Свет наступающего дня пробивался сквозь маленькие окошки часовни. Риа покорно склонила голову, словно молясь, как и все окружавшие, но не молилась. Сколько она ни пыталась, не могла удержаться от размышления и удивления.

Гавин Макамлейд был где-то позади нее, как и леди Беатрис. Риа старательно отвела в сторону глаза, когда проходила мимо того места, где они сидели, к счастью, отдельно друг от друга. Она твердо решила не показывать Гавкну своего мнения о его выборе любовной связи, но ей следовало быть осторожной, чтобы он не догадался. Она знала, как легко можно угадать ее мысли по лицу.

Священник закончил службу, и Риа грациозно поднялась с колеи. Фалды ее пышной юбки закружились вокруг ее стана, когда она повернулась к Катри. Поверх темных кудрей, высоко взбитых и обрамлявших лицо ее подруги, она увидела Гавина Макамлейда. Он смотрел на нее. Она позволила робкой дружеской улыбке появиться у нее на губах, а затем полностью обратила свое внимание на Катри. Она вдруг решила показать, что не проявляет к нему никакого интереса.

— Здесь так холодно. — Катри содрогнулась, плотнее закутавшись в свою накидку, чтобы защититься от холода сырых камней.

— В моей спальне горит чудесный огонь, — предложила Риа. — Я думаю, я начну вышивать рубашки для своего отца. — Рубашки лежали в белоснежной стопке льна в маленьком ящике комода. — Почему бы тебе не захватить платье, которое ты шьешь, в мою комнату, и мы бы поработали вместе?

Катри хмыкнула.

— Ты больше не будешь называть меня глупой? — спросила она, напомнив Риа о ее недавней реакции на вздохи Катри о Гавине.

— Если ты не будешь глупой, то я не буду так тебя называть, — ответила Риа, тон ее был шутливым. Ее подруга была глупой, но она все равно обожала ее. Она стала пробираться сквозь толпу в часовне, стараясь, чтобы ее взгляд не натолкнулся на высокую темноволосую фигуру, чтобы не разочароваться, если он, в свою очередь, не смотрит на нее.

Гавин намеревался поговорить с Риа, но ему помешал приблизившийся к нему паж. Мальчик, одетый в ливрею службы регента, низко поклонился, когда подошел к Гавину.

— Вас просят к лорду Олбани сейчас же, если это не причинит никаких неудобств.

Гавин улыбнулся про себя, но это никак не отразилось на его лице. Он удивился, что Олбани беспокоился о возможных неудобствах, которые могла причинить его просьба посетить его. Он кивнул:

— Где я могу найти его светлость?

— В его кабинете, сэр. Изволите проследовать за мной? — Он прокладывал путь, нисколько не сомневаясь, что Гавин следует за ним.

Гавин с сожалением увидел, как Риа и другая темноволосая девушка, которую он раньше видел с ней, грациозно прошли через двор. Вздохнув, он дальше проследовал за пажом.

Потерявшись в своих мыслях, он даже не замечал холода, хотя на нем не было плаща и ветер трепал волосы. Это было первое приглашение после его аудиенции у короля, и он не мог не думать о том, чем оно было вызвано. Его явное внимание к Риа Макамлейд? Возможно.

Покои Олбани были далеко не бедными. Большой кабинет был именно таким, каким Гавин и представлял себе приемную. Большие окна позволяли ярким утренним лучам солнца освещать каждый уголок полированного пола и отражаться от резной и инкрустированной мебели.

Гавин стоял возле одного из высоких окон и смотрел на обнаженный зимний сад. Весной, когда здесь все расцветет, он рассчитывал быть далеко отсюда, вместе с Риа.

— Беринхард? — Тот же самый паж стоял и вежливо ожидал его ответа. — Лорд Олбани просит вас войти.

Олбани окружил себя роскошью, кругом висели дорогие гобелены и яркие ковры, стояла красивая серебряная посуда. Одежда регента в равной степени показывала и его богатство, и положение в обществе — ворот и рукава были оторочены горностаем, бархатный плащ был орехового цвета, костюм под ним - темно-коричневым. Войдя в комнату, Гавин незаметно и быстро оценил все.

— Беринхард. — Регент приветствовал его, не поклонившись.

Гавин коротко поклонился.

— Или, возможно, сэр Гавин теперь? Как вы хотите, чтобы вас называли?

Гавин задумался. Германский рыцарь. Шотландский выродок. Его губы криво усмехнулись. Он бы хотел иметь титул главы клана Макамлейдов, но он еще не был готов открыть это кому-нибудь.

— Как вам будет угодно, ваша светлость.

Олбани улыбнулся. Ему импонировал этот находчивый молодой человек.

— Очень дипломатично. — Хотя он понимал, что в этом ответе не было никакой дипломатии. В глазах молодого человека было видно уважение, но это было уважение одного человека к другому, как к равному. Не было ни намека на раболепие, ни указания на то, что урожденный шотландец, рыцарь признавал неравенство в положении между ними.

Гавин пожал плечами:

— Скорее реалистично, чем дипломатично, ваша светлость. У меня есть несколько вариантов, но один не лучше другого.

— Ты огорчен?

— Нет, но и не удовлетворен.

— Хорошо. — Олбани кивнул.

Он выглядел довольным, и Гавин удивлялся почему. Он принял приглашение сесть в кресло и подождал, пока не сядет его собеседник. Добрые полчаса они разговаривали о Германии и годах, проведенных там Гавином. Когда он отвечал на вопросы, которые очень напоминали вопросы, которые задавал Джеймс V, Гавин удивлялся, не проверяли ли его. Может, юный король и его регент подозревали шотландца, превратившегося в германского рыцаря? Или, возможно, предыдущий разговор был передан регенту шпионами и теперь регент действовал по собственной воле? Гавин ничего не мог сказать. Ничего нельзя было понять и по темным глазам и спокойному выражению лица человека, который правил Шотландией. Но это не имело значения. Ответы Гавина будут такими же, потому что они правдивы.

Наконец разговор коснулся момента возвращения в Шотландию.

— Ты доволен своим возвращением?

— Да, — честно ответил Гавин, — хотя эта часть Шотландии не воспринимается мною как дом.

— Возможно, это потому, что ты никогда не жил вдоль границы. Как говорят, если хоть раз побываешь здесь, то сердце остается на границе навсегда, хотя тело может странствовать.

Гавин подумал о Лаоклейне Макамлейде и засомневался в сказанном.

— Может быть, но то же самое можно сказать и о Северной Шотландии.

— Может статься, что твое собственное владение поможет тебе пустить корни в этой части Шотландии. — Голос регента был вкрадчивым.

— Может, и так, — Гавин был осторожен. Этот человек что-то хочет от него. И ему придется подождать и посмотреть, что это будет.

Внезапно регент изменил тему разговора:

— Тебе, без сомнения, известно, что было организовано много заговоров, чтобы похитить маленького короля из Шотландии?

— Я слышал, что король Англии Генрих предпринимал такую попытку. — Гавин был осторожен и не упомянул мать Джеймса: Маргарита Тюдор недавно вернулась из Англии, где она много раз подготавливала заговоры с помощью своего брата, Генриха VIII, и своего мужа, графа Ангуса, чтобы похитить сына. Хотя было хорошо известно, что с Маргариты ни на минуту не спускали глаз, Гавин был не настолько глуп, чтобы высказывать какие-то обвинения против нее.

— Более чем одна попытка, — мягко признал Олбани. — Более чем одна. — Казалось, он на какой-то миг потерялся в своих мыслях. — Мы не сомневаемся, что будут и другие попытки, но мы подготовились.

Гавин не сомневался в этом.

— Шотландия должна сделать это.

— Это было бы легче, однако, если бы границы были надежно защищены.

Понимание разговора неожиданно лишило Гавина дара речи. Треск пламени в камине походил на рев; регент ждал ответа.

— А разве они не надежны? — спросил наконец Гавин.

Олбани пожал плечами, он выглядел больше раздраженным, чем беспокойным.

— Они достаточно надежны, но не нерушимы. Всегда находятся те, кто любит плести интриги против короны. Особенно те, у кого есть связи с Англией.