— Мадам… — заговорил Бришо тихо и торжественно, словно желая сообщить какую-то важную тайну. — В каких отношениях вы были с мосье Дюамелем?
— Кто вам сказал? — Она свирепо посмотрела на него. — Надеюсь, не мой муж?
— Нет, нет, — успокоил ее Шарль. — Мосье Дюамель вел регистрацию всех своих знакомых дам.
— Господи… — прошептала женщина. Худое лицо ее подурнело от испуга. Под красным халатом угадывались очертания крепкого тела маленькой хищницы. — Что будет, если это попадет в руки моего мужа?
Трое полицейских переглянулись.
— А что будет?
— Он меня убьет, — убежденно произнесла женщина. — Вы не поверите, как он ревнив.
— Убьет вас или вашего любовника? — спросил Шарль.
— Меня. Он на мне женился, я поклялась ему в верности. В поведении мужчины он счел бы измену естественной.
— Да? Даже в том случае, если это его друг или подчиненный?
Ответа они не получили. Мадам Лафронд разглядывала пальцы своих ног. У нее были красивые ноги, с тонкими маленькими пальцами.
— С каких пор начались ваши отношения с мосье Дюамелем?
— Со встречи Нового года. Он вышел на кухню, чтобы помочь мне. До того весь вечер что-то нашептывал мне на ухо и…
— Вашему мужу ничего не бросилось в глаза?
— Нет. Они пили, как лошади. Муж вообще не умеет пить и не пьет, разве что когда необходимо. Мы могли заняться любовью у него на глазах, он все равно бы не заметил.
— Но вы занимались этим не у него на глазах?
Ласка хихикнула.
— Нет. В кухне.
— А потом?
— В гараже. Там полно больших колонн, и днем ни одна душа туда не заглядывает.
Шарль взглянул на Альбера, потом удовлетворенно откинулся в кресле и вынул пачку сигарет.
— Разрешите?
Мадам Лафронд, наклонилась вперед, чтобы тоже взять сигарету. Казалось, у нее нет позвоночника.
— Вы позволите один вопрос? — спросил Альбер. — Можете посчитать любопытством, но это важно для следствия. Чем вас покорил Дюамель?
Женщина задумалась.
— Не знаю.
— Нельзя сказать, что он был недурен собой.
— Нет. Когда гости ушли и мы легли спать, я подумала об этом. Если уж я изменяю мужу, то почему с таким уродом?
— И почему же?
— Не знаю. Может, я в тот раз много выпила.
Она мягко ступила на ковер.
— Выпьете что-нибудь? — Мадам Лафронд подкатила сервировочный. столик и, ожидая, что они выберут, смотрела на них взглядом хорошенькой официантки в экзотическом приключенческом фильме.
— Вы здесь не зябнете? — спросил Буасси, который пить сейчас не мог.
— Нет. Я привыкла. В доме моей матери едва топили. Горячая, вода бывала только раз в неделю, туалет находился во дворе. Но я не знакома ни с насморком, ни с простудой, — добавила она с гордостью.
— Дюамель говорил вам комплименты?
— Какие комплименты?
— Ну, я имею в виду… Быть может, он покорил вас красивыми словами…
— Может быть, не знаю. Ничего такого не припоминаю.
— Но чем же он вас покорил? — Обычно Альбер не бывал так настойчив с женщинами. Но с мадам Лафронд он не ощущал ни застенчивости, ни смущения.
— Он и не покорял меня, Но когда я опомнилась, то была уже его любовницей.
Они чокнулись, женщина, снова сидя по-турецки, Альберт и Шарль с трудом наклонясь из глубоких кресел, оба чувствовали, что у них возникло какое-то странное сообщничество с этой женщиной и даже почудилось, что и выпили они за то, чтобы все это осталось между ними. В ней ощущалось что-то от восточной рабыни-подавальщицы, казалось, мужчинам стоит лишь сделать знак, и она исполнит танец живота или станет угождать каким-либо иным их прихотям. И у них появилось желание повелевать ею — просто ради самого удовольствия отдавать приказания.
— Позу лотоса вы тоже умеете делать?
— Это как?
— Левую ступню положить на правое бедро, а правую на левое.
— Так?
Альберт сглотнул.
— Так.
Сам он более десяти лет пытался принять эту позу, но суставы не повиновались ему. Он выпил и даже зашипел. Коньяк обжег пораненный рот. Он поставил на стеклянный столик рюмку и встал. Положил руку на плечо мадам Лафронд, ощутил под ладонью круглые, упругие мышцы. Женщина склонила голову набок и взглянула на него.
— Вас побили?
Альбер другой рукой провел по украшавшей его щеку синей опухоли. Стало больно. Шарль допил коньяк и вскочил. Буасси кашлянул, положил обе ладони на подлокотники и поднялся. Они очень благодарны за все, будьте совершенно спокойны, на них можно положиться… затем дверь за ними захлопнулась, и, когда Альбер опомнился, они уже стояли на лестничной клетке, украшенной гипсовыми закорючками и золотыми украшениями. Вызывать лифт они не стали, спустились пешком.
* * *
— По-моему, его фонарь под глазом ей понравился.
— Он делает лицо Лелака таким мужественным.
Альбер откинул голову на спинку сиденья и закрыл глаза. Этот текст приятели выдавали с тех пор, как сели в машину. Прозвучало несколько замечаний, оценивающих фигуру мадам Лафронд, затем последовали предположения обоих специалистов о том, каких результатов можно от нее ожидать. Остальное относилось к начинавшемуся роману Альбера.
— А как они глядели друг на друга в дверях, когда прощались… У меня чуть сердце не разорвалось.
— Если в ближайшее время мы не увидим Альбера, будем искать его в гараже.
— Только бы Марта не узнала.
Альберу начало надоедать.
— Ладно, великие умники! Только вы забыли спросить у мадам Лафронд, где был ее муж в субботу вечером.
Хихиканье прекратилось. Буасси сбавил скорость и подтянулся к тротуару.
— Вернемся назад?
— Да, — сказал Шарль. — Или лучше не надо. Остановись у телефона-автомата.
Они припарковались между двух автомобилей под прямым углом. Шарль выскочил из машины. Конечно, они могли спросить у Лафронда, где он был в субботу вечером, но это было бы серьезной ошибкой. Бришо обдумал все это в одно мгновение после того, как Альбер умолк. Если Лафронд виновен, не стоит его предупреждать. Если он не виновен, обидно настраивать против себя влиятельного человека. Если главному редактору неизвестно о его рогах, он не поймет, почему его вдруг заподозрили, и примется размышлять. Зачем выдавать женщину? Совершенно лишнее.
Автомат был занят, пришлось ждать. Бришо оставил пальто в машине и теперь зябко ежился и подпрыгивал. Звонила худая молодая женщина. Ее рот двигался так, словно она разминала жевательную резинку, хотя она просто говорила медленно, но без единой паузы. Взглянув на Шарля, она отвернулась и продолжала разговаривать.
Альбер, сложив ноги крест-накрест, с наслаждением наблюдал за сценкой. Буасси слегка убавил обогрев, в машине было жарко. Шарль легонько постучал по плечу женщины и что-то сказал ей. Та положила трубку и оскорбленно удалилась, однако, пройдя несколько метров, что-то сказала ему. Бришо повернулся к ней спиной. Вынул блокнот и набрал номер. Говорил он коротко, чуть погодя прибежал обратно в машину и, дрожа от холода, бросился на заднее сиденье.
— Не отгадаете, — с удовлетворением сказал он, потирая руки и бедра. — Малышка сказала, что ее муж был в театре. Смотрел какой-то бразильский ансамбль, а потом присутствовал у них на приеме. Вернулся домой поздно ночью. Ну, что скажете?
Буасси присвистнул, Альбер промолчал, словно сообщение вообще было ему безразлично. Ладно, проверим и это. Но в душе он оставался верен версии с допингом.
— Да, и еще кое-что, — добавил Бришо. — Мадам Лафронд просила тебя поцеловать.
Они направились к центру.
Альбер вышел из машины, Лафронд его не интересовал, он сказал, что поедет на такси к Риве. Буасси покачал головой.
— Ты всерьез считаешь, что этот тощий маленький старикашка мог убить того бегемота?
— А почему бы нет? Может, ему кто-то помогал.
Бришо наблюдал, как Буасси выруливает на официальную стоянку «Пари суар», и следил за лицом сторожа, который только кивнул, чтобы они въезжали; Это был пожилой человек, явно бывший полицейский, который умел отличать полицейские машины и без опознавательных надписей.