Сходки учащались и расширялись. Они были перенесены на площадь, отделяющую матросские экипажи от казарм пехотного Брестского полка. Так как военных не пускали на митинги рабочих, то рабочие стали массами приходить на митинги солдат. Собирались десятки тысяч. Идея совместных действий принималась восторженно. Передовые роты выбирали депутатов. Военное начальство решило принять меры. Попытки офицеров выступать на митингах с «патриотическими» речами дали весьма печальные результаты. Изощренные в дискуссиях матросы обращали свое начальство в позорное бегство. Тогда постановлено было запретить митинги вообще. 11 ноября у ворот экипажей была поставлена с утра боевая рота. Контр-адмирал Писаревский во всеуслышание обратился к ней: «Никого не пропускать из казарм. В случае неповиновения – стрелять». Из роты, которой был отдан этот приказ, выделился матрос Петров, на глазах у всех зарядил винтовку и одним выстрелом убил подполковника Брестского полка Штейна, другим – ранил Писаревского. Раздалось приказание офицера: «Арестовать его». Никто ни с места. Петров бросил винтовку. «Чего же вы стоите? Берите меня». Петрова арестовали. Сбежавшиеся со всех сторон матросы требовали его освобождения, заявляя, что берут его на поруки. Возбуждение достигло высшего предела.
– Петров, ты нечаянно выстрелил? – допрашивал его офицер, ища выхода.
– Какое нечаянно? Отделился, зарядил, прицелился. Разве это нечаянно?
– Команда требует твоего освобождения…
И Петров был освобожден. Матросы порывались немедленно открыть действия. Все дежурные офицеры были арестованы, обезоружены и отправлены в канцелярию. В конце концов, решили под влиянием социал-демократического оратора ждать утреннего совещания депутатов. Матросские представители, около 40 человек, заседали всю ночь. Решили выпустить из-под ареста офицеров, но не пускать их более в казармы. Службы, которые матросы считали необходимыми, они постановили нести и впредь. Решено было отправиться парадным шествием, с музыкой, к казармам пехотных полков, чтоб привлечь солдат к движению. Утром явилась депутация рабочих для совещания. Через несколько часов стал уже весь порт; железные дороги также прекратили движение. События надвигались. «Внутри экипажей, – гласят официозные телеграммы, относящиеся к этому моменту, – порядок образцовый. Поведение матросов весьма корректное. Пьяных нет». Все матросы распределены по ротам, без оружия. Вооружена только рота, оставшаяся для охраны экипажей от внезапного нападения. Командиром ее был выбран Петров.
Часть матросов, под руководством двух социал-демократических ораторов, отправилась в соседние казармы Брестского полка. Настроение среди солдат было гораздо менее решительное. Только под сильным давлением матросов решено было обезоружить офицеров и удалить из казарм. Офицеры Мукдена без всякого сопротивления отдавали свои шашки и револьверы и со словами: «мы без оружия, вы нас не тронете» – покорно проходили сквозь строй нижних чинов. Но уже в самом начале солдаты начали колебаться. По их требованию в казармах оставили нескольких дежурных офицеров. Это обстоятельство имело на дальнейший ход событий огромное влияние.
Солдаты начали строиться в ряды, чтобы вместе с матросами отправиться через весь город к казармам Белостокского полка. При этом солдаты ревниво следили за тем, чтоб «вольные» не смешивались с ними, а шли отдельно. В разгар этих приготовлений к казармам подъезжает в своем экипаже комендант крепости Неплюев с начальником дивизии генералом Седельниковым. К коменданту обращаются с требованием убрать с Исторического бульвара пулеметы, выставленные там с утра. Неплюев отвечает, что это зависит не от него, а от Чухнина. Тогда от него требуют честного слова, что он, как комендант крепости, прибегать к действию пулеметов не станет. У генерала хватило мужества отказаться. Решено разоружить его и арестовать. Он отказывается выдать оружие, а солдаты не решаются употребить насилие. Пришлось нескольким матросам вскочить в карету и отвезти генералов к себе, в экипаж. Там их немедленно разоружили sans phrases (без лишних разговоров) и отвели в канцелярию под арест. Позже их, впрочем, освободили.
Солдаты с музыкой выступили из казарм. Матросы в строгом порядке вышли из экипажей. На площади уже ждали массы рабочих. Какой момент! Восторженная встреча. Жмут друг другу руки, обнимаются. В воздухе стоит гул братских приветствий. Клянутся поддерживать друг друга до конца. Выстроились и в полном порядке отправились на другой конец города – к казармам Белостокского полка. Солдаты и матросы несли георгиевские знамена, рабочие – социал-демократические. «Демонстранты, – доносит официозное агентство, – устроили шествие по городу в образцовом порядке, с оркестром музыки впереди и красными флагами». Идти приходилось мимо Исторического бульвара, где стояли пулеметы. Матросы обращаются к пулеметной роте с призывом – убрать пулеметы. И предложение исполнено. Впоследствии, однако, пулеметы снова появились. «Вооруженные роты Белостокского полка, – сообщает агентство, – бывшие при офицерах, взяли на караул и пропустили мимо себя демонстрантов». У казарм Белостокского полка устроили грандиозный митинг. Полного успеха, однако, не имели; солдаты колебались: часть объявляла себя солидарной с матросами, другая часть обещала только не стрелять. В конце концов, офицерам удалось даже увести Белостокский полк из казарм. Процессия только к вечеру вернулась к экипажам.
В это время на «Потемкине» было выброшено социал-демократическое знамя. На «Ростиславе» ответили сигналом: «вижу ясно». Другие суда промолчали. Реакционная часть матросов протестовала против того, что революционное знамя висит выше андреевского. Красное знамя пришлось снять. Положение все еще не определилось. Но назад уже не было возврата.
В канцелярии экипажей постоянно заседала комиссия, состоявшая из матросов и солдат, делегированных от разных родов оружия, в том числе от семи судов, и из нескольких представителей социал-демократической организации, приглашенных делегатами. Постоянным председателем был выбран социал-демократ. Сюда стекались все сведения и отсюда исходили все решения. Здесь же были выработаны специальные требования матросов и солдат и присоединены к требованиям общеполитического характера. Для широкой массы эти чисто казарменные требования стояли на первом месте. Комиссию больше всего беспокоил недостаток в боевых снарядах. Винтовок было достаточно, но патронов к ним – очень мало. Со времени потемкинской истории боевые припасы хранились втайне. «Сильно чувствовалось также, – пишет активный участник событий, – отсутствие какого-нибудь руководителя, хорошо знающего военное дело».
Депутатская комиссия энергично настаивала на том, чтобы команды обезоруживали своих офицеров и удаляли с судов и из казарм. Это была необходимая мера. Офицеры Брестского полка, оставшиеся в казармах, внесли полное разложение в среду солдат. Они повели деятельную агитацию против матросов, против «вольных» и «жидов», и дополнили ее воздействием алкоголя. Ночью под их руководством солдаты постыдно бежали в лагери – не через ворота, у которых дежурила революционная боевая рота, а чрез проломленную стену. К утру они снова вернулись в казармы, но активного участия в борьбе больше не принимали. Нерешительность Брестского полка не могла не отразиться на настроении матросских экипажей. Но на следующий день опять засветило солнце успеха: к восстанию присоединились саперы. Они явились в экипажи в стройном порядке и с оружием в руках. Их приняли восторженно и поместили в казармах. Настроение поднялось и окрепло. Отовсюду являлись депутации: крепостная артиллерия, Белостокский полк и пограничная стража обещали «не стрелять». Не полагаясь больше на местные полки, начальство начало стягивать войска из соседних городов: Симферополя, Одессы, Феодосии. Среди прибывших велась активная и успешная революционная агитация. Сношения комиссии с судами были очень затруднены. Сильно мешало незнание матросами сигнальных знаков. Но и тут было получено заявление полной солидарности со стороны крейсера «Очаков», броненосца «Потемкин», контр-миноносцев «Вольный» и «Заветный»; впоследствии присоединились еще несколько миноносок. Остальные суда колебались и давали все то же обещание «не стрелять». 13-го в экипажи явился флотский офицер с телеграммой: царь требует сложить оружие в 24 часа. Офицера осмеяли и вывели за ворота. Чтобы обезопасить город от возможности погрома, наряжались патрули из матросов. Эта мера сразу успокоила население и завоевала его симпатии. Сами матросы охраняли винные лавки во избежание пьянства. Во все время восстания в городе царил образцовый порядок.
