В том же фельетоне, где так жестоко наказывают отступничество, усыпают цветами возвращение Вильменя в салоны и в Академию. "Г-н Вильмень совсем выздоровел и так же умен, как всегда, так умен, что многие даже не хотят сознаться, что он совсем выздоровел, ибо есть люди, которым выгодно приписывать его острые слова остатку его безумия. - Что же у него было? - Воспаление мозга, соединенное с расстройством нервическим и министерским. У него было пять докторов и восемь министров; другой свалился бы и от половины! - Сейчас видели мы прелестную записочку его, писанную к одной из его старинных приятельниц; она послала ему стихи Андрея Шенье: дом ее подле дома Вильменя: "Madame. Un academicien malade qui ne lit plus des vers et ne sait plus par coeur que les votres, se fait scrupule de garder ce volume que vous lui avez prete il у a quelques mois. Il a l'honneur de le faire remettre a votre porte, inutilement voisine de la sienne, et il saisit cette occasion de vous offrir l'hommage de son respect et Tassurance qu'il nest mort ou imbecile qu'officiellement".
Завтра издает здешний архиепископ книгу свою об ультрамонтанизме и галликанизме, в коей доказывает, что первый преобладал всегда и ныне преобладает во Франции, и утверждает сие мнение на новейших действиях нынешнего короля. Непосредственно за сим издает он давно написанное (за 7 лет) им рассуждение: "Sur l'appel comme d'abus", в коем, как слышу, рассматривает неосновательность сего права или устава государственного совета относительно властей духовных. - За неделю пред сим тот же Парижский архиепископ издал "Introduction philosophique a letude du Christianisme". Через три дня явилось уже 2-е издание сей книжки.
Недавно Вильмень чрез Баланша предлагал Шатобриану напечатать теперь же отрывок из загробных его записок, посвященный характеристике и славе Наполеона. Он должен, думает Вильмень, выйти в свет в одно время с "Наполеоном" Тьера, коего через неделю ожидают. Ему не должно избегать сравнения. Шатобриан также великий энтузиаст Наполеона, но смотрит на него с иной точки зрения. Шатобриан принял мысль или совет Вильменя с благодарностию, но не намерен им воспользоваться, и Наполеон воскреснет _за гробом_ его. Когда Баланш сказал Вильменю, что Шатобриан оскорбился намерением _откупщиков_ его записок - напечатать их, по его кончине в журнальном фельетоне, то Вильмень с жаром отвечал ему: "Et qu'est-ce que cela lui fait! Il sera toujours etpartout Chateaubriand". - И это понравилось оскорбленному.
В Лейпциге вышли на французском записки графа Олизара, волынского выходца. - Мармон, герцог Рагузский, издал полезную книгу о военном искусстве (sur les institutions militaires); в главе о стратегии благодарит Чичагова и Капцевича за оказанную Наполеону услугу при Березине.
8 марта. Вчера условились мы с Ц‹иркур› провести вечер у слепца Тъери, куда должен был приехать и Сальванди, но дела задержали его. Мы нашли хозяина уже в салоне, с доктором-секретарем его и с приятелем; после явился и Кергорлай, возвратившийся из Италии к благотворительным своим занятиям в Париже: a l'Hotel-Dieu и проч. Кто-то сначала навел разговор на некоторые предметы средней истории, на переселение народов, на первые встречи в Европе славян с германцами, на характеристику сих народов и на влияние, которое они имели друг на друга, в развитии первых начал гражданственности, в успехах первоначального общежития, например в земледелии; примеры и доказательства искали мы в языках, в словах коренных каждого народа, например плуг славянский и Pflug германский, и т. п. Тьери оживился, перебирал хроники северных народов: память его нимало не ослабела: он с такой же точностию указывал на славян в готфском историке Иордане (или Иорнанде) или на описание похождений, нравов, религий их в Гельмольде, как на блестящие места в речах Сальванди и Гюго, накануне произнесенных. При рассмотрении который народ славяне или германцы - могут почесться более старожилами - не аутохтонами - в Германии, я спросил Тьери: известны ли ему 4 фолианта Лейбница "Scriptores rerum Brunsvicarum"? в коих хранится еще такая богатая, почти не тронутая славянскими археологами, руда для германо-славянской истории? Он пользовался сею сокровищницею (хотя многие из хроник писаны на плоском немецком наречии, Plattdeutsch). Я часто советовал нашим славянским археологам обратить на это собрание исторических актов, землеописаний и хроник особенное внимание: оно известно мне с 1803 года, когда я, совершив пешком путешествие по Гарцовским горам, с незабвенным А. Кайсаровым, автором славянской мифологии, и с тремя другими соотечественниками, принялся отыскивать следы славян на Брокене, воспетом Гете, и на других высотах и в древних городах Гарца (как например в Госларе, где в церкви хранится языческий алтарь бога - Кродо) и находил везде славян, часто в кровавой борьбе с саксонцами Карла Великого. {14} С того времени многое благодаря трудам немецких историков прояснилось в сей мрачной полосе средних веков. С тех пор не один Антон в Герлице и Кайсаров в Геттингене проникнули в темные леса Герцинии, в ущелья ведьм и к алтарям Святовида; в 1837 году на вековом торжестве Геттингенского университета слышал я превосходное рассуждение одного из ученых Георгия Аугусты, после напечатанное: о влиянии славян на успехи гражданственности в Германии. Если Тьери и не пан-славянин, то он разделяет однако же участие наше в судьбе многочисленного славянского племени, столь древнего, пережившего столько переворотов и так терпеливо принимавшего образованность германскую, чтобы в свою очередь явиться исполином и шагнуть от скал неопрятного тацитовского Финна - до Арарата! Следуя за норманнами, во всех их всемирных набегах от Сицилии до Америки, прежде Веспуция, Тьери встречал на пути их и славян, коих они громили и образовали (рядили). Он приписывает им, как Гердер, - характер мирный, возбуждаемый к воинским подвигам только защитою полей и богов своих. - Quantum mutatus ab illo!
Тьери желал знать, в каких авторах можно познакомиться покороче с историей, и особенно с мирными подвигами древних славян, коими они в известной мере содействовали первоначальным успехам европейской гражданственности и, не выдавая себя корифеями просвещении народов (a la tete de la civilisation!), принимали в трудолюбивой тишине участие во всеобщем развитии сельского домоводства и городской промышленности. Я указал ему на книгу Антона, малоизвестную, но из коей многие тихомолком черпали "Geschichte der Deutschen Landwirtschaft", в 3-х частях. Антон мог бы назвать труд свой справедливее - "Geschichte der Deutsch-Slavischen Landwirtschaft", ибо он приписывает названия, изобретение, первое употребление разных земледельческих орудий - славянам. {15} Антон - автор и других сочинений: о мифологии и о происхождении славян; о языке вообще, где много глубоких замечаний об аналогии славянского языка с немецким. Но лучшее, к сожалению, хотя конченное им, но не вполне напечатанное, сочинение его "Geschichte der Deutschen Nation". 1-я часть сей истории вышла в 1793 году, другие три остались в портфеле сочинителя и публика, кажется, навсегда лишилась их. Я когда-то описывал мое посещение из Геттингена, Антона в Герлице, его музей славянских древностей, собрание славянских рукописей, в числе коих и списанный мною полябский словарь и проч. Где его рукописи? его музей? его библиотека? - Никто не мог мне сказать сего при последнем моем посещении Герлица, где я уже не нашел и брата Антона, книгопродавца и издателя периодического сочинения о древностях славянских (Laufitzische Alterthumer); к счастию, в память славянского археолога, учредилось там общество для открытия и обнародования древностей славянских в обеих Лузациях. Оно сообщило мне вышедшие тогда книжки Revue славянской. - В кратком предисловии к истории немецкого народа Антон предваряет читателя оправданием, подобным карамзинскому: "Я не мог дополнить истории!" - "Wenn ich aber etwas anfiihren sollte, was dem System einer Religion, eines Staates, einer Provinz nicht gut deuchtet, so liegt die Schuld nicht an mir, sondern an der Geschichte der ich nicht befehlen konnte: Rede anders".
