Особый подарок нужен Марте, которая скоро наградит его еще одним младенцем. Если это будет, наконец, девочка, он начнет по старинке копить ей приданое.

Все было готово у Кривого Джима.

Майкл Никсон, вознамерившийся стать сенатором, взошел на трибуну.

Репродукторы разносили по площади его голос, и Кривой — Джим отлично слышал его слова. Он решил поиграть со своей жертвой, как кошка с мышкой, дать ему поболтать немного.

«О чем он там говорит? Конечно, о ядерных бомбах. Все только и болтают о них, словно ничего нет интереснее. Ну кто будет их применять в самом деле, чтобы лишиться всего, что имеешь? Постой, он не просто о бомбах вспоминает, а еще и о каких-то мостах. И верно, мосты нужны между народами, и папаше оберштурмбанфюреру Пфальке мост был нужен, чтобы попасть через океан. Воздушный. Мосты, когда надо, всегда к месту.

Ну ладно, пожалуй, хватит. Что он еще хочет? Строить мост через океан? Через Северный полюс? Да его не на тот свет надо отправить, а в психиатрическую лечебницу для проведения опытов, о которых мечтал отец. Жаль, нет таких отцовских лечебниц. Приходится таких буйнопомешанных успокаивать другими добросердечными средствами».

Кривой Джим, привычно щурясь, заглянул в оптический прицел, чуть отвел ствол винтовки в сторону, чтобы перекрест нитей пришелся на сердце Рыжего Майкла.

«Ну еще что? Ну давай, давай, залепляй уши. Обещаешь с помощью подводного моста через Ледовитый океан оживить американскую промышленность? Покончить с безработицей? Всех на тяжелую работу тянешь? Может быть, и Кривого Джима пригласишь какие-то там железки таскать? Сейчас мы тебе железку в сердце пошлем, вернее, свинчатку. Мгновенно и безболезненно. Благодарить надо! За квалификацию!»

Кривой Джим нажал спусковой крючок. Винтовка привычно чуть отдала в плечо. Майкл Никсон, Рыжий Майкл, имени которого Кривой Джим даже не знал, должен был упасть замертво на руки стоявших подле него политических боссов. Ведь Кривой Джим не промахивался, в особенности при стрельбе с комфортом. Кривой Джим поторапливался смотаться, пока там начнется кутерьма. Он уже набрал пылесосной пыли, чтобы засыпать разъем оконной рамы, и вдруг услышал продолжающуюся речь как будто живого Майкла. Или ока записана была на ленту? Но, взглянув на трибуну. Кривой Джим на мгновение потерял власть над собой. Его профессиональное самолюбие оказалось задетым. Этот оратор продолжал говорить, словно пуля не угодила ему под третье ребро. Быть такого не может! Оптический прицел, штатив, упор, верный глаз Кривого Джима!

«Подожди! Вызываешь, как говорится, на „бис“! Получай!»

Кривой Джим прицелился еще раз, чего ему никогда не приходилось делать! Что скажут боссы из синдиката? Позор! Фигура перед микрофоном стала ненавистной. Второй хлопок, пуля никак не могла пройти мимо цели, не могла! Тут был точный расчет!

Но Майкл продолжал говорить.

А на площади все-таки началась кутерьма! Значит, пули все-таки долетели до чертовой трибуны! В толпе зашумели, в ней сам собой открылся живой коридор в направлении дома, откуда еще не сбежал Кривой Джим.

Надо уходить, пока не поздно. Первый раз у Кривого Джима не осталось времени, чтобы замаскировать пылью и паутиной разъем рамы окна и собрать свое оборудование. Им овладел жуткий страх за себя. Он поспешно выскользнул из комнаты. Старуха, должно быть, не услышала хлопков или трусила. Осторожно Джим прикрыл за собой выходную дверь, через задний ход поднялся по наружной лестнице на верхний этаж, там перешел в самый крайний подъезд дома, выходивший не на площадь, а на другую улицу. Там спустился по парадной лестнице, смешался с возбужденной толпой и, забыв о своей прославленной молчаливости, стал громче всех кричать, требуя ареста негодяя, покушавшегося на оратора.

Непостижимым образом оратор был жив и здоров, и его огненная, известная по фотографиям «Рыжего процесса» шевелюра горела на солнце.

Джим ничего не понимал. Ужас овладел им. Неужели угас его талант и он подобен теперь всем ублюдкам, которым не подыскать заработка? А дети? Как же он мог промахнуться? Как мог?

Но Кривой Джим напрасно корил себя. Он оба раза не промахнулся. Пули его винтовки с оптическим прицелом дважды ударились в область сердца Майкла Никсона, и дважды расплющились об надетый под белоснежной рубашкой с распахнутым воротом панцирь пуленепробиваемой стали, патент на которую был выдан Американским патентным ведомством на имя инженера Герберта Кандербля.

Кривой Джим выбрался из толпы и в самом подавленном настроении побрел домой. Народ на площади за его спиной бурлил, требуя вмешательства полиции. Но стражей порядка не было, они явно не спешили прибыть на место происшествия. Джим даже пожалел о своей поспешности и оставленной винтовке с оптическим прицелом. И как теперь сложатся его отношения с синдикатом?

Шансы у Майкла Никсона на избрание сенатором штата благодаря «усердию» Кривого Джима необычайно возросли.

Под ярким южным солнцем город выглядел ослепительно белым. Он меньше всего походил на американские города из стекла и бетона со стандартными небоскребами, крикливыми витринами и рекламами, с шумными сабвеями-подземками, с обрывками прочитанных газет на тротуарах и тоскливо ожидающими у светофора автомобилями.

Столица Соединенных Штатов Америки скорее напоминала тихую провинцию. Уютные, скрытые зеленью домики, тихие улочки, двух-, трехэтажные дома на проспектах, колонны на фронтонах зданий, парки, памятники: Вашингтону — остроконечный, устремленный вверх обелиск. Линкольну, изображенному сидящим в мраморном павильоне, со ступенек которого выступают ораторы на митингах, и еще много других памятников, даже, быть может, слишком много для всего лишь 250-летней истории американского государства; наконец, неторопливость прохожих, южная лень и какая-то старомодность как отличительная особенность Вашингтона.

Прохожие, водители, владельцы и пассажиры автомобилей — преимущественно негры. Ведь едва ли не больше половины населения столицы США, расположенной в южном округе Колумбия, — цветные!

Белых больше встретишь в центре, у правительственных зданий департаментов, около Капитолия…

Стеклянный купол Капитолия, где заседают палата представителей и сенат, возвышается над деревьями густого, аккуратно выметенного и подстриженного парка. По горячей асфальтовой аллее, заложив руки за спину, расправив атлетические плечи, быстрым шагом, словно гуляя, а не направляясь в свой офис — в Америке по делу люди идут не спеша, а вот гуляют обязательно «бегом», — шел молодой кандидат в сенатора Майкл Никсон. Он оказался перед внушительным зданием Верховного суда США. Широчайшая мраморная лестница вела к ослепительно белым колоннам. Однако посередине нее проложили деревянную времянку с перилами. По ней, как по пароходному трапу, спускались несколько почтенных старцев. Правда, доски портили архитектуру, но отвечали официальному требованию наличия перил на любой лестнице.

Мистер Майкл Никсон увидел сухопарую фигуру члена Верховного суда мистера Ирвинга Мора и задержался, чтобы приветствовать его, высокого, худого, с бородкой «под дядю Сэма», с великолепным лбом мыслителя и тонким носом аристократа. Тот заметил молодого человека, которого по комплекции можно было принять за игрока в бейсбол или профессионального боксера легкого веса. На солнце веснушчатое лицо Майкла, как и волосы, отливало медью. Старик опустился на ступеньку и, обменявшись приветствиями, подал ему руку.

Член Верховного суда Ирвинг Мор был тем самым дополнительным членом суда, для которого поставили новое кресло рядом с прежними, огромными, с высокими спинками, тяжелыми ручками и благородно старыми. При конфликте президента или конгресса с Верховным судом, могущим принятый закон объявить противоречащим конституции, сделать ничего невозможно, но… увеличить число членов суда не запрещено, чтобы изменить в нужную сторону соотношение голосов судей.