Мальчик спрятался в тени, глядя на мать испуганными, беспокойными глазами. Она сидела на полу на холодном камне, ее взгляд был устремлен на языки пламени в черном камине, застывшее тело мерно раскачивалось взад и вперед в каком-то почти гипнотическом движении.

— Он должен умереть, вполголоса повторяла она. — Лаоклейн Макамлейд должен умереть.

Дверь позади нее со стуком отворилась, и вошел Макамлейд, высокий и грозный. На нем была кольчуга воина, голову украшал рыцарский шлем, острый конец которого защищал переносицу его орлиного лица. Меч жутко сверкнул в руке, когда он занес его над женщиной.

Охваченный одновременно страхом и яростью, мальчик рванулся вперед, забыв, что у него только небольшой короткий кинжал, не сравнимый со снаряжением и мечом Макамлейда. И тут он неожиданно заметил щель в прочных звеньях кольчуги и ударил туда; короткое лезвие вонзилось между ребер Макамлейда как раз в тот момечт, когда огромный меч начал опускаться со страшной силой. Враг, которого так долго боялись и ненавидели, пошатнулся, а затем тяжело рухнул на пол.

Женщина медленно повернулась, и мальчик почувствовал прилив радости за гордость и благодарность, которые, как он знал, он наконец-то увидит у нее на лице. Однако когда женщина повернулась, ее прямые растрепанные волосы превратились в длинные локоны, а смотревшие на него глаза из темно-голубых сделались серебристо-серыми. Изумление во взгляде этих серебристых глаз сменилось болью, которая, в свою очередь уступила место ненависти, — Риа Макамлейд смотрела на человека, убившего ее отца…

Гавин вскочил в постели, пот струился у него по спине, резкие спазмы сжали живот. Нет, это просто слабость. Сумасшествие. Лаоклейн Макамлейд должен умереть. Не стоит думать о девчонке.

Густая изморось объединила усилия с безлунной темной ночью, скрывая действия небольшой группы людей возле самого основания стены замка. Даже Салек, находящийся всего в десяти шагах от них, с трудом мог различить людей, забрасывавших камнями маленький ручей. Его мысли витали далеко, он вспоминал истории из далекого прошлого.

Чарен преследовал его так же, как в свое время что-то преследовало его предков, и всегда с одним из двух исходов. Либо они находили свою собственную гибель, либо встречали спутницу жизни. Салек не вспоминал об этих историях с тех пор, как был ребенком, сидевшим на коленях своего дедушки. Он думал, что это просто рассказы, не относящиеся к его жизни. Ни один из членов их семьи, те, кого он помнил, не испытывали на себе то, что он чувствовал сейчас, и Салек никогда не считал себя «обреченным», как Гавин Макамлейд. Он не мог понять, почему эта интуиция или предвидение не затронули несколько поколений, но сейчас это невозможно было отрицать.

Он беспристрастно проанализировал все возможности, включая и то, что Чарен может оказаться роковым местом его гибели. Притяжение было таким волнующим, как притяжение женщины к мужчине, хотя оно исходило от замка.

— Сэр, — к нему подошел один из воинов, — поток перекрыт.

Удовлетворенно кивнув, Салек пошел взглянуть, какую преграду они соорудили. Несколько тонких струек просачивались под массивные стены Чарена, вся остальная вода поднялась и, выйдя из берегов, заливала землю между рекой и замком.

— Отличная работа, — наконец произнес Салек. — Собери людей, и возвращайтесь в лагерь, пока лучники не увидели нас на рассвете.

Салек подождал, когда последний человек исчезнет в густом тумане, поднял руку и прижал ладонь к камню. Он был захвачен появившимися ощущениями и думал: неужели каждый человек в мгновение перед смертью ощущает такое же приятное чувство полной завершенности. Если бы это было так, то никто не испытывал бы страха перед смертью. Теперь он понимал, почему его предки следовали своей судьбе, принимали ее. Он не ушел бы сейчас, даже если бы сам Гавин приказал ему.

Он возвратился в палатку Гавина и снова ничего не сказал о странном притяжении замка Чарен. Он увидел, что Гавин без устали расхаживает по маленькому пространству палатки.

Гавин взглянул на него:

— Сделали?

— Да, но я все-таки сомневаюсь, что этот ручей — единственный источник воды для замка.

— Вполне возможно, — признал Гавин. — Но часто маленькие случайности помогают выиграть войну.

Спустя несколько минут после появления Салека вошел слуга с теплым хлебом и дымящейся едой. Салек заворчал, садясь напротив Гавина:

— Так мы размякнем.

Гавин улыбнулся:

— Бьюсь об заклад, уж я-то защищу тебя.

Презрительная усмешка стала ответом на его слова. Оба хорошо знали, что именно Салек, и никто другой, чаще всего прикрывал Гавина. Легендарный Беринхард не добился бы такой славы, если бы слишком часто оглядывался назад. Это было оставлено огромному германцу, всегда находившемуся рядом.

Пять дней спустя рискованная игра Гавина удалась. Тяжелые ворота Чарена были открыты не силой оружия, не пушками и не стенобитными орудиями. Их распахнула тоненькая струйка воды, которая становилась все тоньше и наконец совсем пересохла. Лорд Морган стоял на стене и проклинал воинов, проезжавших под поднятой решеткой. Стражники внутри замка наблюдали в полном молчании, как рослые всадники из личной охраны Гавина заполняли внутренний двор.

Пока Гавин медленно обводил взглядом весь двор, его люди держали под прицелом защитников Чарена. Но с их стороны не было никаких попыток напасть на тех, кто захватил замок. По правде говоря, защитники Чарена выглядели больше возмущенными, чем разъяренными. Гавин встретился взглядом с одним из воинов, чей нагрудный символ говорил о том, что это капитан гвардии.

— Как тебя зовут?

— Ситон, мой лорд.

Гавин не стал поправлять обращение к себе. Он начал понимать, что его усилия оказывались напрасными, если каждый, с кем пересекались его пути, считал его представителем знати. Капитан встретил его взгляд честно и открыто, и Гавин расслабился.

— Ты подданный Шотландии или Англии?

Ситон казался ошеломленным:

— Я - шотландец, мой лорд. Джеймс V — мой господин.

— А ты можешь поручиться в этом за каждого находящегося здесь?

Капитан гвардии в замешательстве посмотрел на своих людей, но его глаза потемнели, когда их взгляд упал на группу отдельно стоявших мужчин. Гавин понял этот подозрительный взгляд и резким жестом приказал своим воинам окружить группу.

Лорд Чарен все еще не спустился со стены, и Гавин не ослаблял своей бдительности по отношению к защитникам замка, которые с неодобрением смотрели на своих товарищей, которых теперь подозревали в предательстве или, хуже того, считали, что они были врагами с самого начала. Голос Гавина звучал четко и громко, привлекая их внимание.

— Этот замок - мой. Вся его собственность теперь принадлежит мне. Вы можете принести мне свою клятву верности или можете сложить оружие и уйти с миром. Или, — он кивнул головой в сторону окруженной группы, — вы можете присоединиться к предателям и предстать перед Джеймсом V, королем Шотландии.

Все, как один, опустились на колени, приготовившись принести клятву новому хозяину Чарена. Гавин кивнул Салеку, чтобы тот принял клятву, а сам спешился, решив взглянуть на единственного человека, который предпочел положить свой меч на землю, чтобы покинуть стены Чарена. Когда человек снял шлем, Гавин увидел, что он больше напоминал подростка. Гавина очень удивило, что он был в полном снаряжении воина, хотя внешне напоминал женщину с короткими льняными волосами и голубыми глазами, которые сияли на солнце.

Гавин вплотную подошел к нему:

— Как тебя зовут, мальчик?

Воин-мальчик смотрел на Гавина полными ненависти глазами, проклиная Гавина своим молчанием. Его волосы были мокрыми от пота даже в этот холодный промозглый день, а одна щека была вымазана грязью. Вид его оставался презрительным и надменным. Прежде чем Гавин задал ему еще вопросы, его внимание привлекло движение на внешней лестнице, ведущей со стены.