличенно недовольным тоном.

И от того, как он это сказал, в Женькиной душе разлилось такое тепло, такое счастье! Потому что слишком преувеличенно, слишком недовольно звучал его голос! И сразу чувствовалась вся искусственность его недовольства. Потому что когда человек действительно недоволен, он выразит свои чувства иначе. В его голосе будут сквозить равнодушие или презрение, но никак не вот эта искусственная преувеличенность, призванная не только смягчить впечатление, но и дать понять визави о том, с каким нетерпением его ждали, как без конца поглядывали на часы, бесконечно злясь на минутную стрелку за то, как издевательски медленно она двигается по раз и навсегда заданной траектории. Собственно, в Димином голосе Женя услышала вовсе не недовольство, а своеобразное признание того, что без нее ему было очень-очень плохо. Он ждал, он так ее ждал!!!

Едва дождавшись, когда Женя устроится рядом с ним на заднем сиденье, Городинский тут же потянулся к пуговицам Женькиного плаща. Расстегнул, нагло влез под тонкий свитерок, тут же пытаясь проникнуть под пояс брюк. Заметил недовольно: