Когда он вышел из будки, Елисейские поля словно похорошели.

Может, все-таки правы иностранцы?

На сей раз бразильцы казались совсем не такими воинственными. Теперь в фойе театра сидели улыбчивые, прилично одетые молодые люди; среди них выделялся господин в светло-сером костюме — импресарио ансамбля. Он бегло говорил по-французски и по-английски, лишая Бришо возможности блеснуть своими познаниями в испанском. Четверо мужчин, с которыми дрался Альбер, сидели рядом бок о бок. Все четверо были в ярких, цветных рубашках и потертых джинсах, темные ботинки начищены до блеска.

Тоненькая, темноволосая девушка пристроилась рядом с импресарио. На Альбера она не глядела, внимательно изучая собственные руки с длинными, узкими пальцами. Шарль расположился по другую сторону стола, поставив возле себя «дипломат» и положив на колено толстый блокнот для стенографических записей. Больше всего Альбер завидовал умению Бришо стенографировать. Рядом с Шарлем замер Буасси в позе преданного телохранителя, стиснув свои мощные кулачищи. Вдруг да парням снова вздумается затеять потасовку. Впрочем, за Шарля вряд ли стоило беспокоиться.

Наконец Бришо заговорил. По-испански. Альбер посмотрел на него с искренним восхищением: подумать только, какое упорство! Шарлю ответил танцор со шрамом, и все рассмеялись. Девушка бросила взгляд на Альбера и вновь потупила глаза. Лелак склонился к господину в светлом костюме.

— О чем речь?

— Ваш коллега поинтересовался, отчего они набросились на вас. Жоржи ответил: им показалось, будто вы вышли из женской артистической.

— Но я действительно вышел оттуда.

— Все равно, только не заявляйте об этом во всеуслышание, иначе они снова на вас набросятся. Они знают, что вышли вы оттуда, но делают вид, будто не знают. Понятно вам? — Импресарио смолк и закивал головой, прислушиваясь к разговору. — Вашему приятелю объясняют, что Луиза — племянница Жоржи, и он обязан присматривать за ней.

— Но ведь она взрослая женщина, черт побери!.. — прошипел Альбер.

— Вам этого не постичь, мосье. В тех краях, откуда родом эти танцоры, девушке легко сбиться с пути. И потому они очень и очень заботятся о своей репутации. Луиза блюла свою непорочность. Понимаете?

Альберу вспомнились кокетливые жесты девушки, ее заговорщицкая улыбка, и он едва сдержал ухмылку.

— Разумеется, у нее могут быть ухажеры, но лишь те, кого выбирает она сама, кто ей по сердцу и у кого серьезные намерения. — Импресарио снова умолк, прислушиваясь к Бришо. — Простите, — громко сказал он. — По-моему, на эти вопросы отвечать должен я. Ансамбль состоит из восьмидесяти человек. Но мы привезли с собой сорок музыкантов, женскую труппу, солистов, танцоров-мужчин, а также свой технический персонал: костюмера, гримера, осветителей, так что в общей сложности набирается около ста человек.

— Зачем так много?

Импресарио улыбнулся — привычной, заученной улыбкой.

— Да, этот вопрос нам задают постоянно. Для исполнения настоящей самбы достаточно нескольких музыкантов и одной танцовщицы. Но мы не ограничиваемся только самбой. В этом отношении мы похожи на любой из широко гастролирующих фольклорных ансамблей мира. Мы должны продемонстрировать зрелищность, яркость красок, вихревой танец кордебалета, пестроту костюмов, красоту полуобнаженного тела — для чего необходим большой коллектив. Простоватый народный танец становится стилизованным, в музыкальное сопровождение мы включаем популярные фольклорные мелодии, вместо двух барабанов звучат два десятка… — Он покачал головой. — Не можем же мы представлять Бразилию двумя барабанщиками и одной танцовщицей!

— Сколько человек присутствовало на приеме?

— Всего?

— Из ансамбля.

— Человек тридцать. Солисты и несколько девушек из кордебалета в качестве, так сказать, живописного оформления.

— Почему же сейчас их нет здесь? — Голос Бришо обрел жесткость. — Ведь я просил собрать всех, кто мог познакомиться с Дюамелем.

— Девушки не имеют права знакомиться с посторонними лицами, им это категорически запрещено. Если какая-либо из них будет замечена в подобном, то моментально вылетит из ансамбля. Кстати, никаких иностранных языков они не знают. Так что на приеме они держались стайкой и пересмеивались между собой. Разумеется, я не говорю о солистках.

— А почему солистки составляют исключение?

Импресарио пожал плечами.

— Они независимые артистки и вольны вести себя, как пожелают.

— Сколько же у вас солисток?

— Двое. Сеньорита Кампос и сеньорита Рамирес.

— Почему здесь нет сеньориты Рамирес?

— Э-э… — Импресарио достал чистый, белый носовой платок, взглянул на него и рассеянно сунул обратно в карман. — Ручаюсь, что она не встречалась с господином Дюамелем. Дело в том, что она весь вечер провела со мной.

— Возможно, она видела.

— Нет. Я лично не видел и уверен, что она тоже ничего не заметила.

— Это она изображена на афише? — поинтересовался Альбер.

— Да, — ответил импресарио с плохо скрываемой гордостью.

Буасси подавил сладострастный стон, а Бришо перевел взгляд на тоненькую девушку.

— Ну, а вы? — спросил он по-испански.

— Ну, а вы? — учтивейшим тоном ответила та вопросом на вопрос. Мужчины вокруг засмеялись беззаботным смехом здоровых людей. Они сказали что-то импресарио, речь их была стремительной, певучей, импресарио, кивая головой, слушал их.

— Ребята говорят, что не они расправились с тем журналистом. Они понимают, что вы думаете на них, но это не их рук дело.

— С какой стати нам думать на них? — вежливо спросил Альбер.

— Полно, господин инспектор, не принимайте нас за дураков! — Мужчина в светлом костюме укоризненно смотрел на Лелака. Тот взглянул на Шарля, а Шарль недоумевающе развел руками.

— Сожалеем, господин Дакоста, но нам не ясно, что вы имеете в виду.

— Оставьте, пожалуйста… — снова начал было Дакоста, однако, увидев выражение лица Бришо, вынужден был замолчать. — Ну… тот случай в Лондоне… — выдавил он из себя наконец.

— Вон что… — пробормотал Бришо.

— A, — откликнулся Альбер.

— Что за случай в Лондоне? — с любопытством поинтересовался Буасси.

Все трое выжидательно уставились на Дакосту, тот нехотя пожал плечами.

— Парни поколотили нескольких человек. — При виде недоуменных, любопытствующих взглядов импресарио взорвался: — Не притворяйтесь, будто не слышали об этом! И в газетах писали, и по телевидению передавали, что тогда случилось. После выступления ансамбля за кулисы ворвалась толпа молодежи и начала хулиганить. Разумеется, мы сразу же вызвали полицию, но прежде чем полицейские подоспели, уже случилась беда. Танцоры ввязались в драку — в особенности эти четверо. Видите ли, они у нас лучшие солисты, и до того, как заключили контракт с ансамблем, у каждого из них была своя собственная школа.

Полицейские понимающе кивнули, хотя им не ясно было, что имеет в виду Дакоста. Почему, спрашивается, солисты должны быть задиристее, чем прочие танцоры? Однако было видно, что импресарио вкладывает серьезный смысл в свои слова.

— Нескольких пареньков пришлось увезти в больницу, и один из них до сих пор находится на грани жизни и смерти.

— Ага… — снова пробормотали трое полицейских.

В фойе воцарилось тяжелое молчание. Танцоры заметно помрачнели. Шарль негромко кашлянул.

— А какие основания считать, что не они поколотили господина Дюамеля? Чуть посильнее, чем требовалось?

— До полуночи они не покидали театра, я опросил всю труппу. Все это время танцоры были на приеме, а затем вместе вернулись на такси в гостиницу, где и оставались.

Альбер и Бришо с лихорадочной быстротой делали пометки в блокнотах. Возможно, эти факты удастся проверить. В театре дежурит швейцар, он мог видеть, когда танцоры ушли. Глядишь, отыщется и шофер такси. Портье гостиницы может вспомнить, когда они брали ключи от номера и сколько было человек.