Прошло немало времени, когда он снова заговорил.

— Они увезли тебя в Атдаир.

Она с удивлением посмотрела на него:

— Как ты узнал?

— Мой отец, он мне сказал. Когда забрал меня из Аирдсганна.

— Тебе было очень плохо? — тихо спросила она, ощущая в его словах боль за прошедшие годы.

Но он не стал говорить об этом.

— Я добился успеха. Расскажи мне об Атдаире.

Она задумалась, в памяти промелькнуло болезненное воспоминание о Лиссе Макичерн, о том, как ее дядя предал ее тетю, предав тем самым и веру Риа в самых близких ей мужчин. Вместо этого она рассказала о самом замке, его роскоши и красоте окружающих холмов, где ей было разрешено бродить вместе с ее кузенами. За ними хорошо смотрели, это верно, но со стороны, — охранники никогда не нарушали их ощущения свободы.

— Ты не была там счастлива?

Риа быстро взглянула на него, удивляясь, как он смог открыть правду, несмотря на ее веселый рассказ о четверых мальчиках и их проделках:

— Я никогда не бываю счастлива вдали от Галлхиела.

— Да.

Она не могла сказать, было ли это слово пониманием ее чувств или определением его собственных ощущений. Она не могла знать, чувствовал ли он то же самое по отношению к своему дому. А его мать, скучал ли он по ней? Она не могла спросить это, у нее не поворачивался язык.

— Ты был дома за все эти прошедшие годы?

Его молчание длилось долго; она подумала, что он не хочет отвечать.

— Нет. — Гавин вспомнил о Лесли и снова подумал, жива ли она. Человек, которого он послал на север сразу после своего прибытия в Шотландию, еще не вернулся.

По одному слову она почувствовала, что у него нет желания продолжать тему, и Риа больше не задавала вопросов.

— Мы уже у ворот замка, — спокойно произнесла она.

— Должен ли я покинуть тебя? — Он хотел сделать это только ради нее, но ей не удастся ускользнуть от него, несмотря на все предосторожности пожилой леди, стремящейся защитить интересы Лаоклейна Макамлейда.

— Нет, — ее голос прозвучал очень тихо. — Меня в любом случае будут спрашивать. А я не умею лгать. — Последнюю фразу она добавила с некоторой грустью.

Гавин улыбнулся ее тону:

— Я могу научить тебя, если хочешь.

Она взглянула на него, изучая надменное очертание его подбородка, прямую линию его носа, и удивлялась, как легко он научился хитрости. Неужели он так же легко научился быть бесчестным.

Его улыбка стала еще больше, когда она вместо ответа покачала головой.

— Очень хорошо. Тогда мы встретим их вместе.

Ворота открылись, позволив им проехать, и Риа снова покачала головой, на этот раз более строго.

— Думаю, не надо. Это может все ухудшить. Я увижусь со своей госпожой одна. Теперь мне довольно часто приходится с ней встречаться. — Она соскользнула со своего коня, бросив поводья груму, который торопился помочь ей.

Грум вздохнул. Она часто поступала так с ним, спешиваясь без помощи, заставляя его чувствовать, что он плохо справлялся со своими обязанностями.

Гавин тоже не успел соскочить с коня и помочь ей. Он чувствовал, что она торопилась оставить его. Она стояла и смотрела на него, на его лице ясно читалась симпатия ко всему тому, что он для нее представлял. Он испытал неприязнь против такого открытого проявления, понимая, что это чувство было обращено не на него теперешнего, а на мальчика, каким он некогда был. Ее доверчивость очень хорошо подойдет ему, в борьбе за Галлхиел не было места для рыцарства.

— Для меня теперь будет трудно поговорить с тобой, — сказала она ему. — Она будет строго следить за мной.

— Может, тебе удастся ускользнуть, чтобы снова покататься со мной, — предположил он.

— Если меня не заточат в башне. — Ее слова прозвучали с горечью.

— Они не посмеют!

Она улыбнулась, услышав в его голосе недоумение и ярость.

— Нет, — признала она, — не посмеют. Но теперь не будет ни одного мгновения, чтобы меня не сопровождали компаньонки.

Он хотел сказать ей, что ее наказание не будет суровым и долгим, но не смог. Ведь он знал, что если понадобится, то он сам заключит ее в заточение, правда, другого рода, но все равно заточение. Она будет негодовать, и может оказаться, что даже возненавидит его. Но он не может изменить то, что должно быть. Да и не хочет.

— Я увижусь с тобой снова, девушка.

— Да, — тихо произнесла она и отвернулась, чтобы он не узнал слишком много о ее чувствах по глазам, которые, как она знала, ничего не могли скрыть. Без сомнения, он будет думать о ней как о ребенке, который находит удовольствие в воспоминаниях о своем детстве, и он, без сомнения, будет смеяться, если узнает, что все эти годы она думала о нем как о своем друге. У нее было мало друзей, хотя она была дружна со многими. Другом мог быть тот, с кем можно было поделиться своими мыслями, но здесь никто не мог понять ее страсти к запаху горных сосен и виду суровых горных склонов.

Гавин смотрел, как она удалялась, и восхищался той смесью ребенка и женщины в ней. Ее тело было телом женщины. Худенькие плечи развились в хрупкую силу женщины. Грудь стала красивой и более соблазнительной. Она и держала себя как женщина — голова высоко поднята, округлые бедра слегка покачиваются при каждом шаге.

Ребенок был открытым в мыслях и разговоре; женщина была прямой и искренней в разговоре, но умела скрывать свои мысли. Он сожалел о том, что завеса опустилась на открытый свет в ее глазах, скрывая ее от него.

На краткое мгновение Гавин увидел себя ребенком, вспомнил свое единственное намерение - захватить Галлхиел — и мечту о Риа Макамлейд. Он с проклятием отвернулся, и мгновение ушло. ***

Салек поджидал Гавина в зале и прошел с ним в маленькую комнату, единственное место, где они могли уединиться.

Гавин аккуратно снял свою накидку, положив ее на свой тюфяк, прежде чем снял кожаные перчатки.

— Удача сопутствовала тебе? — спросил Салек.

— Да. Я нашел ее одну, если не считать находившегося при ней грума. Однако я не могу полагаться на удачу, все было хорошо спланировано.

— Но у тебя не было никакого плана, как мне показалось, — суховато заметил Салек. Он протянул Гавину кувшин с пивом.

— Сейчас у меня более ясный план, чем когда-либо, — возразил Гавин. — И я нахожусь там, где хотел быть. — Он увидел удивленно приподнятую бровь Салека и с небольшой улыбкой пожал плечами. — Или очень близко. А скоро буду и там.

— Сражение, честное и открытое, решит все. — Салек видел только одно средство для достижения своей цели.

— Против всей королевской армии? — Гавина не воодушевляла такая перспектива. Иногда Салек видел некоторые вещи слишком примитивно.

Светлые прямые волосы упали Салеку на лоб. Он широко улыбнулся:

— Нам приходилось сражаться против сильных врагов.

— Да, но нам не приходилось выбирать. — Гавин легко хлопнул его по спине. — Еще будет много битв, чтобы доставить удовольствие даже тебе, Салек. Я клянусь в этом. Но не здесь и не сейчас.

Салек поднял свое пиво. Он поддержит Гавина, а для чего еще в жизни нужно сражаться?

***

В то время как двое мужчин добродушно беседовали, Риа стояла перед леди Ардит в ее небольшой комнате.

— Встреча не была назначена, я клянусь в этом. — Голос Риа был тихим, в нем слышалось отчаяние. Она не хотела, чтобы ее с позором отправили домой по указанию леди Ардит. Только не сейчас.

— Может, не назначена тобой. Но я уверена, что Беринхард прекрасно знал, что ты выехала из замка перед ним. — Взгляд старой леди был пронизывающим.

Риа опустила глаза. Она не умела лгать.

Пожилая женщина вздохнула. Она слишком хорошо знала этот яркий блеск в глазах Риа, розовый румянец на ее лице. Макамлейды будут думать, что она не слишком хорошо заботилась об их дочери, если она не положит конец всему этому.

— У меня нет желания вмешиваться в это дело, Риа. Ты должна охладить его пыл.