Андрей колебался только мгновение. Взглянув через стеклянную перегородку на неподвижную фигуру брата, он открыл дверь в кабину управления.

Только когда закрылись герметические двери поезда, Степан Григорьевич вышел на платформу. Скрестив руки на груди, он стоял перед головной его частью и наблюдал за стрелкой часов. До отхода поезда оставалось четыре минуты.

Пользуясь выходящим наружу репродуктором, Андрей крикнул брату:

— До Америки два часа ходу! Через четыре часа увидимся.

— Увидимся, — без всякого выражения, как эхо, повторил Степан Григорьевич.

Стрелка электрических часов перескочила на одно деление… До отхода поезда оставалось две минуты.

— Люк! Люк! Открывайте! — послышался крики сзади.

Степан Григорьевич оглянулся. По перрону бежали два запыхавшихся человека, неся термосы.

— Скорее! Скорее! Откройте, пожалуйста! — кричали они.

— Прекратите беготню! Поезд отправляется! — грубо остановил их Степан Григорьевич.

Люди поставили термосы на мозаичный пол и растерянно смотрели на Степана Григорьевича, отирая нотные лица.

— Так ведь обед… — начал один из них.

Степан Григорьевич дал знак.

Вагон плавно тронулся. Цилиндрическое тело поезда медленно скрылось в воздушном шлюзе. Автоматически поднявшаяся крышка закрыла люк.

Послышался легкий, едва уловимый шум. Заработали насосы, выкачивающие из шлюза воздух.

На платформе никто не разговаривал. Медленно текли минуты. Наконец прибор показал достаточное разрежение. Готово! Сейчас автоматически откроется люк, отделяющий воздушный шлюз от туннеля. Через мгновение поезд помчится по туннелю, набирая скорость.

Степан Григорьевич все в той же позе продолжал стоять на перроне.

Прямо перед ним зажглась сигнальная лампочка. Он круто повернулся. Поезда в шлюзе больше нет. Андрей уже мчится под водой к Северному полюсу, к Аляске.

С противоположной стороны, из-под арки туннеля, соединяющего подземный вокзал с поверхностью земли, показался другой поезд.

Когда Степан Григорьевич проходил мимо группы людей, стоявших на платформе, до него донеслись слова:

— И к обеду, и к первому восторгу встречающей толпы мы, во всяком случае, опоздаем.

Степан Григорьевич замедлил шаг. Напряженные складки появились между его бровями. Он взглянул на ожидавшую группу людей, на поезд, потом решительно подошел к вагону:

— Перевести на рельсы второго туннеля!

Водитель, думая, что ослышался, переспросил Степана Григорьевича.

— На рельсы второго туннеля! — спокойно повторил распоряжение Степан Григорьевич.

Люди на платформе переглянулись. Все знали, что поезд должен был пройти по тому же туннелю следом за первым, чтобы потом совершить обратный рейс по другой трубе.

Водитель, выполняя распоряжение заместителя начальника строительства, задним ходом повел поезд на поверхность земли, чтобы перейти там на другой путь.

Платформа опустела. Степан Григорьевич подчеркнуто неторопливым шагом прохаживался по ней, то и дело поглядывая на часы.

Но вот наконец показались цилиндрические вагоны. Степан Григорьевич с несвойственной ему поспешностью спрыгнул вниз на рельсы и по маленькой лесенке забрался в кабину управления.

С момента отхода первого поезда прошло пятнадцать минут. Он уже мчался сейчас где-то километров за четыреста от советских берегов.

На противоположном конце мурманского меридиана, на берегу Аляски, в городе Туннель-сити, ждали прибытия первого сверхскоростного поезда. Толпы людей забили вокзальную площадь и все прилегающие улицы. Каждые пять минут инженер Вандермайер, помощник знаменитого Герберта Кандербля, объявлял о ходе испытаний. Десятки репродукторов разносили его голос:

— Хэлло! Леди и джентльмены! Сейчас со мной говорил мистер Эндрью Корнейв. Поезд развивает нормальную скорость — две тысячи километров в час. Прошло четверть часа, как он покинул шлюз станции Мурманск. Пройдено четыреста семьдесят пять километров. Поезд везет в Америку много спешных писем и европейских газет.

Коле Смирнову удалось попасть на платформу подземного вокзала Туннель-сити. Он стоял в плотной толпе репортеров, рабочих и инженеров, допущенных на испытание. Его плечо упиралось в грудь американскому рабочему Сэму Диксу, работавшему в американском доке почти все годы строительства Арктического моста. Коля не говорил по-английски, американец не понимал по-русски, но тем не менее они оживленно беседовали.

— Хэлло, Сэм! Каково? Скорее бы!.. Хариап. Понял?

Сэм Дикс согласно кивал, посасывая маленькую трубку.

Оба они, задрав головы, следили за движущейся стрелкой на огромном циферблате, отмечавшей движение поезда в туннеле.

— Смотри, Сэм! Бежит, бежит! А та, другая, на соседнем циферблате, стоит. Это стрелка другого тоннеля. Секонд. Понимаешь? Андерстенд?

— Иес, иес!

Стрелка перешла черту — пятьсот километров. В толпе закричали. Кто-то подбросил шляпу.

Высоко над толпой в стеклянной будочке в торжественной неподвижности стоял Герберт Кандербль. Его низенький помощник с маленьким строгим лицом, украшенным тонкими усиками, держал в руке микрофон.

— Хэлло! Джентльмены! Поезд мистера Эндрью Корнейва прошел пятьсот километров. Трасса туннеля настолько выровнена, сообщает нам едущий в поезде министр Седых, что движение, несмотря на скорость, неощутимо. Из Мурманска нам посланы свежие северные цветы и замечательная русская ягода — клюква. Горячий обед, к сожалению, опоздал.

Слово «клюква» дошло до Коли. Он с воодушевлением принялся объяснять, что это за ягода. Сэм Дикс улыбался, посасывая трубку. Наконец он указал рукой на долговязую фигуру мистера Герберта Кандербля и сказал:

— Лош-шад… — потом дотронулся до своей челюсти.

— Что? Лошадиная челюсть? — Коля сразу стал серьезным. — Нет, брат, мы своих инженеров не дразним. И вам бы не надо…

Вдруг по толпе пробежал гул. Сэм затормошил Колю, указывая глазами на циферблат. Стрелка переходила деление «пятьсот пятьдесят».

— Ага! Хорошо! Гуд! Вери гуд! — говорил Сэм Дикс.

Коля взглянул на вторую стрелку и обомлел.

Она двигалась.

Что такое? Что случилось? Почему двинулась вторая стрелка? Ведь второй поезд должен был выйти из Мурманска только после того, как первый достигнет Туннель-сити. По тому же туннелю!

Через стекло кабины было видно, как Герберт Кандербль склонился над аппаратом связи. Волнение толпы все увеличивалось. Обе стрелки двигались по циферблатам.

Раздался голос Вандермайера:

— Только что получено известие: второй поезд вышел со станции Мурманск. Его ведет мистер Стэппен Корнейв. Подробности пока неизвестны. Мы следим за его движением по телеуказателю. Публику просят не волноваться.

Ничем нельзя было больше возбудить толпу, как просьбой не волноваться. Особенно беспокоились на платформах, где видна была вторая движущаяся стрелка.

Вдруг раздался чей-то голос:

— Догоняет! Клянусь честью! Разница теперь пятьсот восемнадцать километров, а была пятьсот пятьдесят.

Толпа загудела. Люди стали пробиваться ближе к циферблатам. Началась давка. Кое-кто пустил в ход кулаки. Но было слишком тесно, и драки не получилось.

Внезапно наступила тишина.

— Понимаешь, — шептал Коля, — впрямь нагоняет! Пятьсот семь километров между ними… пятьсот пять уже. Как же так? А?

— Гонка! Подводные гонки! — послышалось в толпе.

Поднялся невообразимый шум. Люди кричали каждый свое, поднимались на носки, хотя стрелки всем были прекрасно видны.

Вандермайер теперь сообщал через каждые три минуты о положении поездов. Репортеры сняли с плеч коротковолновые установки и тут же передавали небывалую новость в свои редакции. Некоторые уже получили ответ, что их сообщение печатается в экстренных выпусках газет.

Телевизионные и видеокамеры то показывали два круглых устья туннеля, то движущиеся стрелки на циферблатах, то выхватывали особенно возбужденные лица людей из толпы.

— Первый поезд прошел восемьсот километров, — возвещал Вандермайер, скинувший пиджак и оставшийся в жилете. — Второй поезд идет на четыреста пятьдесят километров позади. Сообщение со вторым поездом еще не установлено.